Колымский котлован. Из записок гидростроителя - Леонид Кокоулин

— Я только могу представить. Ведь Колыма имеет длинную зимнюю межень. А между прочим, здесь и летом паводки. Обычно весеннее половодье подхватывают еще более мощные, устойчивые дождевые паводки. Амплитуда колебаний достигает уровня воды — от семидесяти до двадцати четырех с половиной тысяч кубометров в секунду. Это две Ангары и Волга в районе Рыбинска — вместе взятые. Не вода, а кофе. Кофе бы сейчас по чашечке, а? Дюжев, как ты насчет кофе?

— Не мешало бы, такого, знаете, духовитого!

— Во-во, у нас в Ленинграде на Невском всегда отменный. Знатоки говорят: приготовить настоящий кофе — искусство. Растворимый мне что-то не очень, я люблю молотый из зерен — из мельницы и прямо в кофеварку. — Георгий Петрович даже носом потянул. — Тебе не кажется, будто снегом пахнет?

— Откуда в такую рань, август еще? — присаживаясь на камень, усомнился я. — По старому стилю, считай, июль. Хорошо бы сейчас покидать на мушку, жаль удочку не прихватили.

Старшинов посмотрел на меня с недоумением.

— Думаете, в этой мути рыба есть? Вы только представьте себе: здесь, в кубе воды, семьсот семьдесят четыре грамма растворенных грунтов. Какая упругость. А теперь перемножьте на русловое течение.

Перемножили прутиком на песке, получилось — одна целая три сотых на десять в шестой степени тонн! Ого-го, стометровая плотина через Колыму!

— Да-а, какая уж тут рыба.

— Ты знаешь, Дюжев, когда я смотрю на реку, то чувствую себя виноватым, что ли. У тебя не бывает так?

— Нет, а что так?

— Трудно сказать. Будто всю жизнь не то делал, что надо, или делал да не доделал…

— Страшна смерть, а жалуемся на жизнь, — стараюсь попасть в тон.

— Возможно, возможно, ты и прав, но я совершенно по другой причине. — Глаза у Георгия Петровича на минуту стали невидящими, видно, ушел во что-то свое, сокровенное. — По моему убеждению, главный инженер проекта должен быть и главным инженером стройки, — вернулся вдруг Старшинов к давнему спору.

— С такими рассуждениями, чего доброго, еще и нашего главного заменят.

— А он бы в замы пошел. Речь не о том, я в принципе. К такому выводу я пришел, если хотите, не сегодня и не вчера, — переходя вдруг на «вы», с несвойственной ему горячностью продолжил он. — Эта мысль пришла еще на Вилюйской. Как тебе это лучше объяснить. Одно дело умно запроектировать, рассчитать на бумаге и совсем другое — построить по этим умным чертежам сложнейшее гидротехническое сооружение, вот это уже, как говорится, ягодки, в итоге же — это звенья одной цепи, и разрывать их нежелательно. Вы не представляете, какую практическую выгоду для общего дела можно извлечь из такой совмещенности! Все изменения, новые идеи внедрялись бы по ходу дела, на месте, без оттяжек и проволочек. Отпала бы нужда во многих организациях — практически ненужных. К слову, авторский надзор. Сократились бы различные инстанции соглашений и так далее. А сколько раз в году приходятся ездить через всю страну? Наш ведь главный довольно долго просиживает в Ленинграде. Проектная организация, ну, ты сам представляешь, чем она занимается. Не подумай только, что сидят в теплом местечко бездельники и бюрократы. Нет, это увлеченные, творческие люди, я бы сказал, одержимые. Но проектировщик имеет дело, если можно так выразиться, с неодушевленным предметом, а строитель — с жизнью непосредственно, со стихиями вплотную. У всех рек мира свой нрав, характер, своя родословная. Представь, даже вода в одной и той же реке разная.

— А как вы думаете, там, наверху, учитывают это?

— Безусловно. Только я ведь не об учете, а об исполнения. — Георгий Петрович разминает затекшие ноги, а я сижу и смотрю на реку.

Неподалеку на берегу, словно девушки на пляже, лежат две лодки дирекции: одна тоненькая, прогонистая — ходить на шесту, другая пошире в корме — под невод. У лодок возились, готовились, как видно, с ночевкой на рыбалку работники дирекции. С ними был и наш куратор. И у меня сразу всплыл в памяти давнишний вопрос.

— Скажите, Георгий Петрович, как вы смотрите, нужна ли дирекция в начале строительства, не лишняя ли эта организация?

Старшинов разжал кулак, и с его ладони стартовала пестрая божья коровка.

