На сопках Маньчжурии - Михаил Толкач

Тачибана проследовал за Асадо в заднюю комнату кабинета. На столике он увидел графин и две маленькие рюмки. На тарелочке — кукурузные палочки, осыпанные солью. Полковник налил сакэ.

— Угощайтесь, капитан. Я оставлю вас ненадолго.

Минут через тридцать беседа продолжилась. Тачибана заметил, что полковник ведёт разговор более заинтересованно, чем до выпивки.

— Самурай не может не радоваться возможности навредить своему противнику. Мы не должны останавливаться ни перед какими жертвами для достижения цели. Операция, предложенная нами, капитан, понравилась командованию отдела. Не следует жалеть средств и сил в выборе верного решения и обеспечения безусловного успеха.

Тачибана вслушивался в слова Асадо с внутренним напряжением: к чему клонит полковник? Понял главное: акция одобрена в принципе!

— Командование смущает выбор исполнителей.

— Вы, господин полковник, бывали в дельфинариях? Дельфинов там муштруют с помощью приманки. Прыгнул — получай рыбку! Позволю себе аллегорию. Русские эмигранты подобны дельфинам в морском садке. От нас они получают рыбу. Будут прыгать, как мы прикажем. Рыба в нашей сумке.

— Следы не должны вывести на нас, капитан!

— Зритель видит выпрыгивающего дельфина. Он никогда не увидит хозяина сумки с рыбой!

— Возвращайтесь в Харбин и вместе с полковником Киото займитесь детализацией операции. Саёнара, капитан!

Мысль, подкинутая вовремя, может в последующем показаться собеседнику собственной. Так случилось с предложением сотника Ягупкина.

Полковник Асадо пересказал идею минирования объекта в Распадковой начальнику штаба войск Квантунской армии. Тот принял её с лёгкостью и поощрением. В свою очередь, начштаба упомянул о ней при докладе у главнокомандующего — опять благожелательное понимание.

Капитана Тачибану снова вызвали в Дайрен. Полковник Асадо, покручивая золотой аксельбант на правом плече — примета причастности хозяина к генеральному штабу Ниппон, — заинтересованно выслушал пояснения разведчика.

— Командование приняло решение предпринять операцию по Распадковой! — с торжественностью в голосе заговорил полковник и многозначительно посмотрел на капитана. — Цель её: взорвать заполненные арсеналы противника! Отмечается ваша инициатива.

— Благодарю, господин полковник! — Тачибана встал и наклонил голову.

— Мне выпала честь сообщить вам, капитан Тачибана, что именно вам поручается подготовка и реализация секретной операции под кодовым названием «Гнев Аматэрасу».Так в наших документах. Для русских, которым будет позволено знать об акции, она именуется «Медведь». Так посоветовал господин Муратов. Об этом вам разрешается известить в Харбине полковника Шепунова. Кто те люди, которые намечены вами для участия в операции? Что о них думает господин Наголян?..

— Предложение пока не вышло за стены моего кабинета в Харбине, господин полковник. Стоит ли преждевременно до окончательной проработки и утверждения плана беспокоить занятых людей? — Тачибана поручил доверенному человеку следить за армянином и не счёл нужным осведомлять об этом Асадо.

— И всё же, капитан?

— Считаем возможным вынести на ваше рассмотрение трёх русских…

— Это — детали! — отмахнулся Асадо. — Вы посылаете, вам отвечать! Можно ли на них положиться?

— Я назвал бы их людьми безысходности. Особого доверия они не заслуживают. Жадны, вороваты. Мечтают скорее вернуться на свою бывшую родину, выпустить кишки из большевиков. Спят и видят себя хозяевами России!

— Хозяевами в Сибири будут нихондзины! Они догадываются?

— Чем позднее они поймут, тем лучше для нас. Пусть прокладывают дорогу для будущего Ниппон!

— Вы правильно уловили суть ситуации, капитан! Более достойного для руководства операции офицера командование не могло и желать. Фитиль от бомбы будет в надёжных руках. В нужный момент вы подожжёте его.

Тачибана понял, что Асадо, как и полковник Киото, отмежёвывается от успеха и неудачи будущей акции в Распадковой. Это и огорчало, и радовало. Техническое обеспечение всегда встречает рогатки да ежи — полковники помогут. В случае неуспеха камни падут на голову его, Корэхито Тачибана. И всё же самостоятельность нравилась капитану.

