Верное слово - Дарья Зарубина

– Да какой она маг?! – сердился Ряполов. – Маг – он герой, силой отмеченный. Хранитель, заступник. Она же, эта фифа столичная, подругу свою в лесу мшанику в пасть бросила. Убежала, хвост поджав.

Громова не выдержала. Выскочила за дверь.

– Поделом ей, гадине, – бросил вслед Ряполов, скрестив на груди руки.

– Ты, Иван Степанович, и близко не знаешь, сколько эти маги в войну пережили. Ты страху такого не видал, какого они натерпелись, боли такой представить себе не можешь, – напустился на мужика Игорь, понимая, что стоит промолчать, прогнать Ряполова и со всех ног рвануть домой к «серафимам». Нет, не к ним – посмотреть, вернулась ли Маша. Но злость и отвращение, читавшиеся в глазах городского балагура, заставили председателя говорить.

– Ты хоть понимаешь, что вот эта фифа столичная, которую ты сейчас обидел, девчонкой, школьницей почти, на фронт ушла?

– Так и я фронтовик, – буркнул Ряполов. – Вон, рука-то левая не гнётся.

– Магом ушла. За нашу победу в такое оборачивалась, что и вспомнить нельзя. Против танков шла. Такой страх, Иван Степанович, он как твоя рана. У тебя рука не сгибается, а у неё этим страхом так душа изодрана, что нам с тобой и не представить.

– Так у той, другой, что она в лесу бросила, верно, тоже. Только Леночка Васильевна, кажется мне, спину бы не показала, хотя вон какая хрупкая. Как девчонка почти…

Тут уж Игорю крыть было нечем. Он хотел уже признать правоту разъярённого поисковика, как тот сам переменился в лице, словно осознав что-то, до того скрытое.

– Ладно, председатель, понимаю я всё, – проговорил он, криво и щербато улыбаясь. – Если стану про случай этот в лесу трепать, и Леночке Васильне от того нехорошо выйдет. Это всё ж таки, значит, подруга её фронтовая. Обе ведь они маги героические, так ли я тебя, Игорь Дмитрич, понимаю?

Председатель кивнул.

– Значит, промолчу. Потому как Леночке Васильне я дурного сделать никогда не хочу. Я таких смелых баб, Игорь Дмитрич, ни разу в жизни не видал. Сама-то – с фигу, тоненькая, как мизинец. А когда мшаник на неё пёр, себя не потеряла.

– Вот и славно. – Игорь похлопал механизатора по плечу, подталкивая к двери. – Иди, Иван Степанович, иди. И молчи. Там, где маги работают, надо осторожно. Лишнее слово – и паника в городе начнётся.

Нину председатель перехватил уже на крыльце. «Серафимы», поглощённые разговором, даже не заметили, как она прошла к себе, затолкала наскоро в чемоданчик свои рубашки и выскочила вон, надеясь, что успеет на московский поезд.

– Куда это вы, Нина Матвеевна? – проговорил Матюшин холодно. Нина не подняла на него глаз, пробормотала:

– Домой мне нужно. Срочно.

Игорь пропустил её, позволив соскочить с крылечка и торопливым шагом пройти мимо себя, и только когда Нина уже повернулась спиной и двинулась в сторону вокзала, бросил едва слышно:

– Снова трусите, товарищ Громова? Подругу в лесу бросили – это не самая страшная трусость. Кармановское болото из всех нас душу выпило. А вот что сейчас в глаза боевым товарищам посмотреть боитесь – это… нехорошо это, гражданка Седова. Очень нехорошо.

Этого «гражданка Седова» Нина не выдержала. Всхлипнула, закрыла лицо рукавом и бросилась обратно в дом, уронив чемодан у забора, через который перегибались поникшие мальвы. Игорь подобрал поклажу и вошёл, напряжённо вслушиваясь. С облегчением выдохнул, когда услышал доносящийся из кухни голос жены.

– Не может её там быть! – решительно не хотела верить подругам Маша. – Я сотню раз на этом холме сидела. Игорь не даст соврать – не было там долгие годы ничего. Убила ты её, Сима!

– Тогда только ты остаёшься, – резко прозвучал от двери хрипловатый голос Нины. Серафима и Маша обернулись к ней. Громова на мгновение замерла в дверях, ждала, пока поднимет голову Солунь, похлопает по кушетке рядом с собой – садись, мол. Игорь подошёл ближе, остановился за едва прикрытой застеклённой дверью, что была – от любопытных глаз – завешена строчёной шторкой. Громова подошла к столу, продолжая говорить:

– Говорю тебе, Маша, мы с Леной тело видели. Не болотный хозяин его убил, точно. «Серафим» или очень похожий трансформант. Но я только внешне оценивала, магометрию Лена проводила.

Сима обернулась к Солунь. Лена низко опустила голову, так что свет неяркой лампочки под зелёным абажуром никак не мог дотянуться до её лица. Оно оставалось в мягкой тени, и от этого слова прозвучали тихо и страшно:

– Точно «серафим». Больше скажу, Сашка там, – проговорила Солунь. – Сначала я тоже подумала, что не она. Потому что Саша хоть и непутёвая была, а в базовых формулах никогда не путалась. А тут непонятная каша какая-то из стихийных воздействий и обрывки формульные. Я Курчатова упрощённого распознала и Савинова без трёх последних переменных. А вместо них… слово одно.

