Революционная сага - Андрей Марченко

Но нет, за столом напротив разговаривали о материях приземленного значения.

— Завод-то его еще прапрадед заложил. — бухтел кто-то за спиной Евгения. — Тожить Григорием звали. Ну и как сделал: послал как бы не в самый Питербурх. Дескать, дозвольте своим коштом построить церковь деревянную! Ну, ему, ясен-пень, высочайше сие действо разрешают. Он, как обещано, церквушку строит… Да вот только откуда в Сам-Питербурхе знать, что церковь в селе уже имелась, да еще и кирпичная! Ну и, значица, попов переселяют в деревянную, а кирпичную разбирают. И из этих кирпичей строят в тех местах первую доменную печку! Прадед — тот тожить крут был. Говорят, приедет в какую-то деревню, да давай мужичкам горькую подливать. Проснется, бедолага с похмелья да еще и прикованный к токарному станку…

Прислушался к разговаривающим рядом, через проход. Какой-то финансист делился несложными наблюдениями за фондовым рынком смутного времени:

— Золото — оно всегда в цене. Когда больше, когда — меньше, но не обесценится оно никогда. С ассигнациями дело обстоит похуже. Особенно отечественной выделки. Положим вот доллары — еще куда не шло, или иены японские. Хотя вот ты знаешь, как иены выглядят? Я — нет… Потому фальшивщики срисуют какого-то тунгуса, краказябры вместо букв налепят и давай печатать! А наши деньги — так вообще перевод тряпья и бумаги. А курс скачет… Возьмут красные какой-то городишко — деньги белых летят в камин. Через неделю этот же городишко отобьют, и уже от большевистских дензнаков прикуривают!

За столом напротив бубнели все о том же заводе:

— А праправнук тожить его заложил металлургический завод. Сделал это в местном ломбарде. И что характерно, сделал это ровно в начале февраля семнадцатого года…

И тут дверь кабака открылась, и в кабак вошел Геллер, в одной руке держа неизменный пулемет, под мышкой другой была зажата пачка газет и журналов, купленных очевидно, рядом.

Рихард, войдя, остановился на пороге, осматривая зал. Может быть, Евгению удалось бы сделать вид, что он не заметил бывшего однополчанина. Вероятно, Рихард поступил бы так же. Но, заметив, что Евгений куда-то внимательно смотрит, Клим тоже повернулся.

— Гражданин Геллер! — крикнул он через половину зала. — И вы тут?

Через несколько минут от Рихарда, сидящего за рядом с Климом, половой уже принимал заказ.

Геллер заказал обед куда более богатый. И щи у него были не постные, а заправленные салом, к каше прилагалась отбивная. Не побрезговал Рихард и пивом.

Про себя Клим ликовал.

Ну вот, — думал он — Вот еще один идейный борец. Теперь вдвоем удастся совладать с беспартийным военспецем. Кстати…

— Товарищ Геллер! Вы тут тоже по поручению Партии?

Рихард кивнул как можно неопределенней.

— Еще скажи, по поручению какой. — ляпнул Евгений.

Клим посмотрел на него с удивлением. Причину этого Аристархов не сразу понял: оказывается, привычную фразу он не подумал про себя, а выпалил вслух. Хотел как-то сгладить сказанное, пойти на попятную, дескать, пошутил. Но увидел, что Рихард полувиновато улыбнулся.

— Вы не большевик? — споткнулся об улыбку Рихарад Клим. — Может, вы меньшевик?

А, в самом деле, ведь власть большевиков осталась где-то там, за холмами, за лесами. И появись здесь красные отряды, получат они не то чтоб удар не то чтоб в лоб, а множество мелких тычков и подзатыльников. Ничего такого, с чем невозможно справиться, если событие было бы единичным. Но сотни, тысячи таких щипков могут великана если не свалить, то довести до истерики. Будут защищать не власть, а именно местное безвластие, смутную волость.

— Боюсь, Рихард ни дня не состоял в РСДРП. - ответил Евгений. — Что называется ни «бэ» ни «мэ».

— Вы эсер? Анархист?..

Ни Рихард ни Евгений не кивнули. Впрочем, головой не покачали тоже.

— Да кто же вы на самом деле?

— Это так принципиально для вас. На свете много партий — хороших и разных.

Как раз принесли заказанное Рихардом. Он тут же приступил к трапезе. Ел с аппетитом, взгляд Клима его совершенно не тревожил.

Потому Чугункин повернулся к Аристархову:

— Ну, наконец, вы скажите!

— У нас Рихард состоит в партии всероссийской, даже мирового значения. В партии над партиями…

— Евгений, я бы попросил вас! — зашипел Геллер, оторвавшись от щей.

