Коготь берсерка - Виталий Сертаков

— Мы провели шесть гаданий, а не четыре, как прежде. — Безногая женщина взяла из крошечной гробницы детскую черепушку. — Мы встречались и расходились. Мы возносили жертвы Одину и Ньяду. Этот ребенок станет великим воином.

— Этого следовало ожидать, — осторожно заметил Говоритель закона. — Сын великого конунга не может стать иным.

— В том и беда, — перебил слепец. В его расплывшихся бельмах отражалось пламя светильников. — Он станет иным. На нем печать сразу двух крыльев, белого и черного.

— Он совершит много зла, он оставит города без воды и зальет их огнем, — зашептала женщина. — Он свергнет наших богов и поставит других.

— Если его не убить, он приведет тех, кто разрушит наш город…

— Это невозможно, — Говоритель закона поперхнулся, в горле будто застряла кость. Он невольно глянул в узкое оконце под самым потолком. Обвитая стенами и широкими рвами, крепость казалась вечной неприступной твердыней. — Ты выжил из ума, тул! Никто не станет разрушать город, где можно нанять лучших воинов на свете!

— Он убил свою мать и предаст отца.

— Замолкни, Рюга! — не смог сдержать гнева Говоритель. — Будь довольна, что нас никто не слышит. Это немыслимо, чтобы муж: из клана Топоров поднял руку на отца! Таких даже не вешают. Он проживет остаток дней на цепи!

— Тебе надо решить, должен ли ребенок жить, — ехидно усмехнулся толстяк. — Говоритель закона может получить жизнь младенца. Если ты будешь настаивать на своем праве, на Совете у конунга никто не посмеет тебе перечить. Всегда можно найти в прошлом подобный случай, верно?

— С чего вы взяли, что я стану забирать жизнь у младенца? — в последний раз огрызнулся старик. — Может, я должен сказать его отцу, что тулы обожрались толченого гриба?! Неужели у нас нет иного выхода?

— Выход есть. Мы думали. Отдай ребенка на волю Ньяду, — предложил слепец. — Пока не стало слишком поздно.

В подземелье ощутимо повеяло холодом, хотя в очаге пылали дрова. Стали слышны шорох дождя и далекие раскаты грома. Говоритель закона несколько мгновений не мог вымолвить ни слова.

— Это… это немыслимо, — наконец прошептал он. — Не представляю, как я скажу конунгу… У него даже нет имени. Мы будем молиться богам, чтобы они сняли проклятие. И назовем мальчика…

— Молчи! Это не мы придумали, — толстяк орудовал острым ножом. — Ты же знаешь, Говоритель. Мы ничего не сочиняем. Мы видим сны. Его мать назвала его священным именем данов. Ты опоздал, Говоритель.

— Младенца необязательно убивать, — хихикнула бородатая женщина. — Достаточно отдать его волнам. Добрая жертва от крепости повелителю бездны!

— Но ты сказал… ты сказал, что на нем есть печать и белого крыла? — Говоритель закона, опомнившись, подступил к слепцу.

— Мясо и кровь. Глаза и зубы. Сердце и печень, — забормотал тул. — Младенец принесет нам такую войну, какой давно не было. Но он принесет нам свет.

— Это правда, он сказал то, что видел во сне. — Бородатая женщина сложила из костей сложный рисунок. — Мы все это видели… Думай, как тебе поступить. Это не наше дело. Наше дело — говорить правду.

Сгорбившись, Торгейр выбрался из башни. Позади него, выпучив глаза, нависал повелитель морей, вырезанный из почерневшей дубовой колоды. Торгейр отправился к вождю кружным путем. Он не замечал потоков воды, льющих за пазуху, только вздрагивал все чаще. Конунг пировал в доме «Красного змея», названного так по имени нового корабля. Византиец Никос тоже объявился здесь, сушил одежду над огнем и пил мед. С конунгом пировали две дюжины лютых, самые верные бойцы, почти все датчане. Еще тут были гости, посланцы кейсара и несколько богатых купцов из Волина, боявшихся ехать дальше в непогоду. Законы гостеприимства распространялись на любого мирного человека, постучавшего в ворота крепости.

— Добрых снов тебе, Говоритель закона. — Хозяин крепости протянул старику руку. — Поведаешь ли ты нам, что сказали о моем сыне оракулы?

Торгейр оглянулся. Викинги прекратили пить и есть. Стряпчий замер у огромного вертела с жареным быком, не смея опустить нож:. Десятки пар глаз следили за Говорителем.

Светлое крыло, подумал жрец. «Принесет свет». Как я ему скажу о пророчествах?

— Оракулы говорят, что сын конунга принесет много побед и радости братству викингов, — во всеуслышание объявил Говоритель закона.

«Свет. Принесет свет».

— Мой сын! — На суровом лице Токи заиграла улыбка. — Радуйтесь, друзья! Сегодня год, как родился мой сын, сын Токи из клана Топоров!

Говоритель закона воздел ладони к небу, мысленно взывая к хранителю морских пучин.

— Отчего ты не весел, наш славный Торгейр? — Молодой конунг все еще смеялся, но глаза его походили на две острые льдинки. — Эй, лежебоки, живо налейте Говорителю рог меда!

— Нам надо обсудить одно дело. — Торгейр остановил трелля, подбежавшего с полным бычьим рогом медовухи. — Прошу тебя, Токи. Нам надо поговорить наедине.

— Случилось что-то плохое? — Лютые привстали, чутко наблюдая за своим вождем.

— Пока нет, — успокоил Говоритель. — Но непременно случится. Если мудрый конунг будет ждать.

— Я не буду ждать! — Токи тряхнул гривой. — Клянусь, никакая весть не напугает меня, Говоритель. Я сделаю так, как лучше для нашего братства!

Глава двадцать третья

В которой саамы знакомятся со словом «честь», один выходит против семерых, а Пиркке Две Горы плачет

— Возьми меня с собой!

— Не возьму. Ты еще слишком молод.

— Мне уже двенадцать!

— Не ври! Никто не знает, сколько тебе лет! Я обещала Укко, что буду учить тебя до осени. Я не хочу, чтобы тебя убили или выжгли печать на лбу!

— Почему меня должны убить? Ты ведь говорила, что норвежцы приходят только за данью.

— За данью, за данью… Ой, мальчик, не гневи меня. Прежде они приходили за пухом и мехом, при старом господине, и всегда было известно, что они возьмут. Но потом Харальд Серая Шкура поссорился с родичами, и бедных саамов обирают все, кто захочет…

— И Глум Бешеный Кот? Этот родич Хромого Хьялти?

Пиркке потемнела лицом.

— Ой, мальчик, я не знала, что Глум — это свояк Хьялти. С Хьялти я дружу очень давно. Так получилось, что я дважды принимала роды у его матери, он мне почти как сын. Хотя у старой Пиркке нет сыновей… Я не знала…

— Что ты теперь будешь делать?

— Не знаю… — Пиркке выглядела крайне растерянной. — Наши мужчины раньше не дрались с норвежцами. Тех всегда больше, у них железные мечи и топоры, у них лучше корабли. Вчера я видела охотников с сейда Спящего Человека. Они не хотят платить дань Глуму. Они говорят, что рыбаки тоже не хотят платить. Рыбаки в этом году уже отдали долю ярлу.