Лена ещё ниже опустила голову, словно это невысказанное слово давило на неё невыносимой тяжестью.

– Вернитесь, – проговорила Сима.

Лена удивлённо вскинула голову. Вся её напряжённая фигура словно спрашивала: «Как? Откуда узнала?».

– Помните, девчата, – проговорила староста, невесело улыбаясь, – когда мы в тот первый воздушный бой после трансформации уходили, Витя… Виктор Арнольдович так сказал. Мне это его «Вернитесь» тогда по живому на изменённое сознание раскалённым клеймом легло. Когда на болоте совсем тяжело приходилось и крылья сбросить сил не было, я тоже про себя всё твердила: «Вернитесь, вернитесь, вернитесь!» – Сима говорила всё громче, в раздражении ударила ладонью по столу, так что подскочила вазочка с печеньем, звякнула ложечка в чашке Маши. – Он тогда мне и Сашке почти на ухо шепнул. Может, и она перед смертью за это прощание цеплялась. Вспомни, не кричал ли чего твой Игоряша такого в тот день, когда ты поезд подняла?

Игорь замер за дверью, боясь выдать своё присутствие.

– Нет, не кричал, – сокрушённо произнесла Маша. – Я виновата. Он за мной побежал, а я ему что-то и крикнула. Вроде бы как раз «вернись».

– Вот на растревоженную Сашку и легло. Когда ты, Маша, оборачивалась по формуле решетниковской, её… то, что осталось от неё, полем и зацепило. А потом… Вы не хуже меня знаете, как слово для мага важно. Как легко на одно-единственное слово целую магическую цепь завязать. Видимо, оно и разбудило Сашу.

– Тогда зачем ей людей убивать? – возмутилась Нина. – Думаешь, она всё ещё… на войне? Последний приказ выполняет?

Громова наконец подсела к столу. Маша, напротив, вскочила и принялась мерить шагами комнату.

– Но если это Сашка, то кто тогда мшаника разбудил? Кто тела уродовал, чтобы я следа «серафима» не нашла? Может, кто-то её нарочно поднял? Формулу нашу до ума пытается довести?

– Если и пытается, то не здесь, – едва слышно пробормотала смущённая собственной вспышкой ярости Серафима, поглядывая на часы. Длинные позеленевшие цепочки с гирьками в форме еловых шишек тянулись вдоль стены рельсами, скрываясь под громадой дореволюционных ходиков. В часах сдвинулись шестерёнки, цепочки скрипнули. Голос Симы прозвучал не громче этого шороха.

– Не знаю, что и думать, девчата, – Маша прижала ладони к горящим щекам. – Неужели я мага чужого проворонила?! Ведь кто-то под самым носом моим след Сашкин затирал!

Серафимы смотрели на подругу с любовью и жалостью, и председатель не мог больше выдержать повисшей в комнате тишины. Вышел из своего укрытия, решительно шагнул к жене, но Серафима встала на его пути, приложила палец к губам: не время сейчас для раскаяния, может, и не придётся каяться.

В этот момент весь смысл собственных слов дошёл до Маши. Она вцепилась руками в плечи и испуганно посмотрела на мужа:

– Но ведь если там, на холме у болота, Саша, тогда нам придётся в Москву сообщить?

Все понимали, чем закончится для председателя вмешательство столичных магов. Да и не только для него. Придётся рассказать правду о «героической седьмой». Предать память Виктора. Разрушить будущее «серафимов». А ведь только всё готово было успокоиться. Забылось прежнее, затянулось дёрном лет, сквозь который уже начала пробиваться молодая травка новой жизни. На днях в столице с почестями «останки ночных ангелов» захоронят. Рассказать сейчас о «серафимах» – это вернуться обратно, в Кармановское болото. Стать объектом исследований магов, которые ещё вчера сидели за партами под твоим собственным портретом. Не говоря уж о том, какую статью отыщут для Матюшина военные юристы, какой грязью обольют имя Потёмкина…

– Москве сообщать не будем, – твёрдо заявила Нина. – Справимся. Если Сима одна Сашу не сумела добить, вместе сумеем. Так?

Солунь кивнула:

– Может, девчонок вызвать? – предложила она. – Всё-таки всех нас касается.

Сима не торопилась с ответом.

– Думаю, сказать всё-таки стоит, – заговорила она, наконец. – Маша сумела формулу победить, нашла верное слово – но только для живых. Не успели мы Сашу спасти, только и убить её совсем, упокоить то, что осталось от неё, мы не сможем. Ни сил, ни знаний у нас не хватит, девочки. Я многое за два года услышала и увидела благодаря Вите. Страшные вещи после войны остались – и в земле, и в небе, и в людях. Непростые порой решения магам приходилось принимать. Поверьте мне: с тем, чем стала наша Сашка, нам не справиться – ни втроём, ни вчетвером, ни всей группой.