Исповедь соперницы - Симона Вилар

— Это же был ваш воин, — все еще тяжело дыша, заметил мне Цедрик.

Я только махнул рукой. Неважно потерять одного или двоих, когда спасены остальные. К тому же Гирт спал с одной из моих жен.

За воротами стоял отчаянный стук. Видимо норманны пытались прорубить их секирами. Потом с глухим ударом упал мост — этим псам все же удалось опустить его. И тотчас удары в ворота удвоились. Конечно их створки были сделаны на совесть и нападавшим нужен был по крайней мере таран. А пока пусть наши стрелки поснимают их, пока у нападавших не пройдет охота подставлять себя под жало наших стрел и дротиков.

Но оказалось Утрэд приготовил для них кое-что получше. Он велел лить с башни на нападавших кипящее масло. И как же орали, вопили, стонали эти норманны! Сладостная картина! Враги горели, метались, катались по дамбе, сваливаясь в воду, тонули. Ибо когда масло проникает под доспехи, его адского жжения не охладит даже ледяная вода.

В конце концов норманны отступили. Мы ликовали, кричали, хохотали. А тут еще с таким трудом отвоеванный ими мост воспламенился и Тауэр Вейк оказалась отрезанной от дамбы. Правда и ворота тоже загорелись и нам пришлось изрядно потрудиться, пока погасили их. И все это под обстрелом норманнских лучников.

Когда все окончилось, я почувствовал, как устал. Но самое дивное — у меня не оказалось ни единой царапины. Ну чем не повод, чтоб возликовать! Но я не ликовал. Поднялся на этаж, где лежали раненные. Женщины оказывали им помощь, перевязывали. Я увидел леди Гиту, склонившуюся над Олдрихом. Мой сын был без сознания. Сегодня он проявил себя, как мужчина, спас меня. Я если ему суждено умереть, я буду с гордостью вспоминать о нем.

Гита увидела, как я смотрю на сына.

— Он крепкий парнишка, Хорса. И хотя наконечник одной стрелы с трудом удалось достать, а древко второй раздробилось, но жизненно важные органы все же не повреждены.

Она разрезала куртку и тунику на плече Олдриха, промывала рану каким-то остро пахнущим составом. Чтож, она провела большую часть жизни в монастыре, а там неплохо обучают врачеванию.

— Так я могу быть спокоен за Олдриха?

Гита как-то странно поглядела на меня.

— Этого я не говорила. Ранение серьезное. Хорошо, что он в беспамятстве и не ощущает боли. Я же со своей стороны сделаю, что могу. Но боюсь…

Она как-то виновато развела руками.

— Кость серьезно смещена. Наконечник глубоко ушел, нам пришлось сильно разрезать мышцы, чтобы достать его. И эти щепки от древка стрелы…

Я отвернулся, не мог глядеть, как она что-то извлекает из кровавого месива, в какое превратилось плечо Олдриха. Крови я не боялся только во время схватки. А так… Я не мог этого видеть, начинало поташнивать.

Гита негромко сказала:

— Боюсь, что твой сын, Хорса, не сможет более владеть рукой.

— Рука-то левая, — заметил я, все еще не в силах оглянуться. — Это главное. Настоящему воину нужна правая, чтоб владеть оружием.

И опять этот ее странный взгляд. Я ушел. Мне надо было хоть немного отдохнуть.

Я открыл глаза от шума в башне и за ее стенами.

— Кровь Водана! Что происходит?

Но особой тревоги на лицах людей я не заметил. Скорее даже воодушевление.

— Белый дракон! Белый дракон! — кричали вокруг старинный английский клич.

Я подскочил. Вот оно! Началось! Я был уверен, что это подоспели саксонские таны со своим ополчением и ударили на норманнов

Но все обстояло иначе. Наши люди предприняли вылазку из болот, напали на лагерь Ансельма, подожгли несколько палаток, угнали лошадей т отошли. Когда рассвело, все уже было кончено, а в лагере неприятеля царила суматоха. Недурно, хотя серьезного урона врагам нападавшие не нанесли. Вскоре они оправятся и опять двинутся штурмовать башню Хэрварда.

Я обошел посты, проверил запасы продовольствия, и мне стало не по себе. Но виду я не подал. Когда рыжая Эйвота позвала меня к столу, я держался как ни в чем ни бывало и даже ущипнул красотку.

Оказалось все гораздо проще. Просто наши люди из болот сделали вылазку на лагерь Ансельма, подожгли несколько палаток, угнали лошадей и отступили. Когда совсем рассвело, их уже не было, а в лагере неприятеля царила суматоха. Но и то хорошо. Хотя даже я видел, что серьезного урона набезчики нашим врагам не нанесли. И я понимал, что они скоро оправятся и опять пойдут на башню Хэрварда.

Когда я обошел посты и проверил сколько у нас осталось припасов, мне стало как-то не по себе. Но виду я не показывал. Когда рыжая Эйвота позвала меня завтракать, я вышел как ни в чем ни бывало, даже подмигнул красотке. Но она по-прежнему глядела на меня исподлобья. Я наблюдал, как она нежно ухаживает за своим мужем. Говорят он недавно был ранен, но уже шел на поправку, а во время вчерашнего штурма, даже помогал лить масло с башни. В том, что этот парень уже вполне в норме, я понял, когда заметил, как они с Эйвотой накрылись одеялом, а вскоре по их движениям и стонам рыжей я понял, что они спариваются. Обычное дело. Люди живущие в тесноте часто вынуждены этим заниматься при посторонних. Но сейчас это почему-то меня разозлило. Чтобы сказал муженек этой девки, еслибы я поведал ему, как силком взял его красотку и она, как бы ни сопротивлялась поначалу, потом всеже обмякла и так же постанывала подо мной.

Но Эйвота мне была сейчас ни к чему — я хотел Гиту. Порасспросив, я узнал, что она о чем-то толкует с Утрэдом в верхнем покое — отгороженном ширмой пространстве неподалеку от лестницы, ведущей на смотровую площадку.

Семя дьявола! Я почувствовал настоящий укол ревности. И почему это Утрэда, а не меня она пригласила для совета?

Но едва я подошел к ним, как Гита учтиво указала мне на скамью у стены, где уже сидел ее солдат. Ишь, простой воин, а ведет себя как гордый тан — лишь чуть подвинулся, уступая место. Гита сидела на лежанке, а по сути на накрытом шкурой ворохе соломы. Эх, когда я введу ее в Фелинг, у нее будет настоящее деревянное ложе с перинами из пуха и сухих ароматных трав, с возвышением у изголовья и меховым пологом, за которым мы сможем уединяться. Ибо только высокородные имеют право сплетаться в объятьях в стороне от посторонних глаз.

Только представил, как разомкну ножки этой серебристой красавицы, и плоть моя так и подскочила. Я даже заерзал на лавке. Не будь тут Утрэда, я бы и на лежанку ее уложил. Что-то виделось мне за ее спокойствием и холодностью, некое потаенное пламя, какого мне так хотелось коснуться…

— Вы уже были у Олдриха, сэр Хорса?

Ее вопрос заставил меня очнуться от мечтаний. Она спросила, не глядя на меня. Сидела сжавшись, куталась в накидку. В башне и в самом деле было холодно, дрова и хворост приходилось экономить. Ах, позволила бы она мне себя согреть…