История московских кладбищ. Под кровом вечной тишины - Юрий Рябинин

Ко всяким поощрениям со стороны государства и льготам, что для многих писателей было главной целью их творчества, Богомолов относился в высшей степени безразлично. В восьмидесятые годы Владимир Осипович в числе еще целой группы писателей был выдвинут на награждение орденом Трудового Красного Знамени. Ему позвонили из Кремля и пригласили явиться за наградой. Богомолов сказал коротко: «Не пойду». «Отчего же?» — недоуменно спросили его. «Меня не пустят в Кремль в кедах», — запросто ответил Богомолов и повесил трубку. Дело, конечно, было не в одежде. Просто, поняв, что это обычная подачка власти своей идеологической клаке, Богомолов решительно отказался участвовать в такой акции.

Могила Богомолова находится позади колумбария рядом с актрисой Ниной Афанасьевной Сазоновой (1916–2003). Похороны его были организованы комитетом госбезопасности — с почетным караулом, военным оркестром, салютом. Когда жена, спустя несколько дней, пришла навестить могилку, она не обнаружила там портрета покойного мужа: по всей видимости, его прихватили какие-то почитатели творчества Богомолова. Она страшно расстроилась. Но могильщики, люди многоопытные, нашли слова, чтобы как-то успокоить безутешную вдову. Они сказали, что были бы счастливы, если бы когда-нибудь с их могилы украли портрет.

Похожее отношение к привилегиям, доставляемым человеку писательским статусом, было и у лауреата Сталинской премии Григория Медынского. Близко знавший писателя историк-москвовед Алексей Алякринский рассказывает, что в 1941 году Медынский, уже немолодой человек, пришел в военкомат записываться в армию добровольцем. Он к этому времени был довольно известным и, если бы не захотел вместе с прочими членами союза эвакуироваться куда-нибудь в безопасный тыл, то, по крайней мере, мог бы пристроиться военкором в одну из газет. Медынский же просился именно в строй. Но едва в военкомате увидели толстенные линзы у него на глазах, от услуг такого бойца тотчас отказались. Тогда Медынский пошел простым рабочим на завод, чтобы хотя бы трудом своим у станка или на конвейере способствовать общему делу. Но и к станку едва видевшего Медынского не допустили. Ему доверили лишь исполнять обязанности контролера в заводском ОТК: чтобы измерять снаряды калибром, зрение не так уж и важно, это можно делать на ощупь. К бумагам писатель вернулся уже после победы. Особенно известны романы Григория Медынского — «Честь» (1959) и «Трудная книга» (1964).

На Ваганькове находятся могилы самых выдающихся российских художников, скульпторов, архитекторов. Здесь похоронены: Александр Васильевич Логановский (1810 (1812?)— 855) — автор барельефов на первом храме Христа; Василий Андреевич Тропинин (1776–1857); Михаил Доримедонтович Быковский (1801–885); Василий Владимирович Пукирев (1832–1890); Дмитрий Николаевич Чичагов (1835–1894) — архитектор, построивший Московскую городскую думу на Воскресенской площади; Алексей Кондратьевич Саврасов (1830–1897); Елена Дмитриевна Поленова (ум. в 1898); Константин Михайлович Быковский (1841–1906); Василий Иванович Суриков (1848–1916); Алексей Степанович Степанов (1858–1923); Абрам Ефимович Архипов (1862–1930); Аристарх Васильевич Лентулов (1882–1943); Василий Дмитриевич Милиоти (1875–1943); Петр Иванович Петровичев (1874–1947); Вячеслав Константинович Олтаржевский (1880–1966); Юрий Михайлович Ракша (1937–1980); Федор Павлович Решетников (1906–1988); Николай Михайлович Ромадин (1903–1987); выдающийся московский зодчий, которого столица, вероятно, никогда не забудет, строитель Калининского проспекта и Дворца Съездов в Кремле Михаил Васильевич Посохин (1910–1989).

Архитекторы Быковские — отец и сын — построили в Москве очень много зданий. И большинство из них, к счастью, сохранилось. По проекту М. Д. Быковского были построены: усадьба Паниных в Марфине (1831–45), Купеческая биржа на Ильинке (1836–1839), Ивановский монастырь (1859–1876), церковь Троицы на Грязех, на Покровке (1856–1861), Сущевская полицейская часть на Селезневке (1852). Не менее значительное наследие оставил и сын: Государственный банк на Неглинной (1893–1895), Зоологический музей на Б. Никитской (1892–1902). Но главный труд всей жизни К. М. Быковского находится в Хамовниках, на Девичьем поле.

