Место под солнцем - Лиза Марклунд

– Об этом ты должен поговорить со своим адвокатом, – посоветовала Анника. – Я не могу влиять на испанское правосудие. Я хочу взять у тебя интервью о том, как ты оказался здесь, для этого и пришла сюда.

– Мне нужны гарантии, – гнул свое парень.

– Какие гарантии?

– Что я буду отбывать срок в Швеции.

Анника покачала головой:

– Я не могу дать тебе таких гарантий. Единственное, что могу для тебя сделать, – это написать о тебе в газете, создать общественное мнение…

Он слушал Аннику, потом взмахнул руками.

– Да! – сказал он. – Это хорошо – создать общественное мнение, чтобы меня отсюда забрали. Здесь невозможо сидеть.

Анника облегченно вздохнула и села на край койки. Оставалось еще пятьдесят пять минут.

– Мы начнем с самого начала? – сказала она.

Она задала ему множество вопросов о его детстве, о том, как и в каких условиях он рос. Условия жизни его были не намного хуже, чем у многих. Третий этаж бетонной коробки в Шерхольмене, разведенные родители. В этом пригороде до сих пор жили старший брат, младшая сестра, мать и тетя. Он с удовольствием рассказал о школьных годах и о юношеской шайке, в которую входил. Они болтались по центру и по мелочи воровали в магазинах. Украденное продавали на блошином рынке в подвале шерхольменского торгового центра. Этот рынок работал по субботним вечерам. Брат, который был старше его на десять лет, занялся торговлей наркотиками уже в гимназии и сделал своего младшего братишку наркокурьером. Это была удачная карьера, но два месяца назад удача изменила Мартинесу.

– Я начал заниматься этим делом, еще когда не подлежал уголовной ответственности, – признался Хокке Мартинес. – Это было супер как клево. Меня не могли судить, даже если попадусь, но я всегда выходил сухим из воды.

– Как это получалось? Чем ты промышлял?

– Больше всего коксом. Это железная вещь, она всегда шла на ура.

Он произнес это с невероятно довольным видом.

– Но ведь во время поездок ты не ходил в школу?

Он недоуменно пожал плечами:

– Ну и что? Братец звонил в школу и говорил, что я заболел. Они и правда думали, что я очень хилый и болезненный.

Он довольно улыбнулся.

– Что говорила твоя мама? Что ты говорил ей?

Хокке Мартинес поморщился, в его взгляде появилось беспокойство.

– Я жил у папаши, а когда меня не было, он думал, что я у мамаши. Они друг с другом никогда не разговаривали.

Аннике стало не по себе. Она явственно представила своих собственных детей сидящими в камере без окон в какой-то чужой стране и так же объясняющими свое положение: я здесь потому, что мои родители не общались.

Она сменила тему, заметив, что голос ее стал хриплым.

– Как это происходило? Как ты встречался со своими шефами?

Он пожал плечами:

– Сначала этим занимался братец. Потом у меня появились контакты.

– Люди, которых ты знал, знакомые знакомых, или ты встречался с ними в бюро по трудоустройству?

Он широко улыбнулся, оценив шутку.

– Нет, никакого бюро по трудоустройству не было. Это были мои приятели. Все кого-то знали.

– Ты сам употребляешь наркотики?

– Нечасто. Почти нет, я больше люблю пиво.

Анника страшно жалела, что у нее нет с собой ручки и блокнота. От напряжения и стремления все запомнить болела голова.

– Ты всегда сопровождал грузы из Испании в Швецию?

– Не только. Я еще ездил в Голландию и Германию. Там рынок лучше.

– Ты помнишь свою первую поездку?

Он рассмеялся:

– Конечно, помню. С самого начала это было очень легко. Я поехал поездом, получил товар, положил его в спортивную сумку. В первый раз с лепешками было хуже. Трудно, когда чего-то не умеешь.

Анника недоуменно моргнула.

– Лепешками?

Парень наклонил голову и усмехнулся. В другой ситуации Анника сказала бы, что улыбка была просто очаровательной.

– Ты думаешь, что кокс выглядит как в фильмах? Такой белый порошок? Это вранье. Кокс твердый. Его везут в палочках, размером примерно в палец.

Он поднял левую руку, чтобы продемонстрировать размер своего товара.

У Анники занемела спина. Она откинулась назад и прижалась к бетонной стене.

– Мы тренируемся с виноградинами. Крупными виноградинами. Мы учимся проглатывать их целиком, не раскусывая и не раздавливая. Нас посадили в комнате отеля. Было нас восемь человек. Мы сидели там два дня и глотали. Потом начали глотать лепешки с палочками кокса.

Анника почувствовала, как к горлу подступает тошнота.

– Как же вы глотали лепешки, полные кокаина? И сколько же надо было глотать?

– Я знаю одного парня, он может проглотить до килограмма зараз. Но это мировой рекорд. Я глотаю полкило – это нормально.

