Тайна золотой реки (сборник) - Владимир Афанасьев

— Плачешь? — растерялся Нелькут. — Я обидел?

— Ой, Нелька! — расслабленно всхлипывала Фрося. — Узнала его!

— Кого?

— Байкалова… Помнишь, я рассказывала тебе? Спаситель мой…

— Помню.

— Предупредить их надо, чтобы беды не было.

— Вместе пойдём, вместе скажем.

— Хороший ты, Нелька! — И на заплаканном лице её появилась благодарная улыбка…

Ярмарка ещё шумела, когда Фрося подъехала к Нижнекрестовской косе. Она была уверена, что Шошин должен был быть где-то здесь, в ярмарочных толпах. Но, пройдя от торговых рядов до места скачек оленьих упряжек и не повстречав никого из надёжных людей, собралась было уже подняться в посёлок… Надо было срочно оповестить ревкомовцев, а если их нет, то людей Софрона Захарова о подходе экспедиционного отряда Байкалова, передать важные сведения и указания командира по поводу организационных и наступательных действий шошинской группы непосредственно в Нижних Крестах. Однако как только она подошла к яранге торговца Соловьёва, перед ней появился Цапандин.

— Есаул ждёт тебя, — чванливо буркнул он.

— Где?

— В яранге, — Цапандин лениво кивнул на гостевую ярангу.

Фрося вошла в чоттагин. После яркого солнечного света здесь было темно. Не решаясь сразу откинуть меховой полог, она постояла в сенцах, прислушалась к сипловатому, раздражённому голосу Бочкарёва.

— …уберешь всех троих…

— Боязно, — подавленно отвечал Седалищев, — не будет нам прощения.

— И чтобы чисто было! — скрипел зубами Бочкарёв. — На Черноусовский остров и в костёр. Керетово спалить!..

Фросе стало плохо в холодной, затхлой темноте чоттагина, и она вышла наружу. Солнечный разлив поплыл перед глазами чёрными кругами, вся она как-то ослабла и готова была упасть. И никак не могла собраться с мыслями: с чего всё начать, чтобы помешать коварному заговору, кому поведать об услышанном… Был бы рядом Шошин, тогда сразу бы всё стало на место. А без него она совсем одинока.

— От водки аль от злости позеленела? — сально прищуриваясь, спросил Цапандин, снова появляясь перед ней.

— Поди прочь!

— Зла в тебе, Фроська!..

— Ненавижу!..

— Давай-давай…

— Не стращай.

— По какой нужде в Анюйск шлялась?!

— Бабью дурь травила, дурак! — Фрося резко оттолкнула от себя навалившегося было Цапандина и побежала к анюйскому обозу…

Не заметила, как мимо неё прошмыгнул Мишка Носов. Воровски озираясь, он юркнул в бочкарёвскую ярангу и высунулся обратно, будто испуганный тарбаган, ощерил беззубый рот и скрылся. Среди подвыпивших бандитов у распивочного навеса Фрося заметила Нелькута с кружкой в руке. Каюр что-то доказывал собутыльникам. Видимо почувствовав на себе рассерженный взгляд Фроси, повернулся и виновато, прикрыв кружкой сжатые губы, показал, что он помнит о её наказе. Фрося подошла к торговому ряду, где женщины предлагали покупателям своё рукоделье: расшитые бисером торбаса, сшитые галошками меховые туранки, пыжиковые кеали и дошки… Тут же можно было съесть якутский чохоон и конское сало, конский ливер и строганину… Отсюда можно было наблюдать за шумной пестротой ярмарки и быть незамеченной…

Бочкарёв, Барановский и Белинков продолжали немногословную беседу. Карьера молодых штабистов Барановского и Белинкова оборвалась ещё при разгроме колчаковской армии. А теперь, когда от остатков поляковской банды, свирепствовавшей на Охотском побережье, ничего не осталось, гонимые и презираемые, они надеялись найти убежище и защиту у Бочкарёва.

Бочкарёв жадно, одну за другой, курил папиросы, ссутулясь, расхаживал по яранге. Молча выслушал доклад поляковцев о постигших их неудачах, делая вид, что разделяет пережитые ими невзгоды, потери и лишения и безмерно счастлив приветствовать их, мужественных сынов России, на свободной колымской земле.

— Господа! — задымив очередной папиросой, подчёркнуто мягко начал Бочкарёв. — Дела на северной окраине нашей России изрядно пошатнулись. Хуже того, стыдно признать, они совсем никуда! Наши надежды не оправдались. Делать ставку на малые этнические группы огромного Севера нет смысла. Да и потомки не простят нам такой политики.

— Бросьте, есаул, — морщась, будто от зубной боли, остановил Бочкарёва Барановский. — Кого ж ещё, как не местное население, мобилизовать на борьбу с красными комиссарами?

— Ведь мы только что обрисовали вам сложившуюся обстановку на Чукотке, — вставил Белинков. — Большевики разбили наши части почти на всём Чукотском побережье и продвигаются к Нижней Колыме на соединение с регулярными частями Красной Армии. Под командованием опытных командиров Байкалова и Строт экспедиционные отряды красных давно уже вышли из Якутска.

— Это сведения нашей разведки, — поддержал Белинкова Барановский.

— Та-ак, — насупился Бочкарёв, — выходит, ваша разведка всё знает? А где, скажите на милость, господа, теперь ваши штабы и разведки? Выходит, большевички умнее вас оказались…

— Да, да, есаул, вы правы. — Барановский резко встал. — Все погибло. Теперь пуля во лбу приятней виселицы или омерзительных пыток… Слишком много на нашей совести грехов. Что мы оставили после себя, есаул, что?

— Хватит, поручик. Мне вашей истерики только не хватает! — повысил голос Бочкарёв. — Оставьте в покое оружие, оно вам ещё послужит, а что касается грехов, то я вам их отпускаю. Мне кажется, господа, что не всё ещё потеряно, тем более что большевики не смогут пройти на Колыму: через две-три недели вскроются реки и в тундру носа не сунешь. Однако в имеющиеся в нашем распоряжении дни мы должны до наступления весеннего паводка быть далеко от этих неблагодатных мест… Есть надёжные люди. Выступать будем через пару дней. Курс — к границам Монголии. Вы меня поняли, господа?

— Оставьте нас в покое, есаул, — тихо отозвался Барановский, — оставьте.

— Не понимаю…

— Мы устали, Бочкарёв, — тяжело уставившись на есаула, вяло протянул Белинков, — ото всего на свете.

Носов, уловив паузу, бесцеремонно подскочил к есаулу и зашептал ему на ухо. Бочкарёв, не ожидавший такого хамства со стороны Мишки Носова, было вскипел — побагровевшая шея и гнев в глазах означились нервным тиком левой щеки, но сообщение Мишки Носова остудило его, и он воровато покосился на поляковских офицеров.

— Откуда сведения? — зашептал.

— Нелька за стаканом водки всё сказал.

— Фросю не видел?

— Тут она.

— Ладно, иди.

Не глядя в сторону поляковцев, подозрительно наблюдавших эту сцену, Носов выскочил из яранги. Бочкарёв заторопился с объяснением.