Верное слово - Дарья Зарубина

– Машу я к Кармановскому болоту на пушечный выстрел не подпущу, – перебил её Матюшин. Сима кивнула, подтверждая его правоту.

– Поэтому и предлагаю, – она подождала, пока Нина перекипит возмущением и сядет к столу, – попросить о помощи.

– Военных? – зло усмехнулась Нина. – Забыла, как они нас хотели вместе на болоте накрыть? Или наших, из университета? Таких, как Виктор? Думаешь, кто-то из них нам способен помочь? Двоих вон посылали уже. Сашка их сломала, даже пальцев сплести не успели. Сопляки они против нас и нашей формулы.

– Вот именно, – продолжила Сима, переждав, – формулы. Профессора Решетникова надо звать. Он нашу формулу разрабатывал. Он и поможет Сашку упокоить.

Идею не поддержал никто. Мысль о том, что настолько высоко взлетевший в военных и магических кругах человек, как Решетников, узнает о том, что «серафимы» живы, испугала всех. Когда же Сима обмолвилась, что старому магу и так известно о Кармановском болоте, голоса тотчас стихли. Четыре пары глаз с удивлением и осуждением уставились на Серафиму.

– И ты молчала? – проговорила Лена. – К тебе приходил сам Решетников, рассказал, что знает о нас, и ты даже не подумала всех предупредить? Оля уже погибла! Решетников видел нас на похоронах! Мы ведь не люди для него, Сима, а свидетели его ошибки. Его – и Виктора. Откуда ты можешь знать, что это не он Олю…

– Ольгу Учитель убил, – бросила Нина. – Не в том дело. Отчего ты, Симка, считаешь, что ты беречь нас должна, за нас всё решать? Уж давно ты не староста! Сколько раз ты за нас решала? Сколько раз ради Виктора Арнольдыча нас предавала? А теперь ещё это. Решетников. Да лучше сразу танки и миномёты вызови!

– Он о нас много месяцев знал, – возразила Сима. – И прежде всего, обо мне. Верно, реши он от «серафимов» избавляться, начал бы с меня, да подождал, пока вы на похороны приедете, как к Виктору собрались. Прощенья он у меня просил в тот день, как мы в Карманов уехали, за формулу. Как хотите, а я ему верю…

– Ты и Учителю верила, когда он нас на болоте запер, – пробормотала Нина.

– Моя вера, Нина, Кармановским болотом воспитана, – резко ответила Сима. – Я с пустым рукавом руки не подаю. От Вити остались бумаги, которые заинтересуют Решетникова. Поможет он нам с Сашей – я бумаги ему отдам по нашей формуле и всё то, что Виктор за эти годы по ней сделал. А не поможет, те же бумаги на нужный стол лягут. И мокрого места от профессора не останется, уж поверьте. Я ведь, Нина, так и осталась вашей старостой. Берегла и беречь буду.

– Выручать надо, выручать! – Нелли с трудом сдерживалась, заставляя руки спокойно лежать на столе. В сестринской сидели две незнакомые медсестрички, пили чай после дежурства, о чём они не забыли сообщить Нелли раза три или четыре: вдруг ассистентка Чижова скажет своему начальнику, что в госпитале сёстры бездельничают? Нелли сидела у окна, положив перед собой медкарту пациента, и думала, думала, думала. Отправиться за другими пострадавшими магами Николай Николаевич ей не позволил – отправился сам, а помощнице поручил наблюдать за прооперированными.

Трое магов посильнее, поступивших до их приезда, уже шли на поправку. Благодаря Николаю Николаевичу старший лейтенант Рыжов избежал ампутации – не зря бросился хирург из вертолёта в операционную, буквально вынул руку мага-наводчика из-под пилы. Лейтенант Круглов лишился обеих кистей. Нелли осталось лишь заговорить небольшой очаг воспаления на правом предплечье, с которым не сумели справиться местные специалисты. Верно, и сам Чижов бы не справился, а Нелли, воспользовавшись тем, что медсёстры увели соседей Круглова на процедуры, применила изменённый наговор, который они с Серафимой путём проб и ошибок составили на третий год заточения под Кармановом. Тогда случилась особенно холодная зима, и у Поленьки, которая с трудом переносила обратную трансформацию при низких температурах, то и дело появлялись гнойные язвы на месте выхода крыльев. Воздействие по Мортону давало хорошее обезболивание, но настолько обессиливало лечащего, что после него Сима едва сама не погибла при спонтанной трансформации, не сумев справиться с болевым шоком. Магия врачевания у Нелли всегда шла лучше остальных предметов, и они с Симой несколько ночей просидели под самыми печатями, вычерчивая на снегу формулу за формулой, пытаясь соединить Мортоновское воздействие с формулой Иноземцева для неинвазивного вытягивания абсцессов.

