Возвышение Сайласа Лэфема - Уильям Хоуэллс

— Мне надо с тобой поговорить, мама. Я ждал, когда мы останемся наедине.

— Пойдем ко мне, — сказала она.

— Я чувствую, ты знаешь, что я хочу сказать, — начал он, когда они туда пришли.

Он стоял у камина, и она, взглянув на него, спросила:

— Вот как? — стараясь говорить бодро и весело.

— И я чувствую, что это тебе не понравится, что ты меня не одобряешь. А я хотел бы — чтобы одобрила.

— Мне обычно нравится все, что ты делаешь, Том. И если сейчас мне не сразу что-то понравится, я постараюсь… ты ведь знаешь… ради тебя одобрить, что бы то ни было.

— Я буду краток, — сказал он, вздохнув. — Это касается мисс Лэфем. — И поспешно добавил: — Надеюсь, что ты не так уж удивлена. Я бы рассказал тебе раньше, если бы мог.

— Нет, не удивлена. Я боялась — я подозревала что-то в этом роде.

Наступило тяжелое молчание.

— Так как же, мама? — спросил он наконец.

— Если твое решение окончательно…

— Да.

— И если ты уже говорил с ней…

— Конечно. С этого мне и надо было начать.

— Тогда бесполезно противоречить, даже если бы мне это и не нравилось.

— Значит, не нравится!

— Нет! Этого я бы не сказала. Разумеется, я предпочла бы, чтобы ты выбрал какую-нибудь милую девушку среди тех, с кем вместе воспитывался, — подругу твоих сестер, из семьи, которую мы знаем…

— Да, я понимаю, и твои желания мне не безразличны, уверяю тебя. Я считаюсь с ними, потому и колебался так долго, к стыду своему, ведь это не совсем красиво в отношении — другой стороны. Но я помню о твоих желаниях, о желаниях сестер и, если бы был в силах полностью им подчиниться…

Даже такой хороший сын и брат, как Кори, когда дело коснулось его любви, полагал, что сделал большую уступку уже тем, что хотя бы помнил о желаниях своей семьи.

Мать поспешила успокоить его.

— Я знаю — знаю. Я уже давно поняла, что это может произойти, Том, и я приготовилась. Я обо всем переговорила с твоим отцом, и мы решили, что наши чувства не должны быть тебе препятствием. И все же — это неожиданность, иначе и быть не может.

— Я знаю. И понимаю ваши чувства. Но я уверен — так будет, только пока вы не узнаете ее как следует.

— Я тоже в этом уверена, Том. Уверена, что все мы полюбим ее — пусть сперва только ради тебя. И надеюсь, что и она полюбит нас.

— Я убежден в этом, — сказал Кори с уверенностью, которая в подобных случаях не всегда подтверждается. — И ты так приняла это, что у меня с души свалилось огромное бремя.

Но он так тяжко вздохнул и выглядел таким озабоченным, что мать сказала:

— Ну, а теперь не думай больше об этом. Мы желаем твоего счастья, сын, и готовы примириться со всем, даже для нас в чем-то неприятном. Полагаю, о ее семье мы говорить не будем. О ней у нас с тобой, конечно же, одинаковое мнение. У них есть свои… недостатки, но это очень порядочные люди, и я за тем обедом убедилась, что бояться их нечего. — Она встала и обняла его. — Желаю тебе счастья, Том! Если она хоть в половину такая же хорошая, как ты, вы будете счастливы. — Она хотела поцеловать его, но что-то в нем остановило ее — смятение, тревога, которые тут же выразились в словах.

— Я должен объяснить тебе, мама. Тут вышло осложнение… ошибка… не обошлось и без моей вины… и я не знаю, как быть. Мне порой кажется, что нам не выпутаться из этого. Если бы ты могла нам помочь! Они все думали, я влюблен — в другую сестру.

— О Том! Как они могли?

— Не знаю. Все, казалось, было так ясно — я даже поначалу стеснялся обнаруживать свои чувства. Но так они подумали. И даже она сама.

— Неужели они не видели, что у тебя есть глаза… есть вкус? Кто бы не пленился такой красотой! И я уверена, что она не только красивая, но и хорошая. Удивляюсь им! Подумать, что ты мог предпочесть это маленькое, темненькое, странное существо с этими ее шуточками и…

— Мама! — крикнул молодой человек, повернув к ней искаженное лицо, которое должно было бы предупредить ее.

— Что с тобой, Том?

— Ты тоже — ты тоже подумала, что это Айрин?

— Конечно!

Он смотрел на нее с отчаянием.

— О мальчик мой! — только и сказала она.

— Не упрекай меня, мама! Я этого не вынесу.

— Нет, нет, не буду. Но как — как это могло случиться?

— Я и сам не знаю. Когда она мне сказала, как они все истолковали, я чуть не рассмеялся — до того это было от меня далеко. А сейчас, когда и у тебя явилась та же мысль… И вы все так думали?

