Хроника одного падения… - Марат Буланов

— Пойдем домой? Я же, по-прежнему, люблю… — внезапно, тихо прошептала Ленка.

— Нет. Теперь уже всё. Шанс навсегда потерян…

— Тогда убирайся! Ненавистный! Убирайся вон! — крикнула Зая так, что хахаль проснулся, подняв пьяную рожу. Потом, опять уткнулся в подушку.

— Всю жизнь, ведь испортил! Ну, сволочь, еще отомщу за себя!

— Жаль тебя, дуру. Ни хрена ты не сделаешь… — бросил Михаил. — Как шмоналась по разным мужикам, так и будешь, всю жизнь, шмонаться, униженная и оскорблённая, блин! Без детей и крова, продавая свой жалкий прибор. Это — жизненный сценарий. В общем, пока…

Встал и, пошатываясь, вышел, чувствуя моральную победу. Но оказавшись дома, вновь и вновь, мучительно, стал прогонять в мозгу всю их совместную, с Ленкой, жизнь. Его переполняли и ревность, и стремление быть с любимой, и жуткое чувство одиночества, и неспособность что-либо изменить…

2

На следующий день, неожиданно для всех, начался запой у Игнатия Ивановича. Впереди была уборка картошки, — посему, тем более, было странно, что он, такой хозяйственный мужик, вдруг запил. Соседи не догадывались, что виной тому, стали переживания за сломанную жизнь сына, его пьянство, за проститутку сноху; стыд перед соседями и мужиками из цеха, где подрабатывал.

Мать сразу приняла меры: убрала новое покрывало с дивана, сняла дорожку и ковры с пола, потому что всё это, сразу бы превратилось в негодное состояние, от мочи, блевотины и грязи. Уже на второй день, Игнатий Иванович валялся, как свинья, и дико выкрикивал, в пьяном угаре, чтобы его похмелили. Находиться рядом с ним, было невыносимо. Выпив почти полный стакан водки, алкаш забывался на 20–30 минут, а потом, вновь начинал, орать благим матом. Ползал на карачках по комнате, опрокинул бак с запасённой водой. Мать постоянно сменяла одежду, бегала за «пойлом».

Остановить запой было, практически, невозможно. Пьяным, Игнатия Ивановича, в больницу не брали. Для сего нужно было, не только протрезвиться (а он не желал этого), но еще, и взять, лично, направление в наркодиспанцере на лечение. Поэтому оставалось только ждать, когда алкаш сам, напившись, изъявит желание, прекратить добровольное сумасшествие. Мать пока, перешла жить к Михаилу, у которого тоже, шел запой, но не в такой тяжелой форме…

— Вставай, утро уже. Пойдем к отцу, в тот дом. Надо опохмелить его, а тебе прекращать пьянку! В огороде, кое-что сделаем…

Игнатий Иванович, потерявший облик человека, опухший, обросший щетиной, лежал в луже собственной мочи, и стонал: «Налей!».

— Пьяный еще совсем. Миша, сбегай, купи водки и пива…

Отца опохмелили, и он, казалось бы, отключился, заснул. Сами пошли в огород, убирать кабачки.

Через некоторое время, Михаил забежал в дом, выпить воды. Батя спал. Подошел поближе, всмотрелся — не дышит! Не может быть! Нет, вроде, спокойно спит на боку… Стал трясти за плечо. Никакой реакции! Даже не застонал! Сын похолодел. Умер… Неужели умер?! Он, со всех ног, бросился в огород к матери.

— Отец че-то не дышит! Трясу — не реагирует!

Мать, чуть не выронила лопату, закричала:

— Срочно звони в «Скорую» и в милицию! Ах, боже мой!

Вбежавши в дом, пощупала пульс у мужа. Потрясла.

— Умер! Вызывай, я сказала! Тёткам звони! Что стоишь.

Михаил бросился на улицу…

Когда вернулся, мать плакала над застывшим телом бати. Рядом за столом, сидела Юлька, тупо уставившись в пространство.

«Как же так?! — подумалось ему. — Буквально, час назад опохмелился, еще был жив, дышал, а сейчас отца не стало? Горе-то, какое…».

Михаил подошел к мёртвому и накрыл покрывалом. Стало плохо. «Давление поднялось!». Перешел в смежную комнату и лёг на живот, закрыв лицо руками. Ужас от трагедии, не проходил.

Вскоре, прибыла «Скорая», а потом, милиция. Констатировали смерть; лейтенант составил акт. Приехали тётки с мужьями, а затем и катафалк. Двое служителей бюро, положили тело на носилки, отнесли в машину. Увезли.

Всё происходило, как во сне. Ни мать, ни Михаил, ни родственники еще не осознавали страшную беду, свалившуюся на них. Все были, в каком-то очумелом ступоре.