Но Евгений закончил:

— …в партии любителей денег. И в этой партии он «большевик» — поскольку состоит в партии любителей больших денег!

Рихард кивнул, глядя в тарелку.

— При коммунизме денег не будет. — доверительно сообщил Клим.

— Этот тезис можно обратить: пока есть деньги — не будет коммунизма. А опыт показывает, что человечество без денег — ну никуда… Вон и большевики тоже денежку печатать начали…

— Это временное явление!

А ответ на это Рихард скривился и покачал головой. Дескать, не думаю…

— И вы не воспринимаете октябрьскую революцию? — не сдавался Клим.

— Отчего же не воспринимаю. Очень даже воспринимаю. Революция — это не бульварная газетенка, которую можно игнорировать. Это свершившийся факт. Явление… Но опять же — зачем все доводить обязательно до коммунизма?

— Но Ваше отношение к революции…

— Вы не поверите, но самое положительное. Революция — молодость мира, это правда… Так что смело меня можете считать сочувствующим делу революции. Будь моя воля, я бы установил проводить революции раз в тридцать-сорок лет. Чтоб дерьмо не застаивалось. Сейчас страна обновиться, помолодеет. А потом все вернется на круги своя. То бишь дерьмо всплывет. И вместо диктатуры пролетариата мы получим тиранию безумца вроде Царя Гороха или еще хуже — Ивана Грозного.

— После победы мировой пролетарской революции, революций уже не будет! Это последняя революция!!!

Геллер кивнул

— Вот тут же в здании есть аптека. Я бы вам посоветовал купить валлиумные капли. Говорят, успокаивают. Только вы с ними осторожней. Во-первых, от них можно успокоиться раз и навсегда. Во вторых, иногда возникает привыкание, как от абсента или кокаина.

— Вы знаете, Рихард, я пробовал их пить… — неожиданно вступился за Клима Евгений. — Как видите — пока жив. А что касается наркомании, то они мне не приносят покоя, а, значит, и привыкания.

— Вино в таких случаях помогает… — осторожно посоветовал Рихард.

— В таких случаях хорошо помогает яд. Но мне его не продают, говорят, молод еще, нет шестидесяти лет…

Хотя Геллер и есть начал позже всех, щи он уже закончил. За сим вытер миску хлебом, и бросил его в рот. Поменял тарелки, принялся за кашу с отбивной. Попробовал разрезать мясо тупым ножом, но вместо того поцарапал миску еще более.

Ругнулся.

— При изготовлении этой отбивной ни одно животное не пострадало. Это я слышал, у Нобеля в Баку находились умельцы, которые из керосина самогон гнали, а из гудрона варили вещество, которое от этой отбивной не отличается ни цветом, ни запахом ни консистЭнцией не отличается. Резина называется.

Геллер именно так и произнес это слово, что в нем явно слышалось большое, очень большое «Э».

Но все же справился, отделил от этой отбивной кусочек, бросил его в рот. Победу отметил глотком пива. Посмотрел на Аристархова:

— А вы, я так посмотрю, тоже уже не с красными?

Сказано это было ровно тем тоном, что еще бы немного и слова Геллера услышали бы за соседним столом. Может быть, сразу бы драки и не случилось, а вот дальше? Кто его знает?.. Большевиков здесь не любили.

Аристархов скосил взгляд на пулемет Рихарда. И Чуть было е подавился своими щами. Через прорези в магазине было видно пули.

— Ты, я смотрю при деле? — спросил Евгений.

— Ага…

— И я даже догадываюсь при каком.

— Да ну?

— У тебя пулемет заряжен серебряными пулями.

Геллер удивленно посмотрел на свой пулемет, будто увидел его впервые.

— Неужели? Вот ведь мерзавец, оружейник — надул все-таки. Я ведь просил обыкновенные! Оно, знаете ли, пулемет французский, у нас такие патроны найти трудно: Лебель, восемь на пятьдесят миллиметров. Не знаете, где взять?

— Погоди не части, — оборвал его Аристархов.

И замолчал сам.

А, собственно, в чем дело?.. У Геллера в оружии серебро. Но ведь пуля пусть и серебряная остается пулей. Она и против живых сгодиться. Есть байки, что она против нечисти пойдет… Так что серебряная пуля — довольно практично, хотя и дороговато.

— А вы что, в курсе тех дел, для которых могут сгодиться серебряные пули? — с деланным безразличием спросил Геллер.

— Ну да! — резво начал Чугункин, но тут же ощутил под столом тычок от Аристархова.

— Ну да… — ленивым тоном продолжил Евгений, — весь уезд, вся губерния шумит. Говорят, развелось нечисти, больше чем царского офицерья.

Царских офицеров здесь тоже не любили. Даже бывших. Здесь вообще никого не любили.