История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1 - Василий Сиповский

Источники Гоголевскаго реализма. Квитка. Нарѣжный.

И реализмъ первыхъ гоголевскихъ повѣстей тоже имѣетъ за собой богато-разработанную почву. Малороссійская сказка дала ему ярко-обрисованные типы упрямаго, лѣниваго хохла, богато надѣленнаго и хитростью, и юморомъ. Эта же сказка дала ему живой образъ сварливой бабы-сплетницы. Оба эти характервые типа еще въ ХVІІ в. изъ сказки попали въ народную комедію ("интермедіи" и "интерлюдіи", "вертепъ"), a затѣмъ и ту комедію, которую усердно разрабатывали малороссійскіе писатели въ родѣ Гоголя-отца, Котляревскаго, Квитки-Основьяненко, Артемовскаго-Гулака[126] и др. Кромѣ того, большое значеніе для повѣстей Гоголя имѣли и такіе талантливые бытописатели, какъ Нарѣжный. Его умѣніе рисовать жизнь Украйны и ея типы отразилось на повѣстяхъ Гоголя. Въ русской литературѣ, конечно, ближайшимъ предшественникомъ и учителемъ Гоголя былъ Пушкинъ, который сумѣлъ въ своихъ произведеніяхъ нарисовать жизнь разныхъ слоевъ русскаго общества, — между прочимъ и захолустнаго, провинціальнаго, не безъ юмора обрисовавъ интересы и идеалы русскихъ деревенскихъ дворянъ. Въ своей "Полтавѣ" онъ набросалъ яркую картину малороссійской жизни и природы.

Рылѣевъ.

Рылѣева тоже называютъ учителемъ Гоголя; для своихъ историческихъ «Думъ» онъ очень часто бралъ сюжеты изъ жизни Малороссіи; въ ея прошломъ онъ сумѣлъ найти немало героическихъ образовъ, высокихъ проявленій патріотизма и гражданской доблести.

Погодинъ.

Наконецъ, русскіе критики указываютъ на Погодина, какъ на писателя, котораго тоже, съ нѣкоторымъ правомъ, можно назвать предшественникомъ Гоголя. Среди русскихъ литераторовъ своего времени онъ былъ "одинъ изъ первыхъ, который попытался въ "картину нравовъ" включить описаніе быта низшихъ слоевъ нашего общества. Онъ сдѣлалъ больше; онъ не только описывалъ, но изображалъ этихъ намъ тогда мало знакомыхъ людей, изображалъ ихъ чувствующими и думающими, a также разговаривающими и при томъ довольно естественною рѣчью. Содержаніе повѣстей оставалось въ большинствѣ случаевъ романтическимъ, но въ выполненіи проступалъ наружу довольно откровенный реализмъ"[127] (Котляревскій).

Въ разсказахъ своихъ онъ рисовалъ драмы маленькихъ людей, — драмы, которыя разыгрывались въ купеческомъ быту ("Суженый", "Черная немочь"), мелкопомѣстномъ дворянствѣ ("Невѣста на ярмаркѣ"), опускался онъ даже до вертепа людей падшихъ, чтобы показать читателямъ, что и въ сердцахъ воровъ и мошенниковъ теплятся искры добра; касался онъ и жизни крѣпостного люда. Наконецъ, есть y него повѣсть изъ малороссійскаго быта, — это трогательный разсказъ о томъ, какъ Петрусь-бѣднякъ любилъ Наталку, какъ гордый ея отецъ не хотѣлъ отдать дочь за бѣдняка, какъ Петрусь отправился зарабатывать деньги, но, вернувшись съ деньгами, засталъ свою Наталку замужемъ зa другимъ, но больную и разоренную. Петрусь отдалъ ей всѣ свои деньги.

Отношеніе русской публики и критики къ повѣстямъ.

Успѣхъ «Вечеровъ» въ русской публикѣ былъ большой; даже придирчивая русская критика, въ общемъ, осталась довольна новой книгой. Публика русская оцѣнила въ этихъ повѣстяхъ не только яркость изображенія малороссійской жизни и природы, но и тотъ живой и искренній комизмъ, которымъ вообще не отличалась современная русская литература. Чѣмъ-то свѣжимъ, жизнерадостнымъ, неудержимо-веселымъ и молодымъ повѣяло въ русской литературѣ съ появленіемъ книги Гоголя. Съ такой точки зрѣнія похвалилъ ее Пушкинъ. Воейкову онъ писалъ: "Сейчасъ прочелъ "Вечера на хуторѣ". Они изумили меня. Вотъ настоящая веселость, искренняя, непринужденная, безъ жеманства, безъ чопорности. A мѣстами какая поэзія, какая чувствительность! Все это такъ необыкновенно въ нашей литературѣ, что я доселѣ не образумился!" He всѣ критики были такъ доброжелательны, — большинство постаралось, прежде всего, найти недостатки. Одинъ критикъ отмѣтилъ, что повѣсти страдаютъ излишнимъ реализмомъ, доходящимъ до «грубости» ("парни ведутъ себя совсѣмъ, какъ невѣжи и олухи"), что особенно бросается въ глаза рядомъ съ чрезмѣрной идеализаціей другихъ образовъ и высокопарнымъ паѳосомъ тѣхъ рѣчей, которыми обмѣниваются иногда дѣйствующія лаца. Полевой, не зная еще настоящаго автора этихъ повѣстей, заподозрилъ его въ стараніяхъ поддѣлаться подъ народность. "Этотъ пасичникъ — москаль, — писалъ онъ, — и притомъ горожанинъ; онъ неискусно воспользовался кладомъ преданій; мазки его несвязны"… Сочувственнѣе отнеслись къ Гоголю Надеждинъ и Булгаринъ. Первый указывалъ на отсутствіе въ повѣстяхъ вычурности и хитрости, естественность дѣйствующихъ лицъ и положеній, неподдѣльную веселость и невыкраденное остроуміе. Особенно нравилась ему въ повѣстяхъ выдержанность "мѣстнаго колорита". Булгаринъ хвалилъ Гоголя за стремленіе уловить духъ малороссійской и русской народности. Онъ ставитъ Гоголя выше Погодина, выше Загоскина. Особенно охотно сравнивали Гоголя съ Марлинскимъ. Это сопоставленіе особенно любопытно потому, что въ то время Марлинскій считался первымъ русскимъ романистомъ, — сравненіе съ нимъ Гоголя указываетъ, на какую высоту онъ сразу поднялся въ русскомъ самосознаніи и кого онъ долженъ былъ смѣнить, кто былъ его ближайшимъ предшественникомъ въ глазахъ русской читающей публики.