— Ты уж, Миша, не пей, пока отца-то будут хоронить, — подошла одна из тёток. — И кто думал, что вот так, в таком не старом возрасте, погибнет от водки… Матери-то, матери каково…

…Через день, тело забрали из морга. Отец был крещеный татарин, но мать решила, хоронить его по-мусульмански. Поэтому, полагалось омовение. Мулла попросил Михаила, подавать кувшины с тёплой водой, но ему опять стало плохо, и за дело взялся двоюродный брат.

Потом, отца завернули в специальную белую ткань и новое покрывало. Мулла, при собравшихся родственниках, прочитал молитву, и вскоре, процессия из двух автобусов поехала на кладбище.

«Как быстро всё закончилось… — отметил про себя Михаил. — Сейчас зароют, и нет человека, — ни его стремлений, ни идеалов, ни опыта. Ничего…».

Тело опустили в могилу. Мать еле стояла, сын поддерживал, обняв за плечо. Опять молитва, и яму засыпали землей…

Кончено… Прощай, батя! Михаил впервые, не стыдясь, заплакал. Было горько, обидно, очень жалко… Кто же мог подумать, что так может, неожиданно, всё произойти! Перевернуть, в одночасье, жизнь их семьи! Как дальше быть без отца? Теперь, на плечи сына, как мужчины, ложится вся ответственность за мать, за хозяйство. Теперь, — мать нужно беречь! Раньше-то, почему не берёг?! И с пьянкой нужно, раз и навсегда, завязывать!.. Но, Боже мой, как жалко батю! Жил бы еще, да жил…

3

Михаил, после случившегося, перебрался в родительский дом, ближе к безутешной матери. Бросил пить. Мать была, как натянутая пружина. Она что-то, без конца, делала и делала по хозяйству, и заставляла работать сына. Казалось, в этом напряженном труде, хотела забыться от мучительных мыслей. Зато, когда наступала ночь, громко рыдала в маленькой комнате. У сына, слёзы подкатывали к горлу, но ничем не выдавал своей «слабости».

Через несколько дней после похорон, пришел, ничего не знавший о беде, друг отца Виноградов. Михаил косил у дома траву.

— Игнатий дома?

— Умер он. Три дня, как похоронили…

— Да ты что! Как это случилось-то?!

Узнав всё, Виноградов с горечью проговорил:

— Просил же я его: не пей, Игнатий, не пей! Не начинай! И вот… Ну, ты-то, Михаил, понимаешь, что требуется? На первых порах, конечно, тяжело будет, но потом, легче. Мать береги…

А мать, через неделю после трагедии, заболела. Поднялась температура, тело трясло в лихорадке. Приезжала «Скорая»; приходил врач из поликлиники, прописал лекарства, но лучше не становилось.

— У вас, вероятно, серьёзная инфекция… — сказала доктор, придя в очередной раз. Будем стационировать в больницу. Вы ведь не против?

И мать увезли.

Оставшись один-одинешенёк, в большущем доме, Михаил впал в тревожную депрессию. А надо было, вести хозяйство: кормить целую армию кур, собирать яйца, смотреть за огородом, понемногу убирать картошку, и так далее. К этому, — сын явно, не был готов. Да еще к матери в больницу ездил. Боялся за неё… И он запил, по своей слабохарактерности.

О Зае, как-то, даже и не вспоминалось. Соседи сообщили, что она, узнав о смерти отца, тут же съехала с квартиры, найдя какого-то, как сама, полудурка. Стала сразу сожительствовать, — как говорится, по объезженному сценарию. Потом, бросила «мужа», встретив очередного идиота: чернобыльца, за которого, опять, «вышла замуж;».

«В принципе, что и предполагал, — пьяно рассуждал Михаил, сидя один в целом доме. — Пока молодая, так и будет, жить за счет своего «аппарата»…». Он с удовлетворением, ощутил, что тяга к жене, так называемая, любовь, постепенно стали стихать. Как только Зая, совсем потеряла женское достоинство, его чувство, почему-то, сразу охладело… «Да Бог с ней, дурой! Какой же я был болван! По ком страдал! Вот выйдет мать из больницы, и заживу нормальной жизнью!..».

Немного протрезвившись, сын отправился в инфекционное отделение медсанчасти, что располагалась у центрального рынка.

Деревянные корпуса медсанчасти, были построены еще до революции. Прошел через небольшие ворота и, по липовой аллее, добрался до нужного здания. Вызвал мать.

Больная была бледна, двигалась медленно, и, судя по всему, это требовало от неё значительных усилий. Старый выцветший халат скрывал, сильно похудевшую, фигуру.

— Ты что, запил? Хочешь в гроб вогнать? Как не стыдно! Вместе с отцом, замучили меня! А дома-то, что творится, представляю… — запричитала мать слабым голосом.

— Да всё нормально, мама. Как чувствуешь себя?

— Плохо… Температура не спадает, а теперь, еще хуже будет. За тебя переживать придётся… Давай-ка иди, не позорь лучше! — вдруг рассердилась она.

— Ну, извини, мне тоже не сладко… Кое-что тут принёс… — сын положил кулёк с фруктами, на скамейку.