— Весь вопрос в том, кто хозяин сметы, распорядитель кредитов. Я считаю, что тот, кто отвечает за стройку, тот и должен быть полновластным хозяином. Строителям, в конечном счете, лучше знать, на чем перерасходовать, на чем сэкономить. Я думаю, что дирекция ГЭС на первой стадии стройки не нужна. По сути директор не решает вопросы, он лишь констатирует факты. Он, как заказчик, должен бы поставлять стройке оборудование, иметь транспорт, склады, базу консервации. Ничего этого дирекции не имеет.

— Не кто-то же должен осуществлять контроль за качеством работ, за ходом строительства?

— Должен. Но не таким аппаратом. Нельзя же тратить деньги на содержание штата, который, в конечном счете, эффективен на десять рублей. Для этого вполне достаточно технической инспекции. Тогда бы ощутимее стал контроль со стороны общественных организаций. А главное — доверие. Доверие вообще великий воспитательный фактор. Сами строители заинтересованы в качественном исполнении работ. А согласовывать чертежи, подписывать их можно спокойно доверить той же инспекции. Не надо забывать и еще об одной контролирующей организации — строительном банке. Вот на строительстве Чебоксарской ГЭС функции дирекции осуществляет главный инженер проекта. Это несколько упрощает дело, но все равно надстройка. Возьмем строительство временных сооружений, кому, как не начальнику стройки, лучше знать, сколько потребуется сараев. Почему это должен решать директор? Но уж коль директор существует и положение обязывает, то и ищет он себе поле деятельности. И нередко начинаются недоразумения. Скажем, сдаем мы объект поэтапно — фундамент, сваи, каркас, и так далее. Справку для оплаты дирекция подписывает тоже поэтапно. При сдаче же объекта полностью почти не обходится без сутяги — кураторы забыли, что по частям подписывали не все. И это вносит определенные проблемы во взаимоотношения. Люди есть люди. Или о качестве. Вот нашелся такой — сыпет грунт более толстым слоем, не предусмотренным проектом. Дирекция правильно восстает против этого, но ведь чаще всего мы сами исправляем…

Я внимательно слушаю Старшинова и смотрю, как меняется река — от зеленой к лимонной до темно-лиловой.

— Неужели об этом не знают в министерстве?

— Знают. Как не знать. В том-то и беда, что знают, а ломать привычное никому не хочется. В сущности дирекция задумана по образцу Запада. Но там другое дело, там директор — заказчик, хозяин, частный предприниматель. Нам тоже будет нужна дирекция, но только на последнем этапе строительства, когда смонтированные агрегаты и оборудование надо будет передавать эксплуатационникам, то есть дирекции. Но содержание дирекции в самом начале строительства, мягко выражаясь, расточительство.

— Но есть же общие проблемы на первом этапе строительства?

— Есть. Вот важнейшая проблема: как вести открытые работы на створе в зимнее время? Исходные: температура — минус шестьдесят, ветер — сорок метров в секунду. В прошлом году Юрьев привез на основные сооружения одного из руководителей проекта, так тот буквально через две минуты спрятался в машине от жгучего колымского ветра, а мороза было всего-навсего минус сорок семь. Проблема? Еще какая, к тому же требующая безотлагательного решения! Но от того, будем ли мы ставить эти вопросы вместе с дирекцией, решение их не приблизится. Ясно, мы не сидим сложа руки, думаем, и кое-какие предложения есть. Первое: по возможности уходить под землю.

— Но туннельные сооружения — это же грандиозные выемки скалы, перекройка проектов, сыр-бор, все сначала…

— А что делать, живые же люди, да и механизмам не выдюжить. Придется драться!

Слово «драться» звучит непривычно для этого сдержанного человека, но по тому, как оно сказано, можно судить, что так оно и будет.

— Вообще-то я скажу вам, Георгий Петрович, — как ни странно, но гидротехники по сути консервативны. Да-да, мы слишком часто предпочитаем испытанный путь. Может, это уже избитое сравнение, но хочется опять им воспользоваться: мы построили космические корабли, на Луну летаем — тут смелости не занимать, а вот сделать напорную трубу диаметром в двадцать метров — не решаемся. Прямо обидно! Расчеты же, убеждающие в том, что трубы такого сечения выдержат напор, есть. Но никто не рискует довести дело до конца. Скажу больше: я убежден, что если бы такие трубы отлить из чистого золота, то и в этом случае они бы оправдали себя!

Старшинов задумчиво смотрит на реку.

— Да, сколько мути несет вода, хорошо бы устроить отстойники…

Я знал, что Старшинов любит реки горные, чистые. Когда-то такой была и Колыма: непроходимые пороги, ошалелое течение. Но вот объявилось на ней золото, и заработали на Колыме мониторы и драги. Сейчас, когда река опала, всюду — и на камнях, и на траве — лежит грязно-серый осадок.