Оркестр меньшинств - Чигози Обиома
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это его обеспокоило. Он безмолвно ругал себя за такую небрежность, которую можно было истолковать как неблагодарность, а потому решил немедленно позвонить Джамике. Он вставил в телефон сим-карту, купленную у уличного продавца в киоске перед отелем, набрал номер. Джамике не отвечал, потом какой-то голос заговорил на иностранном языке, за этим последовал английский перевод. Мой хозяин рассмеялся, услышав эти слова и то, как они были сказаны. Потом попробовал еще раз, и теперь Джамике ответил:
– Что за идиот телефонит тут по ночам?
Его словно палкой ударили по спине. Он хотел было ничего не говорить, чтобы Джамике никогда не узнал, кто звонил и кто настолько глуп, что не подумал о разных часовых поясах, но он слишком смутился и не контролировал себя так, как ему хотелось бы.
– Эй, я же спрашиваю, кто там?
– Извини, братишка, – сказал он, – это я.
– Ааа, Бобо Соло!
– Да, я. Извини…
– Нет-нет-нет, чувак. Извинять нет чего. Я только пришел. Был…
Голос Джамике исчез за стеной неразборчивых звуков, потом появился снова с нестройным эхом слов на игбо, потом – снова стена.
– Джами, ты меня слышишь? Алло? – сказал он.
– Да, Бобо Соло. А ты меня?
Разговор прервался предупреждением о скором отсоединении. Когда предупреждение закончилось, зазвучал голос Джамике:
– Вот почему я тебе никогда не звоню. Так ты визу получил, Соло?
– Я сейчас в Абудже. Только сегодня.
– Молоток! Бобо Соло – чувак что надо!
– Тут…
Снова пропал звук, и телефон отключился. Мой хозяин положил его на единственный столик в номере, на котором стоял телевизор, лежали Библия, ламинированная карточка, на одной стороне которой перечислялись телевизионные каналы, а на другой – приводилось меню ресторана при отеле. В углу комнаты, у задернутой шторы, за стену цеплялся маленький таракан, закинувший назад усы. Когда мой хозяин разделся, зазвонил телефон. Он посмотрел на экран – звонила Ндали.
– Хотела узнать, как добрался, – сказала она.
– Нормально добрался, обим. Но дорога была очень плохая. Очень.
– Вини в этом Орджи Калу, твоего губернатора.
– Он сумасшедший.
Она рассмеялась, и в этот момент он услышал на заднем фоне петушиный крик.
– Ты где?
– В твоем доме.
Он помедлил немного, потом спросил:
– Почему, мамочка? Что ты там делаешь? Я же сказал: покормишь их – и иди домой.
– Нонсо, я не могу оставить их тут одних. Потому что ты путешествуешь. Кто я, ойибо или игбо?
Ее слова больно резанули его по сердцу.
– Я люблю тебя, мамочка, – сказал он. Слова в его голове сливались в единый поток, но он молчал, захваченный врасплох тем, что она сделала. – Ты их кормишь одна?
– Да, – сказала она. – И я собрала яйца.
– Сколько?
– Семь.
– Мамочка, – сказал он, а когда она ответила «Да?», замолчал. Он не понял, почему слезы вдруг подступили к его глазам. – Если ты не хочешь, чтобы я вообще уезжал из дома, я вернусь завтра. Я верну деньги за дом и не буду его продавать. Я попрошу Джамике вернуть мне деньги за обучение. Все, мамочка. В конечном счете, я ведь еще не начал учиться, ты понимаешь?
Слова полились из него с такой скоростью, что он с удивлением подумал: неужели он все это сейчас сказал? Ведь даже пока он говорил, странное умолчание составляло часть его речи. И, закончив говорить, он знал, что сказал все это только ради нее, не имея в виду делать то, о чем говорил. Он ждал ее ответа, и мысли в его голове стали вдруг легкими, как перо цыпленка.
– Я не знаю, что тебе сказать, обим, – ответила она после короткой паузы. – Ты хороший человек, очень хороший. Я тебя тоже люблю. Я поддерживаю твое решение… потому что Господь дал мне хорошего человека. – Он услышал ее глубокий вздох: – Езжай.
– Ехать, мамочка? Если ты скажешь «нет», клянусь богом, который меня сотворил, я никуда не поеду.
– Езжай.
– Хорошо, мамочка.
– Ты знаешь, что племенная курочка снова снесла розовое яичко? – сказала она.
– О, Обиагели?
– Да. Я сделала яичницу. Очень вкусно.
Они рассмеялись, а потом, когда разговор закончился и прошло некоторое время, он пожалел о своем решении уехать. Остаток этого дня, та радость, что прежде заполняла сердце моего хозяина, скрылась от него за полупрозрачной пеленой сожаления. Я, его чи, чувствовал, что он принял хорошее решение, и я был убежден, что эта его жертва не уничтожит, а еще больше укрепит любовь Ндали к нему. Чукву, если бы я только мог предвидеть будущее, такая глупая мысль не пришла бы ко мне!
К сумеркам следующего дня, когда он попал в посольство, радость вернулась и так переполнила его сердце, что по пути назад в отель он плакал, глядя на визу в паспорте и билет на рейс «Турецких авиалиний», который он купил там, где ему посоветовал Джамике. Когда он вернулся в отель, ему казалось, что с ним произошло нечто божественное. Его отец перед смертью как-то сказал ему: он уверен, его жена, мать моего хозяина, присматривает за своими детьми. Он вспомнил теперь, что отец произнес эти слова, после того как мой хозяин чудом не попал в страшную аварию. Однажды, четыре года назад, он уже сел в автобус до Абы, чтобы съездить к дядюшке, но в последнюю минуту вышел. Автобус собирался тронуться, когда появился пассажир с мясом лесной дичи в джутовом мешке. Мой хозяин сказал, что не сможет выносить этот запах так долго. Он вышел из этого автобуса и сел в другой. Он увидел тот автобус, из которого вышел, в вечерних новостях, помятый так, что и не узнать. Только двое из всех девяти пассажиров выжили. Нечто ему неизвестное, нечто такое, что даже я не мог разглядеть, привело человека с мясом в автобус и заставило моего хозяина выйти, и тем самым он избежал преждевременной смерти. Теперь он решил: то же самое нечто свело его с Джамике – рука какого-то доброжелательного бога помогла ему в трудное время. Как я уже говорил, я, его чи, считал это следствием его дара везения, который он получил в саду Чиокике.
Путь назад в отель был долгим, улицы в нескольких местах стояли в пробках. Он закрыл глаза, воображая будущее. Вот они с Ндали вместе в прекрасном доме в другой стране. С большим усилием представил он
