Дьявол не любит ждать - Себастьян Фолкс

— Ты есть хочешь? — внезапно спросила Скарлетт.

— Давно уже живот подвело.

— А чего бы тебе сейчас больше всего хотелось?

Бонд задумался:

— Ну, на закуску что-нибудь легкое, не затрудняющее пищеварения. Например, яйца-пашот с беконом. Потом немного икры — такой, какой угощал меня Дариус у себя в саду. Палтус в кляре тоже пойдет. И запеченной куропаткой я бы не побрезговал. А запил бы я это все бутылочкой «Болленже Гранд Анне» тысяча девятьсот пятьдесят третьего года и парой бокалов какого-нибудь красного — «Шато Батайи», например. Один мой парижский друг недавно познакомил меня с этим напитком.

— А еще что?

— Я бы заказал все это в номер в гостинице. Где мы были бы с тобой вдвоем. Мы сидели бы голые прямо на кровати и объедались. А пока ложись сюда, поближе; когда настанет время действовать, я тебя разбужу. Представь себе, что ты в той гостинице, и постарайся заснуть.

— Ммм… Я уже там, — сказала Скарлетт. — Из-за приоткрытой двери ванной чувствуется запах гардении, это пахнет взбитая пена в ванне, которую я собираюсь принять…

Когда Скарлетт заснула, Бонд все продолжал обшаривать взглядом потолок, пытаясь обнаружить хоть какой-то намек на существование здесь наблюдательных приборов. В камере было темно; только из коридора через полуприкрытую заслонку на зарешеченном окне просачивался свет натриевой лампы. «Пожалуй, оно и к лучшему», — подумал Бонд. Посмотрев на спящую девушку, он с удовлетворением подумал, что она держится молодцом: четко следует его инструкциям и еще ни разу его не подвела.

Когда время, как предполагал Бонд, приблизилось к двум часам ночи, он осторожно разбудил Скарлетт и помог ей встать на ноги. Она помассировала его еще болевшее плечо и поцеловала глубокий порез на щеке, там, где острый кусок стекла прошел вглубь до самой десны.

— Вот выберемся отсюда, мой дорогой, и ты сразу же отправишься к зубному врачу, правда?

Бонд изобразил на лице страдальческую гримасу.

— И вот еще что, — сказала Скарлетт. — Пообещай мне, что если мы вырвемся из этого ада живыми, то первым делом направим сюда тех, кто сможет спасти Поппи.

— Обещаю. — Бонд нежно поцеловал ее в губы, подошел к двери и вскарабкался по неровностям стены, зависнув над дверным проемом выше окошка. — Давай!

Скарлетт прижалась лицом к решетке и громко крикнула. Сначала снаружи не было слышно ни звука, хотя Бонд прекрасно знал, что завод работает, а значит, где-то неподалеку должны быть и часовые. «В любом случае, — подумал он, — лучше уж никаких звуков вообще, чем слишком много сразу».

— Попробуй еще раз.

— Ш-ш-ш… Он идет.

Бонд и сам услышал, что кто-то приближается. Часовой подошел к двери и посветил через окошко фонариком.

Скарлетт расстегнула серую рабочую рубашку, демонстрируя свою грудь.

— Хочешь меня? — томным голосом проговорила она.

— А этот где? — спросил часовой.

— Спит. Он болен. Плечо. — Чтобы охранник, плохо знавший английский, понял ее, Скарлетт жестами и мимикой изобразила выражение крайней усталости и изможденности и ткнула пальцем в дальний угол камеры, который тонул в темноте. — Иди быстрее, — сказала она, делая движение, будто собирается стянуть с себя брюки.

Охранник все еще медлил. Скарлетт подняла груди руками и встала так, чтобы прямо на них падал луч света. Послышался звук ключа, поворачивающегося в замке. Дверь открылась, и часовой вошел в камеру. Когда он повернулся, чтобы закрыть дверь, Бонд рухнул сверху ему на спину и повалил, одной рукой зажав ему рот, а предплечьем другой надавив на сонную артерию. Скарлетт тотчас же выхватила пистолет из кобуры на бедре часового. Бонд использовал тот же самый прием передавливания сонной артерии, который применил, чтобы обездвижить охранника на верфи в Ноушехре, но на этот раз он довел дело до конца.

Убедившись, что часовой мертв, Бонд и Скарлетт вышли из камеры и двинулись по лабиринту уже знакомых коридоров. Пробежав мимо поворота, ведущего к кабинету Горнера, они дошли до открытой подъемной платформы. Бонд показал Скарлетт направление нужной ей двери на верхнем уровне, нажал кнопку и смотрел, как, поднимаясь, исчезает в темноте ее стройная фигурка с пистолетом убитого часового, засунутым за пояс брюк.

