Венец карьеры пахана - Евгений Сухов

— Именно дед изъял у него этот алмаз?

Армен Саакян усмехнулся.

— А что ему еще оставалось делать? Но даже не это главное. Этот алмаз вместе с другими, которые были добыты на Вишере, должны были переправить союзникам, но камни каким-то непонятным образом исчезли. Шестьдесят лет о них никто ничего не знал, и вот сейчас они объявились. А алмаз «Султан» был предназначен в подарок Черчиллю.

— Вот даже как!..

— Представь себе. Что-то мне подсказывает, что это именно те камушки, которые когда-то исчезли. А значит, за ними, возможно, стоят очень серьезные люди. Не менее серьезные люди могут и разыскивать их. Ты не мог бы узнать у своих купцов как-то поделикатнее, что ли, нет ли у них «Султана»?

Арсен напрягся.

— Это риск. Они могут отказаться от встречи.

— Я знаю. Но этот риск оправдан, мы должны знать об эти людях все! Не исключено, что я усложняю ситуацию, а на самом деле за ними никого нет. Им просто повезло, удалось обнаружить пропавший контейнер. Тогда разговор можно будет переломить в нашу сторону.

Арсен кивнул.

— Кажется, я тебя понимаю. Попробую узнать.

Старый Армен неожиданно расслабленно улыбнулся.

— А насчет того, кому может не понравиться мое возвышение, так это в первую очередь братьям Саркисянам, Иосифу Зальцеру, дядюшке Шато… Шато как раз занимается огранкой крупных алмазов. В свое время он мне очень помог, дал деньги на развитие бизнеса, а такие вещи, как известно, не забываются, — помолчав немного, он продолжил: — Ну, хорошо, с дядей Шато я поговорю. У нас с ним очень много общего, но это может не понравиться Абрамяну! Вот его-то точно не станут мучить угрызения совести, — щеки отца понемногу наливались алыми тонами, движения сделались немного неточными.

— И что же они сделают?

— Нас просто устранят, вот и все! Они слишком сильны, чтобы мы могли с ними тягаться. Сынок, это очень высокий уровень.

— Имея такие алмазы, ты предлагаешь под кого-то лечь? — прежде Арсен никогда не разговаривал так со своим отцом.

Старый Саакян нахмурился.

— Значит, ты вырос, а я этого и не заметил. Вот как ты теперь разговариваешь с отцом.

— Прости, отец, я не хотел. Как-то само вырвалось.

Армен вздохнул.

— Ты все равно мой сын, и что бы я ни делал, все это ради тебя. Мне скоро уходить, а тебе оставаться.

— Так что ты скажешь, отец, неужели тебе не хочется попробовать сделать такое дело?

Бутылка коньяка была наполовину пуста. Для обстоятельного разговора требовалось выпить еще столько же.

— Я не просто хочу, я жажду этого! — неожиданно резко ответил отец. — Вот поэтому я и здесь. Мне всегда хотелось подняться на ступень выше. Почему старый Армен должен всегда плестись в хвосте?! Тем более что имеется прекрасная возможность прорваться! Я так понимаю? Знаешь, мне всегда хотелось доказать всем, что я чего-то стою, — широко улыбнувшись, он добавил: — И кажется, такой случай представился. Когда у тебя встреча с продавцами?

— Договорились встретиться через день. Они должны показать мне товар.

— Хорошо, постарайся с ними поторговаться, какую бы цену они ни предложили, — махнув рукой, Армен добавил: — Хотя чего тебя учить, ты и сам не хуже меня это знаешь.

— Знаю.

— С собой возьмешь пару человек. Мало ли что.

— Я давно знаю продавцов.

— Кто они такие?

— Местные хитники, копали в основном изумруды.

— Что же это их вдруг на алмазы потянуло?

— Видимо, случай подвернулся.

— Ладно, все-таки будь осторожен. Большие деньги способны вскружить голову кому угодно.

— Я понял, — сказал Арсен, почувствовав облегчение.

— Коньяк допьешь без меня. Мне хватит! — кивнув на затворенную дверь, отец вдруг сказал: — Можешь допить со своей девушкой. Хотя женщины больше любят вино. Знаешь, она мне понравилась, скромная, даже ни разу не вышла.

Глава 20 ТОРГОВЛЯ «МРАМОРОМ»

Одно дело торговать отдельными камушками, и совсем другое — сбывать целую партию «белых». Здесь без прикрытия не обойтись. В качестве охраны можно, конечно же, привлечь братков. Но это стремно! Одной зарплаты им будет маловато. Тут долю подавай! Для прикрытия лучше всего подходят милиционеры, желательно офицеры, чтобы в случае недоразумения могли потрясти перед носом у особенно навязчивых личностей серьезными ксивами.