В 1884 году Московская городская дума объявила «Приговор»: «Уступить в дар Московскому университету для постройки клиник участок земли на Девичьем поле в размере до сорока тысяч квадратных сажен». Государство выделило на строительство почти два миллиона рублей. Но этих средств не достало бы, если бы не помогли меценаты. Т. С. Морозов, В. А. Морозова, М. Ф. Морозова, Г. Г. Солодовников, Е. В. Пасхалова, К. В. Третьяков, Е. В. Соловьева, М. А. Хлудов, П. Г. Шелапутин и другие меценаты пожертвовали в общей сложности три миллиона рублей. И только тогда стало возможным начать это поистине грандиозное строительство, какого еще не знала Россия. Возглавил группу архитекторов Константин Михайлович Быковский. В группу вошли многие известные архитекторы, в том числе крупнейший московский зодчий Р. И. Клейн. Всего на Девичьем поле было построено тринадцать клиник, семь научно-исследовательских институтов, храм Михаила Архангела и другие здания и сооружения. Практически все постройки являются памятниками архитектуры. Большинство проектов разработал сам К. М. Быковский. Строили городок свыше десяти лет. В 1897 году в Москве состоялся XII Международный съезд врачей. Председательствовал на съезде знаменитый хирург и ученый Н. В. Склифосовский. Среди участников съезда были такие выдающиеся светила медицинской науки, как Рудольф Вирхов, Теодор Кохер, Эмиль Ру, И. И. Мечников. Многие из них показывали в новых клиниках свои опыты. И уже все единодушно признавали комплекс на Девичьем поле одним из лучших медицинских центров в Европе.

Между прочим, по проекту Константина Быковского была построена и психиатрическая клиника в Божениновском переулке (теперь — улица Россолимо). В 1925 году в этой клинике лежал нынешний сосед К. М. Быковского по кладбищу — Сергей Есенин. Именно там 28 ноября, ровно за месяц до смерти, он написал свое стихотворение «Клен ты мой опавший».

Если С. А. Есенин — это крупнейший из писателей, похороненных на Ваганькове, то самый значительный из художников здесь, бесспорно, А. К. Саврасов. На новом его надгробии золотом написаны исключительно верные слова Исаака Левитана: …Саврасов создал русский пейзаж, и эта несомненная его заслуга никогда не будет забыта в области русского искусства.

Последние годы жизни выдающегося художника очень напоминали финал упомянутого писателя Н. В. Успенского. Да, кстати, они были друзьями, имели общие интересы и проводили вместе немало времени. Москвовед Иван Белоусов вспоминает, как они собирались на квартире другого известного историка Москвы И. К. Кондратьева и беспробудно пьянствовали там втроем.

«Особенность этого помещения заключалась в том, — пишет Белоусов, — что все стены были в эскизах и набросках углем, сделанных художником академиком живописи Алексеем Константиновичем Саврасовым, автором известной картины „Грачи прилетели“, находящейся в Третьяковской галерее. Кондратьев вел дружбу только с такими же, как и он, выбитыми из колеи жизни людьми, какими являлись академик Саврасов и писатель Николай Васильевич Успенский — двоюродный брат Глеба Успенского.

Все эти три лица были неразлучны между собой; они почти каждый день собирались у Кондратьева и пили не водку, а чистый спирт, так как водка их уже не удовлетворяла.

И все они трагически погибли: Саврасов ушел на Хитров рынок и жил там настоящим босяком в ночлежных домах.

Бывшие ученики его и родственники не раз извлекали его из ночлежек, брали к себе на квартиру, прилично одевали, но долго удержать не могли, его снова тянуло к бродяжному люду, ютящемуся на Хитровке. Там он заболел, был отправлен в чернорабочую больницу, где и умер 26 сентября 1897 года.

За год до смерти я встретил Саврасова на Мясницкой улице — это было зимой, одет он был в ситцевую, стеганую на вате кацавейку, какие носят деревенские старухи и огородницы; подпоясан веревкой. Старые с заплатами кальсоны внизу обмотаны какими-то тряпками. Обрывки веревок придерживали на ногах рваные опорки. На голове была надета черная, с широкими полями, „художническая“ шляпа. Под мышкой он держал старую папку, вернее, переплет от конторской книги.

Несмотря на убогость костюма, вся его крупная фигура, с большой, седой бородой, прямая, стройная, казалась величественной. Он стоял на углу Златоустинского переулка и смотрел на мимо идущую толпу, гордо подняв красивую голову.

Я подошел, поздоровался с ним, он сейчас же предложил мне пойти в трактир и выпить водки.

Я, признаться, смалодушничал и, подумав, в какой же трактир нас с ним пустят? — отказался от его предложения.

У Саврасова было два места приюта — ночлежные дома Хитрова рынка и рамочные мастерские, в которых изготовлялся товар для Сухаревского рынка. Там за бутылкой водки Саврасов писал картины, которые потом продавались на Сухаревке по 2–3 рубля с рамой.