Странствующий Морф - Терри Брукс

Ястреб начал было говорить, но она быстро приложила свой палец к его губам, чтобы он молчал.

— Ты обещал не прерывать, — напомнила она ему, а затем убрала палец. — Когда потом мы были на стенах, ты спросил меня, правду ли я сказала про ребенка. Я сказала, что нет, что я сказала это судьям только для того, чтобы попытаться спасти нас.

Она сделала паузу.

— Я солгала тебе. Ребенок есть. Наш ребенок. Но я не могла рассказать тебе. Я не смогла бы смотреть, как ты умираешь, зная, что у нас был ребенок и что наш ребенок умирает вместе с нами. Так что я солгала.

Она слабо улыбнулась ему.

— Вот почему я не могла прыгнуть, когда ты попросил меня сделать это. Я не могла заставить себя убить нашего ребенка, даже если не было никакой надежды. Я не могла сделать этого.

Она посмотрела на него, внимательно изучая его лицо:

— Ну вот, теперь твоя очередь. Теперь ты можешь что–нибудь сказать.

Он в удивлении покачал головой:

— Могу я сказать, как я счастлив?

Она кивнула со слезами на глазах:

— Это было бы прекрасно.

— Могу я сказать, что меня не заботит ничего — ничего! — так сильно, как это? Когда ты сказала тем судьям, что у нас будет ребенок, когда я услышал, как ты это говоришь, я не мог в это поверить. Но позже, в своей камере, я думал об этом. Я думал, что это было печально, ужасно и удивительно, и я хотел этого так сильно, что едва находил себе место, потому что я не верил, что это может произойти. Нас приговорили к смерти. У нас никогда не будет ребенка. Поэтому я спросил тебя на стене и вздохнул с облегчением, когда ты сказала, что не было никакого ребенка.

Он резко выдохнул:

— Но теперь. Теперь, Тесса, я так счастлив. Мне все равно, что ты солгала. Я знаю, что ты это сделала ради меня. Я понимаю. Но я хочу этого ребенка. Неважно, что еще произойдет, я хочу его. Самый новый член нашей семьи. Призраков. Но не тот Призрак, который унаследует руины, которые разрушили наши родители. Не тот. Это будет ребенок, который поможет восстановить мир. Этот ребенок будет началом чего–то замечательного.

— Я рада, что ты не злишься на меня, — сказала она.

— Злиться на тебя? Я никогда не смогу злиться на тебя. Я понимаю, почему ты солгала. Я поступил бы точно так же. Это уже в прошлом. Мы можем все это забыть. У нас есть новое начало. — Он покачал головой, все еще улыбаясь. — Я не могу в это поверить. Ребенок. Наш ребенок.

Она наклонилась:

— Особый ребенок, — прошептала она. — Рожденный от тебя и меня, от наших двух миров, от нашей крови. Ребенок, который станет таким же лидером, как и ты. Я знаю это. Я могу это почувствовать.

Он привлек ее к себе и крепко обнял. Он никогда не любил ее сильнее, чем в этот момент. Он подумал, что, может быть, никогда снова не полюбит ее так сильно.

Ребенок.

Воробышек стояла в темноте, ее сердце бешено колотилось. Она слышала все.

Она все это слышала. Будет ребенок. Ястреб и Тесса собрались заиметь ребенка, и он будет первым из нового поколения детей.

Она пришла в поисках Ястреба, чтобы попросить его поговорить со Свечкой, успокоить маленькую девочку насчет ее места в семье, зная, что это будет значить больше, исходя от него, а не от нее. Она не собиралась подслушивать, но не смогла ничего с собой поделать. Она нашла их как раз в тот момент, когда Тесса рассказала ему о ребенке, и она не смогла уйти, не дослушав все остальное.

Она в нерешительности застыла на месте, не зная, что делать дальше. Должна ли она открыться им? Она ощущала себя шпионом, прячущимся в темноте, чтобы подслушать секреты, не предназначенные для ее ушей. Как они будут себя чувствовать, если она сейчас выйдет и позволит им узнать?

Наверное, лучше подождать. Если она ничего не скажет, то сможет подождать, пока они не расскажут остальным, а затем она притворится, что слышит об этом впервые. Что может быть лучше. Удобнее для всех.

Она бесшумно повернула обратно, оставив Ястреба и Тессу одних, закутавшись своей радостью и любовью. Однажды и ей захочется такого же, подумала она. Ей захочется иметь кого–нибудь, кто разделит с ней жизнь.

Тайну о ребенке нужно хранить, но на полпути к тому, чтобы присоединиться к остальным, она уже решила, что нужно рассказать Сове.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Рассвет был кроваво–красным. Ястреб никогда не видел такого, и это тревожило его по каким–то причинам, которых он не мог объяснить. Это было больше, чем из–за странности рассвета. И даже не из ощущения, что в нем было что–то зловещее. Он что–то сигнализировал, некий сдвиг в порядке вещей, наверное, что не было очевидным на поверхности, а ощущалось где–то в глубине, внутри, где подобные вещи вбивались клином и отказывались удаляться.

Все еще переполненный известиями о беременности Тессы, он поднялся в самом лучшем и самом многообещающем настроении. Неважно, какие у них шансы, несмотря на все препятствия, независимо от всего, что лежало впереди, он и Тесса преодолеют их, потому что у них есть ребенок, которого надо воспитывать и защищать. Он мало знал о младенцах, но все о детях, и он был готов был увидеть, что его ребенку будет дана каждая возможность вырасти сильным и здоровым. Даже в мире, который был почти весь уничтожен. Даже в мире, который он пытался покинуть. Ястреб хотел этого, как мало чего хотел за свою жизнь. Его ребенок, его и Тессы. Его рождение будет самым прекрасным событием, которое когда–либо случалось с ним. Оно давало ему надежду; оно заставило его почувствовать, что все, через что он прошел или мог пройти в грядущие дни, стоило того.

Его эйфория была затенена, но не заслонена этим странным рассветом, и когда они отправились утром в путь, он по–прежнему улыбался в душе при мысли о своем секрете. Младенец. Что может быть чудеснее этого?

Он подошел к Тессе, когда она еще спала, и разбудил ее, обнял и поцеловал ее, и сказал, как сильно он ее любит, как он рад и взволнован. Она обняла его в ответ, и на несколько мгновений гнетущая атмосфера восхода солнца исчезла за яркой завесой их счастья.

— Мы расскажем остальным за завтраком, — прошептал он ей.

— Подождем до вечера, — настаивала она. — Я хочу сначала рассказать Сове. Я хочу, чтобы она узнала прежде всех остальных.

Он быстро согласился и пошел будить остальных и готовиться к отправлению с таким энтузиазмом, что некоторые посмотрели на него так, как будто он сошел с ума. Он не обращал внимания на их взгляды, бормочущие комментарии и все остальное, охваченный своим собственным праздником.

— Постарайся взять себя в руки, Человек—Птица, — проворчал Ягуар, когда его терпение почти исчерпалось от такой эйфории. — Ты выглядишь одержимым или чем–то подобным. Это на самом деле пугает.