Нелли старательно замаскировала изменённую формулу под общеизвестного Иноземцева – Клюева так, что отличия заметил только Чижов. Ему Нелли, не моргнув глазом, солгала, что укрепила формулу одним из малоизвестных грузинских наговоров.

Ни Круглов, ни Рыжов особого ухода не требовали, их перевели в общую палату, а капитан Семёнов, оказавшийся неплохим магом, быстро выучил нужные слова и магические воздействия производил сам, выбираясь из палаты только на процедуры. Но медсёстры поговаривали, что Семёнов активно учится сам себе делать уколы, уже освоил внутримышечные, но пока никак не выучится делать внутривенные и ставить капельницы, так что в госпитале его держит только глюконат кальция. Как только совладает с внутривенными – тотчас выпишется. Уж больно хочет вернуться в строй.

Круглова – невысокого, полноватого, с отчаянием в блеклых глазах – Нелли жалела. Не утерпела и позвонила его бывшей жене, телефон которой отыскался в карте – записанный карандашом на угол и пересечённый крупным знаком вопроса. Громогласная, обмотанная бусами супруга явилась через сутки и уж больше не уезжала – поселилась в гостинице недалеко от госпиталя и днями просиживала у постели бывшего мужа, и отчаяние во взгляде Круглова заметно таяло.

Бледного худощавого Рыжова жалеть было трудно – он капризничал и ругался с персоналом, как подросток, которого не пускают гулять.

Статный целеустремлённый Семёнов нравился Нелли. К своему статусу «больного» он относился с пренебрежительной брезгливостью, лечение в госпитале терпел как унизительную, но необходимую проверку и изо всех сил старался всё делать сам. Временами богатырь Семёнов многозначительно поглядывал на Нелли, но за время работы в больницах красавица-медсестра в совершенстве изучила науку избегания излишнего внимания больных и коллег.

Нелли было нужно одно – как следует подумать. Найти способ добраться до закрытой зоны, откуда поступали пострадавшие, и спасти подруг. Она была уверена – под Стеблевом томились запертые «серафимы», причём им не давали принять человеческий облик. Стоит девчатам отчаяться – и они уже не смогут трансформироваться обратно. Может, этого и добиваются мучители – чтобы «неудобные» маги из «героической седьмой» окончательно стали демонами. Уничтожив демонов, законов не нарушишь, напротив, совершишь героический поступок. А вот убить магов-трансформантов, которые всё ещё пытаются стать людьми, – это преступление в глазах мирового магического сообщества.

Нелли билась над задачей не один день, но никак не находила выхода. Единственным местом, где можно было спокойно подумать, оставалась палата капитана Волкова. Того самого капитана, с чьих рук Нелли снимала вербализацию по Пирогову. Руки Волкова требовали многочасового массажа, и медсёстры были рады, когда ассистентка знаменитого Чижова вызвалась сама ухаживать за пациентом.

Она сидела в полутьме палаты, разминая ледяными пальцами руки так и не пришедшего в сознание пациента, и с отчаянием понимала, что ничего не может сделать для подруг. Как всегда по окончании массажа, Нелли прошептала обезболивающий наговор, который в институте отчего-то называли «поволжским», но едва прозвучало последнее слово, как пациент застонал, словно пытаясь проснуться от тяжёлого сна, и заговорил… по-немецки.

Нелли пожалела, что рядом нет Симы – Зиновьева читала и говорила на немецком легко, словно на родном, а вот Нелли он всегда давался с трудом. Она попыталась запомнить сказанное, вколола пациенту обезболивающее и вышла, в дверях едва не столкнувшись с капитаном Семёновым.

– Вы знаете немецкий? – спросила она, с удовольствием заметив, как удивился её вопросу «капитан Совершенство».

– Что-то случилось, Нелли Геворговна?

– Сможете перевести? – И Нелли шёпотом повторила то, что минуту назад услышала от раненого Волкова.

Однако Семёнов не стал переводить. Он буквально втолкнул медсестру в палату, из которой она только что вышла, вошёл следом и торопливо прикрыл дверь.

– Откуда у вас эта информация? Это секретные данные, – Семёнов придвинулся ближе. Он нависал над Нелли как скала, но женщина гордо подняла подбородок, нимало не смутившись.

– Это только что сказал мне мой пациент, – ровным голосом произнесла она. – Я плохо знаю немецкий язык. Долгие годы не имела практики, но постаралась запомнить слово в слово. Это как-то связано с закрытой зоной? Кажется, в этой фразе было что-то про «милую Хильду» и ещё «конец». Остальное я не сумела перевести. У капитана Волкова есть семья в Германии?