Врачеватель-2. Трагедия абсурда. Олигархическая сказка - Андрей Войновский

Эпизод тринадцатый

«Больше не увидимся»

– Господи, ну к чему такая несусветная чудовищная комедия? Прямо как по Семипахову. – Уткнув свой неподвижный, немигающий взгляд в прошлогоднюю листву, я сидел на прогнившем, лет десять назад поваленном бревне, в то время как неприятная нервная дрожь периодически пронизывала все мое тело, и я никак не мог от нее избавиться. Неожиданно и непонятно каким образом это гадостное состояние куда-то моментально улетучилось, и я почувствовал себя настолько спокойно и уверенно, что, сделав глубокий выдох, даже позволил собственной физиономии расплыться в широченной, полной счастья, но при данных обстоятельствах абсолютно неуместной и неоправданной улыбке. Признаюсь вам, давно я не испытывал такого чувства. Даже когда сегодня утром в гордом молчании с похмелья ел блины, не отвечая на вопросы Неказистой. И если внутренняя свобода не просто некое философское понятие, а еще и нечто чувственное, то на тот момент именно эту свободу я и ощущал. А действительно, ведь совершенно непередаваемое чувство. Согласен, пусть банально, но, клянусь, как будто за спиною вырастают крылья, и вовсе не обязательно при этом ощущать себя херувимом. И без того на удивление комфортно. Теперь я понимаю Остроголова, когда он, если помните, стоял в трех шагах от двери загородного кабинета главы государства. И теперь мне абсолютно ясно, что внутренняя свобода человека не имеет ничего общего с вседозволенностью, с оголтелым хамством и неприкрытым желанием лезть за жирным куском через головы тебя окружающих. Скорее, наоборот, невероятно сильное стремление к чему-то созидательному, желание видеть мир через призму невообразимой палитры красок, желание непременно радоваться этому миру и конечно же восхищаться гениальностью Того, Кто его создал. И еще я понял, сидя на бревне, что, не ощущая этой самой внутренней свободы, мы вольно иль невольно начинаем путать истину с тем, что называется «псевдо», и идем по пути подмены понятий. Мы усердно пытаемся стереть из нашей генетической памяти исторический опыт прошлого и противопоставить величайшему духу Создателя собственный разум или, что еще ужаснее, отдельную личность. По-моему, ничего глупее и опаснее быть для человечества не может. Нет, я не ретроград, не консерватор, и я не против разума, тем более что сам Господь нам этот разум дал. Только вот, к сожалению, право выбора вектора мысли оставил за нами. Мне кажется, Он поначалу думал о нас гораздо лучше, чем мы того заслуживаем.

И все-таки, не боюсь повториться: удивительное чувство. Главное, куда-то подевались страх и суета, так порой мешающие мне вдыхать кислород полной грудью. А еще я скажу, что вдруг понял природу перемены, произошедшей со мной столь нежданно-негаданно. Знаете, мой дорогой читатель, скорее всего, это быстро пройдет, но мне подарили момент этого ни с чем не сравнимого чувства или же каким-то образом оно передалось моей душе. И я почему-то был абсолютно убежден, что тот, кто осознанно шагнул в зловещую всепоглощающую бездну, сейчас уже, наверное, прошел очередной свой адский круг, возможно предопределив тем самым круг новых испытаний.

– Ну надо же. Подумать только, как интересно, – произнес я вслух, обращаясь к моей неповторимой, замечательной старушке. – Так уж получается, что я знаю пароль этого счета. Оказывается, я знаю эти три простых человеческих слова. И я их уже называл. Сегодня утром. Там, на крыльце якитории. Вот это да! Действительно, как просто. Кажется, кубики сложить – и то сложнее.

– Ну, это кому как, – старушка улыбнулась мне в ответ. – А то, что знаешь, – это хорошо. Значит, знаешь, как распорядиться ими. Ведь так?

– Наверное, хотя…

– Ничего-ничего, не тушуйся. Время у тебя подумать будет, а вот у меня, ты уж прости, его для тебя совсем не осталось. Идти надо, не то, боюсь, внуки-сорванцы моего бедного деда вконец доконают. Это не дети, а ураган Виктория. Еще неизвестно, от кого больше урона. Ну, Грибничок, помоги мне встать.