План Тачибана — тайная операция «Гнев Аматэрасу» — согласованный с Киото и Асадо, обрастал грифами, подписями, подробностями, дополнениями, уточнениями, передавался из кабинета в кабинет и наконец лёг на стол командующего Квантунской армии. Тот мельком глянул на резолюции, поднял глаза на адъютанта. Встретив покорный наклон головы, генерал кисточкой нарисовал иероглиф, утверждающий документ. С того момента на проект выписывались официально секретные средства, обеспечивалось вещевое довольство, техническое оснащение агентов. За него отчитывались. За ним следили в штабах.

На очередной встрече сотника Ягупкина с полковником Шепуновым возник разговор о перспективе в действиях разведки. Борис Николаевич недвусмысленно дал понять, что японцы готовят акцию в тылу Красной Армии. Нужно, дескать, содействовать им через Тачибана. Сотник легко догадался: диверсия в Распадковой! Но счёл за безопасное не напоминать о своём авторстве. Он радовался, что Тачибана отказался от намерения включить его в состав диверсионной группы. Никита Поликарпович припомнил поучение, данное ему одним генералом в Омске: «Если ты хочешь поделиться чем-то с приятелем, подумай тихонько: «Я скажу это через пять минут». По происшествии срока ты поймёшь, что у тебя пропало желание откровенничать». Если сорвётся по Распадковой, тогда каждому, причастному к ней, захочется свалить с себя ответственность, может настать такой момент, когда все взгляды упрутся в тебя: вот виновник!

На одном из совещаний в кабинете полковника Киото поинтересовались мнением сотника о разрабатываемой акции «Медведь». Он отозвался сдержанно, как малоосведомлённый исполнитель:

— На своих людей надеюсь. Остальное — за главным зачинщиком. Моё дело телячье: оправился и — в стайку!

Тачибана с подозрением глядел на сотника: уходишь от ответа, русская собака! Никита Поликарпович выдержал его взгляд, помаргивая, по своему обыкновению.

Гимназистка с портфельчиком в руке перебежала Офицерскую и скрылась за воротами. Дом был на замке и это огорчило девочку. Отец должен был вернуться из своей конторы. Она была в душевном волнении: по истории Руси получила высшую оценку! Вот обрадуется папа!

Труфановы занимали полдома в одноэтажном особняке за железной кованой оградой. Хозяин выехал в Дайрен — служебная длительная командировка, а жильё сдал в аренду нотариусу.

Гимназистка присела на лавочку под вязом. Разгорячённое лицо подставила ветру. Русые волосы собраны в косу. Мать покинула семью, когда Нине было десять лет — девочка очутилась сиротой при живой родительнице.

Открыв дом своим ключом, Нина принялась наводить порядок на кухне. Спеша утром в гимназию, она не сделала этого до ухода. Её удивило, что отец не оставил записку. У них было заведено так: кто полагал задержаться позднее условленного времени, тот или звонил по телефону, или уведомлял запиской. Завершив уборку, девушка позвонила в контору — никто не ответил. Она знала, что Леонид Иванович уволил своего клерка-японца. Забравшись с ногами на диван, она попыталась прикорнуть, но волнение от удачного урока не отпускало её. Она поставила на диск патефона любимую пластинку: в комнате зазвучал голос Александра Вертинского…

И прежде бывало, отец по делам клиентов отлучался из Харбина. Она ещё раз позвонила — контора молчала. Достала толстый альбом, собранный из цветных копий картин Репина, Шишкина, Маковского, Федотова. Отец привёз его от дедушки, который увлекался живописью и коллекционированием художественных открыток и репродукций русских передвижников.

Она растворила окно во двор. Тишина. Шелест листьев вяза. Негромкая музыка из соседнего дома. Редкие гудки паровозов на станции…

Утром Нина собралась в гимназию. Оставила записку:

«Папа, тревожилась всю ночь. Целую! Твоя дочурка».

На улице она огляделась: почему-то ожидая обнаружить отца, спешащего домой.

— Лай-лай! — Из-за угла показался китаец. Две корзины на коромысле гнули его к земле. На голове соломенная шляпа шалашиком. Плетёнки на босую ногу. Он семенил к воротам Труфановых. Вместо обычного «нинь хао» — «здравствуй» — китаец сказал:

— Финчань ла?

— Чифан ла! — отозвалась Нина, как принято у китайцев: «Сыта вполне. Того и тебе желаю!».

— Тавала нада? — Китаец, словно напуганный, оглядывался. — Тавала нада, куна?

— У меня нет денег. Чэна нет!

— Чэна нету — это ничево. Чэна потом еси. Чэна будет — плати еси. В одной корзине была зелень: пучки редиски, морковка, чеснок, репа. Нина отвернула тряпку на второй и выбрала жёлтый перстенёк.