Бонд выждал столько времени, сколько, по его расчетам, нужно было Скарлетт, чтобы добраться до дверей и выйти, а потом побежал в сторону кабинета Горнера. Он наугад нажал цифры на кодовом замке и встал так, чтобы его было хорошо видно через камеру наблюдения. Не прошло и нескольких секунд, как над дверью замигала красная лампочка. Мгновение спустя весь коридор уже был залит ослепительно ярким светом, раздался вой сирен, потом злобный лай немецких овчарок. С разных сторон послышался топот множества ног. Судя по всему, сюда сбегался весь личный состав караула.

«Ну что ж, отвлекающая диверсия, похоже, удалась, — подумал Бонд. — Теперь главное — не переиграть, а то еще убьют при попытке к бегству». Он поднял руки высоко над головой.

ГЛАВА 16

Сыграем? (II)

Буквально через пару секунд шесть полуавтоматических винтовок нацелились в голову Бонда, а три немецкие овчарки, едва удерживаемые на поводках, бросались, норовя вцепиться ему в лицо. Он стоял неподвижно, упираясь спиной в дверь кабинета Горнера и держа руки над головой, и надеялся лишь на то, что его расчеты оправдаются.

Он был уверен, что люди Горнера получили приказ оставить его в живых. Конечно, даже не будь у Горнера такого пленника, как Бонд, он нашел бы британского гражданина, которого можно было бы посадить за штурвал угнанного «VC-10», — например, вернуть туда пилота, под угрозой оружия посадившего самолет посреди пустыни. И все же, рассчитывая на максимальный эффект от своей провокации, Горнер ни за что не стал бы использовать неизвестного заложника в качестве инструмента нападения на Советский Союз, если у него был шанс «пристроить» на это место хорошо знакомого и давнего противника. Бонд подумал о том, что тяга к эффектным символическим жестам, собственно, и определяет все действия и поступки Горнера, включая мстительный план, который он пытается осуществить.

Вскоре он заметил, что в конце коридора в ярком свете включенных среди ночи люминесцентных ламп появился уже знакомый силуэт, увенчанный кепи Иностранного легиона, и Бонд вдруг понял, что испытывает при виде Шагрена новое и странное чувство: облегчение.

Шагрен подошел ближе и пролаял несколько слов на фарси. Охранники чуть расступились и дали ему место пройти.

— Девчонка — где? — спросил Шагрен.

— Не знаю, — ответил Бонд.

Несомненно, они уже обнаружили открытую дверь и ведут поиски снаружи здания. Игра Бонда основывалась на том, что им и в голову не придет разыскивать молодую женщину, вырвавшуюся фактически из камеры смертников, на борту самолета, который, как ей прекрасно известно, должен уже на следующий день потерпеть катастрофу. О таком варианте они подумают в последнюю очередь. Шансы на успех, по правде говоря, были невелики — но больше Бонду и Скарлетт вообще не на что было рассчитывать.

Шагрен кивнул в сторону коридора, в направлении камеры, и отдал несколько коротких распоряжений. Бонду заломили руки за спину и потащили его по коридору; он тем временем старался внимательно следить за всем, что происходит вокруг. Судя по всему, распоряжение об отбое тревоги еще не поступило: звуки сигнализации и топот сотен ног, обутых в тяжелые армейские ботинки, доносились отовсюду. «Беги, беги, Скарлетт», — беззвучно повторял он про себя. Картина стройной, нет, даже хрупкой фигурки, возносящейся вверх, в темноту, на открытой подъемной платформе, по-прежнему стояла у него перед глазами.

Двое охранников втащили Бонда в камеру, снова связали ему руки и остались возле него, а двое заняли места снаружи, по обе стороны от двери. Через несколько минут, когда звуки сигнализации и сирен смолки, дверь открылась и вошел Шагрен.

— Вниз, — сказал он, тыча пальцем в песчаный пол.

Бонд опустился на колени, поставив одно из них на песок в том месте, где были закопаны осколки стекла.

— Девчонка — где? — снова спросил Шагрен.

— Я уже сказал, — ответил Бонд, — я не знаю. Охранник открыл дверь, потому что ей стало плохо. Она убежала, но куда — я не знаю. А я пошел по коридору, чтобы сообщить доктору Горнеру, что его гостья пропала. Похоже, я подзабыл код замка на дверях в его кабинет.

— Врать! — заорал на него Шагрен. — Врать!

Та половина его лица, которая сохранила подвижность после операции, была искажена гримасой ярости, вторая же оставалась неестественно застывшей. В одном углу рта выступила пена.

«И вот эту страшную рожу, — подумал Бонд, — видели глаза тех несчастных школьников, которые сидели себе спокойно, поджав ноги, где-нибудь на полянке посреди деревни, собираясь слушать библейскую притчу о добром самаритянине».