Никита высказал свои соображения Бармалею. Тот согласился не сразу, поскольку имел не самые хорошие воспоминания о своих встречах с ментами. Потом, подумав, сказал, что на примете у него есть парочка таких милиционеров, которые прежде дежурили в Изумрудном. Потом, расколовшись до самого основания, заметил по-деловому, что в прошлом году воспользовался их любезностью, когда из одной богатой жилы нарыл пару центнеров кварцевых друз. Помощь этих ментов пригодилась и уберегла его от серьезных неприятностей, но на «дуру», пахнущую жженым порохом, все-таки посмотреть пришлось. Ощущение не из приятных. Тогда Бармалей, по его собственному признанию, хорошо заработал, сумел даже купить домик в деревне и кое-что оставить на старость.

После некоторых колебаний Зиновьев принял решение и спросил:

— И как же ты с ними расплатился?

— Дал по пятьсот баксов, они остались довольны.

— Хорошо. Когда ты сведешь меня с ними?

— Давай сегодня вечером.

— Договорились.

С милиционерами парни встретились в небольшом кафе, где расположились за белыми выносными столиками. Расторопная официантка, увидев подошедших посетителей, мгновенно подскочила к столу, приветливо улыбнувшись, приняла заказ. Уже через пару минут на столе стояли четыре бутылки пива.

Милиционеры были в гражданском. Ни поведением, ни жестами они не отличались от многочисленных посетителей, заглядывающих в кафе. Единственное, что отличало их от прочих, так это глаза. Не то чтобы они были какие-то особенные, просто в них сквозила некая настороженность, словно стражи порядка по-прежнему пребывали на службе.

Внешне милиционеры выглядели абсолютными антиподами. У одного из них, того, что был покрупнее, глаза располагались на значительном расстоянии друг от друга. Подобная вещь очень выгодна для женщин, такое расположение глаз делает их симпатичнее. Но Петру, как он назвал себя, такие глаза придавали какой-то отталкивающий вид. К тому же они были какими-то водянистыми, слегка навыкате. Он напоминал какого-то крупного членистоногого с клешнями, при взгляде на которого непроизвольно берет оторопь. Весь его вид как бы кричал: «Обходите меня стороной, иначе я могу доставить вам неприятности!» Дружить с такими людьми всегда трудно. Кроме крепких клешней, они всегда имеют про запас ядовитое жало и пускают его в действие при малейшей опасности.

Другой был ниже первого почти на полголовы. Он представился Искандером. Заостренные скулы выдавали в нем тюркскую кровь, а глаза были в отличие от Петра, наоборот, — близко посажены к переносице. Взгляд пронзительный, острый, какой может быть только у волка, загнанного облавной охотой в ловушку. Даже улыбка, которая почти постоянно блуждала на его лице, не делала его более привлекательным. Их столик другие посетители кафе старались обходить стороной, как будто бы и впрямь ощущали исходившую от этой пары опасность.

Старшим в этом тандеме был Петро. И даже не потому, что он был старше по званию на одну звезду, а в силу своего характера, который невольно ощущался даже тогда, когда он молчал.

— Значит, вы хотите, чтобы мы охраняли вас во время сделки? — пошевелив бровями, наконец, уточнил Петро.

— Да, — как можно увереннее сказал Никита.

Беседа больше походила на допрос. И Зиновьев уже всерьез стал сомневаться в правильности их выбора. Костя Бармалей тоже все более мрачнел. Похоже, что нечто подобное ощущал и он.

— И что это будет за товар?

— Камни.

Петро удовлетворенно кивнул.

— Где мы будем находиться во время переговоров?

— За соседним столиком, — уверенно ответил Никита. — Но в разговор вмешиваться не нужно. Вы будете в гражданке, но важно, чтобы при вас были ксивы и «стволы».

— Вот оно как! А нельзя ли сказать поточнее, что это будут за камни? «Зелень»? «Шурики»? Раньше я такой предусмотрительности за Бармалеем не замечал.

Никита размышлял. Задан еще один неприятный вопрос, но надо отвечать, ведь рано или поздно они все равно об этом узнают.

— Это будет «мрамор», — попытался как можно безмятежнее ответить Никита.

Можно сказать, что безмятежность изобразить почти получилось. Подвела лишь сухость в горле, отчего последнее слово вышло несколько глуховато. Такое впечатление, что оно усиленно цеплялось за гортань и никак не желало выбираться наружу.

Губы Петра сложились в трубочку. Он понимающе закивал.

— Мрамор, значит.