Предательство среди зимы - Дэниел Абрахам

— Да так. Мы ведь служили вместе у западников?

— Ага, моя первая сделка.

— Ты был хорошим воином, Лачми. Учти, я это ценю.

Со змеинои быстротой вожак дернул запястьем, и воин упал на спину. Из вспоротой шеи хлынула кровь. Ота попытался отодвинуться. Вожак погрузил меч в грудь воина, бросил меч на пол повозки и изобразил в сторону умирающего позу сожаления.

— А вот в фишки ты зря жульничал.

Он переступил через труп и обратился к вознице:

— Все готово?

Возница что-то неразборчиво ответил.

— Хорошо.

Вожак небрежно перевернул Оту на живот, и путы бывшего узника ослабли.

— Мои извинения, Ота-тя. Из всего этого можешь извлечь урок: если купили наемников, это не значит, что нельзя купить их хозяев. Теперь мне понадобится твоя одежда. Уж какая есть.

Ота стащил с головы кожаный ремень и выплюнул ненавистный кляп. Прежде чем он успел что-то сказать, вожак вылез из повозки, и Оте оставалось только выполнить его приказ.

Они остановились у реки, на поляне среди белых дубов. Мост был старым и трухлявым: по такому Оте было бы страшно ехать. Из рощи вышли шестеро в серых одеждах, с охотничьими луками. Двое из них волокли утыканное стрелами тело воина, отосланного вожаком. Еще двое несли на носилках второй труп — голый и тощий. Вожак принял позу приветствия, первый лучник изобразил ответную. Ота сделал пару шагов вперед, спотыкаясь и потирая запястья. Лучники довольно улыбались. Когда они приблизились, Ота заметил на груди второго трупа сложный рисунок черной тушью. Половина брачной татуировки, какие делают на Восточных островах. Совсем как у него самого.

— Вот зачем нам твоя одежда, Ота-тя, — заявил вожак. — Этот бедолага еще долго будет плыть из притока в главное русло. Чем больше сходства, тем меньше будут присматриваться. Потом я найду тебе какую-нибудь одежонку, только сначала искупнись в реке. Уж больно долго ты не мылся.

— Кто он? — спросил Ота.

Командир пожал плечами.

— Теперь никто.

Он хлопнул Оту по плечу и направил обратно к повозке. Лучники сгружали трупы воинов в воду. Стрелы торчали из воды, как камыш. Зацепив за пояс большие пальцы, к ним подходил возница — лохматый, с окладистой седоватой бородой. Он улыбнулся Оте и изобразил позой: добро пожаловать.

— Ничего не понимаю, — растерялся Ота. — Что происходит?

— Мы тоже не понимаем, Итани-тя. Точнее, не совсем понимаем. Но происходит явно что-то ужасное, — ответил возница, и Ота разинул рот: к нему обратился голос Амиита Фосса, его распорядителя из дома Сиянти! Амиит ухмыльнулся в бороду. — Причем не с тобой.

9

Первые несколько вдохов она думала, что родилась заново. Она не понимала, кто она, где она, забыла о прошлой ночи и предстоящем дне. Были только ощущения — тепло чьего-то тела рядом, хрусткая мягкость постели, сетчатый полог в лучах рассветного солнца, аромат черного чая на подносе служанки, ступавшей тихо, как кошка. Идаан села, уже почти улыбнулась — и тут ее затопил черный поток воспоминаний. Она встала и оделась. Адра пошевелился и застонал.

— Тебе пора, — сказала она, поднимая железный чайник. — Все думают, что ты поедешь на охоту.

Адра сел, растрепанный, почесал спину и зевнул. Он выглядел старше, чем вчера, или Идаан просто так показалось. Она налила чаю себе и ему.

— Его нашли? — спросил Адра.

— Я еще не слышала криков и причитаний. Полагаю, нет.

Идаан протянула ему фарфоровую пиалу. Фарфор был тонким, почти прозрачным, и обжигающе горячим, но Идаан даже не поморщилась. Адра взял пиалу и залпом выпил почти кипящую жидкость. Видимо, от собственного поступка у них отнялись все чувства, подумала Идаан.

— А ты, Идаан-кя?

— Я в баню. Встретимся позже.

Адра допил чай, поморщился, словно это было перегнанное вино, и принял позу прощания. Идаан изобразила ответную.

Когда Адра ушел, она отправилась в баню на женскую половину и едва успела вымыть голову, как поднялся крик. Хай Мати мертв! Зверски убит в собственных покоях! Идаан вытерлась куском ткани и пошла навстречу брату. Она прошла полпути и лишь тогда осознала, что ее лицо не накрашено. Как ни странно, сейчас ей это было не нужно.

Данат ходил из стороны в сторону по просторному залу. Стук его сапог отдавался эхом меж высоких мраморных арок. При виде брата Идаан подняла подбородок, но не приняла традиционную позу. Данат остановился. Оба долго молчали.

— Ты уже слышала, — наконец произнес он.

Это не было вопросом.

— Расскажи сам.

— Ота убил нашего отца.

— Тогда да. Слышала.

Данат опять начал ходить, теребя собственные пальцы, словно пытался стереть с них что-то липкое. Идаан не шевелилась.

— Не знаю, как он умудрился, сестра! Во дворцах у него должна быть поддержка. Охрана в башне перебита.

— Как он добрался до отца? — спросила Идаан без всякого интереса. — Вероятно, выведал тайный проход во дворцы. Иначе его бы заметили…

Данат покачал головой. Идаан видела гнев и боль брата, они отзывались в ее собственной груди. Однако в придачу к этому Данатом овладел суеверный ужас. Выскочка спасся из плена, ударил город в самое сердце и стал для брата страшнее, чем Черный Хаос.

— Нужно защитить город! — выпалил Данат. — Я созвал больше стражников. Никуда не выходи. Мы не знаем, как далеко зайдет его месть.

— Ты его просто так отпустишь? — возмутилась Идаан. — Не поймаешь?

— Он располагает небывалыми силами. Видишь, что натворил?.. Пока я во всем не разобрался, я против него не пойду.

Замысел вот-вот провалится. Данат хочет отсидеться во дворце с охраной, как ребенок под одеялом. Идаан вздохнула: все надо делать самой.

— Адра Ваунёги собирался ехать на охоту, за свежим мясом к свадебному пиру. Сиди дома, Данат-кя. Я принесу тебе голову Оты.

Она отвернулась и пошла прочь. Нельзя колебаться, нельзя звать его с собой. Любое сомнение он заметит по походке. На миг Идаан сама поверила, что найдет убийцу отца, поскачет по предместьям и полям за злобным Отой Мати, предавшим семью. Голос Даната остановил ее.

— Идаан, я тебе запрещаю! Не смей!

Она остановилась и посмотрела на Даната. Тот был уже полнее отца; подбородок обвис складками. Идаан приняла позу несогласия.

— Между прочим, я сносно стреляю из лука. Я найду убийцу. И увижу его смерть.

— Ты моя младшая сестренка, — возразил Данат. — Ты не должна так себя вести!

В ней вспыхнуло что-то темное и жаркое. Она ступила к Данату, задрожав от гнева, как лист на ветру.

— Не должна, потому что тебя опозорю? У меня груди, а у тебя член, и я должна нацепить на себя намордник? Да? Не выйдет! Ты меня слышишь? Я не допущу, чтобы мной управляли, я не буду ничьей собственностью и ничем не поступлюсь ради твоей гордыни. Нет, братец, дело зашло слишком далеко. Если женщины кротко прячутся в тень, будь женщиной сам. Посмотрим, как тебе это понравится!