– Это не опасно?

– Мы больше не летаем в Арланду. Там нас научились хорошо раскалывать. Ездим через Скавста или Вестерос. У меня всегда все проходило нормально, трясут в основном западноафриканцев.

– Я имею в виду, не опасно ли это для здоровья?

– Если глотать целиком, то нет. Опасность возникает, когда лепешку раскусывают.

– Тогда человек умирает?

Парень в ответ только улыбнулся.

– Но ты всегда доезжал до конца, – сказала Анника. – Как это получалось?

Улыбка исчезла мгновенно, словно парню дали пощечину.

– Кому-то же должно везти, – отрезал он и поджал губы.

– Никто тебя не встретил, когда ты приехал в этот раз, – сказала Анника. – Все твои компаньоны исчезли. Ты был последним, кого задержали. Почему ты не бежал? Ведь у тебя был шанс.

– В этом не было надобности, – пожал плечами он. – Люди должны уметь держать язык за зубами.

– Ты и в самом деле уверен, что никто тебя не выдал? – спросила Анника. – Ты не думал, что тебя прослушивают?

Он коротко рассмеялся. Его смех был больше похож на звериный рык.

– Это понятно, что прослушивали. Но по телефону никогда не говорят важных вещей.

– Но как ты получаешь задания?

Он промолчал.

– Ну, ты свое дело сделал? – задала очередной вопрос Анника. – Что потом? Зачем тебе возвращаться в Швецию?

– Но я же говорил вполне нормальные вещи. Я сказал то, что они уже и без меня знали! Я ничего не сказал про «Апитс». Они хотели, чтобы я все им рассказал, но я же ничего не знаю.

– «Апитс», – задумчиво повторила за ним Анника. – Это транспортное предприятие, которое владеет складами товара, так?

– Я ничего не скажу об «Апитсе» или колумбийцах. – Парень съежился в своем углу.

– Даже если это признание будет означать билет до Швеции? – уточнила Анника.

Он обнял руками колени.

– У меня есть мамаша и сестра. Все знают, где они живут.

Он посмотрел на Аннику, и в его глазах было такое отчаяние, что у нее на затылке зашевелились волосы.

– Что? Что ты хочешь этим сказать?

Он покачал головой. Анника постаралась заглянуть ему в глаза.

– Что ты имел в виду, говоря, что все знают, где живут твоя мама и сестра? Ты боишься за их жизнь и поэтому не рассказываешь то, что знаешь?

– Я ничего не буду больше говорить, – твердо произнес парень.

В камере повисло тяжелое и плотное молчание. Стало слышно, как гудит и потрескивает вентиляция. Хокке Зарко Мартинес изо всех сил чесал руку. Карита перебирала пуговицы на блузке. Анника посмотрела на часы. Оставалось пять минут.

– Ты не интересовался какими-то другими вещами? – спросила она. – Например, газовыми ограблениями?

Парень поднял одну бровь.

– Что это такое – газовое ограбление?

– Ты ничего не слышал о таких делах?

– Этим занимаются румыны, – сказал он. – Я не имею дел с румынами.

– Ты ничего не слышал об ограблении и убийстве семьи Сёдерстрём? Это была газовая атака, в результате которой все они умерли. Это случилось сразу после Нового года, как раз перед тем, как тебя задержали.

Раздался стук в дверь. Надзиратель давал знать, что осталось несколько минут.

Парень забеспокоился и выпрямился на койке.

– Когда ты напишешь статью в газету? Когда я смогу отсюда выйти?

Анника встала и размяла затекшие ноги. Карита оправила юбку и тоже встала. Только Хокке Зарко Мартинес остался сидеть на месте.

– Вам пора, – коротко сказал надзиратель.

Анника подошла к молодому человеку и протянула ему руку.

– Надеюсь, у тебя все будет в порядке, – сказала совершенно искренне она.

Прежде чем она успела сообразить, что произошло, парень соскочил с койки, бросился к Аннике и неуклюже, как медведь, обнял ее.

– Помоги мне, – шепнул он ей на ухо. – Помоги мне выбраться отсюда.

Лотта сидела в машине, включив кондиционер.

– Малага – это аутентичный испанский город, – сказала она. – Здесь просто кипит настоящая народная жизнь, соблюдаются традиции работы и фиесты.

– Ты не сфотографировала тюрьму? – спросила Анника.

Фотограф удивленно посмотрела на нее:

– Она непригодна для фотографирования. Да и свет очень жесткий.

Анника на несколько мгновений прищурилась. Фотографии надо сделать, а интервью надо записать. Она полезла в сумку, вытащила мобильный телефон, отметила про себя, что у нее три пропущенных вызова, и вышла на ослепительный солнечный свет. Она выбрала функцию фотокамеры, обошла все здание и сделала несколько снимков с расстояния около десяти метров. Вернувшись к машине, она открыла правую дверцу и заглянула в салон.