— Да.

Они долго смотрели друг на друга. Потом миссис Кори начала:

— Однажды у меня мелькнуло — в тот день, когда я пришла к ним с визитом, — что мы, может быть, ошибаемся. Но я так мало знала о… о…

— Пенелопе, — машинально подсказал Кори.

— Вот как ее зовут?.. Я забыла… так мало, что я тут же бросила эту мысль — о ней и о тебе. Когда мы в прошлом году увидели ту, другую, мне показалось, что у тебя, действительно, возникло чувство…

— Да, так и они подумали. Но для меня она всегда была только хорошеньким ребенком. Я был с ней учтив, потому что этого хотела ты, а когда снова встретился с нею здесь, то старался видеться с ней только для того, чтобы говорить о ее сестре.

— Передо мной, Том, тебе не надо оправдываться, — сказала мать, гордая тем, что едина с сыном в его беде. — А вот для них, бедных, это действительно ужасно, — добавила она. — Не представляю, как они справились с этим. Но, конечно, разумные люди должны же понять…

— Они и не справились. Во всяком случае, она. С тех пор я все больше горжусь ею и люблю ее! Сперва она меня очаровала и восхитила, уж не знаю, чем, но она — самый интересный человек, каких я когда-либо встречал. Теперь я об этом и не думаю. Думаю только о том, какая она хорошая — как терпелива со мной и как сурова к себе. Если бы дело касалось ее одной… если бы дело не касалось и меня… все скоро было бы кончено. Но она ни о чем другом не думает, только о чувствах сестры и о моих. Я хожу туда… я понимаю, что не должен, но не могу не ходить… И она страдает и старается не показать мне, что страдает. Я никогда не встречал таких, как она, — такую мужественную, такую верную, такую благородную. Я не откажусь от нее… не могу отказаться. Но она раздирает мне сердце, когда во всем винит себя, а ведь все наделал я. Мы стараемся разобраться и найти выход, но возвращаемся все к тому же, и мне тяжело слышать, как она беспощадно обвиняет себя.

Миссис Кори, несомненно, не вполне верила и страданиям и благородству девушки, которая так ей не понравилась, но в поведении сына она этого не видела и снова выразила ему свое сочувствие. Она постаралась сказать о Пенелопе что-то хорошее; конечно, не может она легко отнестись к случившемуся.

— Мне бы это в ней не понравилось. Но время все излечит. И если она тебя действительно любит…

— Это признание я у нее вырвал.

— Тогда надо надеяться на лучшее. Никто тут не виноват, а боль и обиду придется пережить. Вот и все. И пусть тебя не огорчает то, что я сказала. Том. Ведь я ее почти не знаю, и я… я уверена, что полюблю каждого, кого любишь ты.

— Да, я знаю, — уныло сказал молодой человек. — А отцу ты скажешь?

— Если ты захочешь.

— Он должен знать. Больше я не в силах выносить этой… этой… путаницы.

— Я ему скажу, — обещала миссис Кори и предложила, сделав следующий шаг, естественный для женщины, столь озабоченной светскими приличиями: — Мы должны сделать ей визит — твои сестры и я. Они ведь ее вообще еще не видели. Чтобы она не думала, будто она нам безразлична, особенно при сложившихся обстоятельствах.

— О нет! Подожди! — воскликнул Кори, инстинктивно чувствуя, что ничего так не испортит дела. — Надо подождать, проявить терпение. Боюсь, что сейчас ей это будет еще тяжело.

Он ушел, не сказав больше ни слова, и мать проводила его грустным взглядом. Ей хотелось задать ему еще несколько вопросов, но ей ничего не оставалось, как самой попытаться ответить на эти вопросы, когда ей задал их ее муж.

Ей всегда нравилось в Бромфилде Кори то, что он никогда ничему особенно не удивлялся, пусть даже самому неожиданному и неприятному. Его позиция в большинстве случаев была позицией благожелательного юмориста, который хотел бы, чтобы жертва обстоятельств посмеялась вместе с ним, но не слишком досадовал, если жертва не проявляла к тому охоты. Он и теперь рассмеялся, когда жена, тщательно его подготовив, обрисовала ему положение, в которое попал его сын.

— Право, Бромфилд, — сказала она, — я не понимаю, как ты можешь смеяться. Видишь ли ты какой-нибудь выход?

— Мне кажется, выход уже найден. Том объяснился в любви той, кого он хочет, и та, кого он не хочет, знает об этом. Остальное сделает время.

— Если бы я была столь же скверного мнения обо всей их семье, я была бы очень несчастна. Об этом и думать неприятно.

— Это если судить с точки зрения дам и молодых людей, — сказал ее муж, пожав плечами; он нащупал на каминной доске спички, но со вздохом положил их обратно, вспомнив, что здесь курить не дозволено. — Не сомневаюсь, что Том воображает себя ужасным грешником. Но он, видимо, смирился со своим грехом; он не намерен от нее отказываться.