Значеніе этихъ повѣстей въ исторіи русской литературы.

Въ исторіи русской литературы "Вечера на хуторѣ близъ Диканьки" занимаютъ почетное мѣсто. Несмотря на всѣ недостатки этихъ повѣстей, онѣ были первымъ наиболѣе полнымъ и художественнымъ опытомъ нарисовать жизнь простонародья, заглянуть въ душу простого человѣяа, посмотрѣть на жизнь и природу глазами народа, заглянуть въ тотъ своеобразный міръ, міръ мистицизма, темнаго и, въ то же время, не лишеннаго красоты, о которомъ пришлось мнѣ говорить въ первыхъ главахъ 1-ой части 1-го выпуска этой книги. Если Гоголь отнесся къ изображаемому только какъ художникъ, какъ поэтъ, — то его ближайшіе послѣдователи-литераторы (особенно Григоровичъ и Тургеневъ) отнеслись къ простонародной жизни не только съ художественной стороны, — они освѣтили эту жизнь сознаніемъ общественныхъ дѣятелей, понимающихъ эту жизнь не съ показной, но съ оборотной стороны. Такое расширеніе идейнаго содержанія картины не должно умалять того факта, что всетаки учителемъ обоихъ нашихъ писателей былъ Гоголь.

"Миргородъ".

Повѣсти, вошедшія въ составъ второго гоголевскаго сборника «Миргородъ», по характеру своему и содержанію очень близко подходятъ къ тѣмъ повѣстямъ, которыя составили его первый сборникъ "Вечера на хуторѣ близъ Диканьки". Мы увидимъ здѣсь такое же смѣшеніе романтизма и реализма, увидимъ, что и сюжеты, разрабатываемые Гоголемъ въ этомъ сборникѣ, берутся изъ тѣхъ же областей малороссійской жизни, которыя равъше дали богатый и пестрый матеріалъ для его «Вечеровъ»: въ повѣсти "Вій" Гоголь вращается въ кругу народныхъ суевѣрныхъ сказаній; въ повѣстяхъ "Старосвѣтскіе помѣщики" и "Повѣсть о томъ, какъ поссорились Иванъ Ивановичъ съ Иваномъ Никифоровичемъ" — въ области мелкой жизни провинціальныхъ «существователей»; въ повѣстя "Тарасъ Бульба" Гоголь изобразилъ героическое прошлое своей родины, — взялъ тему, тоже уже затронутую въ нѣкоторыхъ повѣстяхъ изъ сборника "Вечера на хуторѣ близъ Диканьки" ("Страшная месть", "Ночь наканунѣ Ивана Купала").

Отличіе повѣстей «Миргорода» отъ "Вечеровъ".

Такимъ образомъ, отличаются эти повѣсти отъ болѣе раннихъ — не содержаніемъ и характеромъ, a большею яркостью красокъ, большею тонкостью рисунка и большею вдумчивостью, съ которою авторъ отнесся къ изображаемой имъ жизни. Такимъ образомъ, эти произведенія свидѣтельствуютъ о большей зрѣлости Гоголя, какъ художника и мыслителя, оцѣнивающаго жизнь. Такому быстрому развитію въ немъ «художника» и "судьи жизни", конечно, способствовало сближеніе съ Пушкинымъ и другими выдающимися писателями русскими того времени.

"Вій".

Повѣсть "Вій" представляетъ собою произведеніе, въ которомъ опять романтизмъ неразрывно смѣшивается съ реализмомъ: жанровыя картины смѣняются фантастическими, образы вымышленные, — какія-то мистическія чудовища, порожденіе испуганнаго воображенія народа и самого автора, стоятъ рядомъ съ самыми обыкновенными людьми. Картины природы идиллически-мирной перемѣшаны съ пейзажами, полными мистическаго ужаса и тревоги.

Роматическій элементъ въ "Віи".

а) Романтическій элементъ въ повѣсти выразился, прежде всего, въ развитіи народнаго вѣрованья въ существовавіе какого-то таинственваго Вія, въ существованіе вѣдьмъ и въ возможность ихъ общенія съ обыкновенными людьми. Красавица панночка, дочь сотника, обладаетъ способностью оборачиваться въ собаку и въ старуху; она пьетъ кровь y людей, особенно y дѣтей; она носится на плечахъ y тѣхъ парней, которые ей нравятся, и замучиваетъ ихъ. Объ ней много страшныхъ исторій знаютъ дворовые ея отца. Она находится въ общеніи и съ представителями "нечистой силы" — съ темными силами земли, которыя олицетворены въ видѣ чертей-демоновъ, и "Вія-котораго самъ Гоголь называетъ "начальникомъ гномовъ".[128]