Мы поднялись… Да, мой дорогой читатель, именно с прогнившего, лет десять назад поваленного бревна, и какое-то время оба неотрывно смотрели на силуэт гражданки Неказистой. Она по-прежнему стояла в абсолютно застывшей позе, с опущенной головой и отрешенным от внешнего мира взглядом.

– Вот что, Грибничок, – тихо сказала старушка, – я с тобой прощаюсь. Больше не увидимся.

– Почему?

– Ну, так надо. Думаю, это судьба. Ни один литературный прием не имеет права на слишком долгое существование. Ты меня уже и так, как это принято сейчас говорить, неслабо пропиарил. А знаешь, не в моем-то возрасте стремиться к популярности. Что соседи скажут? Скажут, крыша съехала на старости лет. В маразме, значит, раз решила в публичные люди податься. Нет, правда, Грибничок, уже достаточно. А если когда-нибудь надумаешь и третью книжонку настрочить, то уж придется тебе обойтись без меня. Не взыщи. К тому же пора тебе, милый, учиться самому шевелить мозгами. Хорошее дело, между прочим.

Поцеловав руку, я обнял затем мою обожаемую, неповторимую старушку, и светлая поэтичная девушка-грусть плотным комком подступила к горлу. Мне не хотелось расставаться со своей старушкой, хоть я и отлично понимал, что строго соблюдаемым регламентом судьбы наш лимит общения исчерпан.

– Ну, все, все. Будет тебе, будет. Ишь, прям, чувствительный какой… Ты лучше это… вдовушку-то нашу подобрать все же не забудь. Чай, не изверги.

– Само собой.

– Пойдете вон в том направлении и никуда не сворачивайте. Из леса выйдете, а там вас подберут. И топор возьми. Вещь в хозяйстве нужная.

Пока я послушно выполнял указание старушки, поднимая с земли свой легендарный походный топор, она умудрилась куда-то исчезнуть. Словно ее здесь никогда и не было. Я огляделся по сторонам, однако же присутствия старушки нигде не обнаружил. Странно, ведь вроде и секунды не прошло. Ну что ж, тогда действительно прощай, моя великая старушка, и знай: я долго буду помнить о тебе.

Я еще немного постоял, а затем, подойдя к вдове, подчеркнуто спокойным, индифферентным тоном произнес:

– Следуйте за мной, гражданка Неказистая. И попрошу не отставать.

Она в ответ кивнула головой и, как и полагается послушной, хорошо воспитанной девочке, понуро последовала за учителем.

Да, вот еще один нюанс, так скажем: к волчьей яме я подходить не стал. Поверьте мне, не наше это дело. Порой весьма полезно умерить собственное любопытство. Не будем забывать, что есть границы между тем и этим миром. Не отрицаю: возможно, что миров гораздо больше, да только кто об этом знает точно? Я ж отрицаю только тех, кто отрицает Бога, и отрицаю саму мысль, что мы способны обойтись без веры, какая б чертовщина нас ни окружала в этой жизни. Во всяком случае, так говорит один мой старый друг, которого ценю, люблю и очень уважаю.

Эпизод четырнадцатый

«Выход вертикальный»

Лес закончился куда быстрее, чем я думал. Мне показалось, что мы с гражданкой Неказистой и двухсот метров не прошли, как очутились на опушке, выйдя затем не просто на поляну, а в самое что ни на есть широкое, как всегда бескрайнее и уж, естественно, очень богатое разноцветьем русское поле. Правда, идеально заасфальтированной дороги с белой разметкой я на нем не увидел. А может, этой дороги и не было вовсе? Да нет, в том-то и дело, что именно была. Вместе с Карпом Тимофеевичем, его телегой, да еще, пожалуй, красными с их шашками на голу жопу. Вероятно, мы просто вышли на какое-то другое поле или Харонова дорога проходила не в этой стороне.

Неторопливо преодолев примерно сотню метров, мы остановились, и я, не глядя на вдову, негромко ей скомандовал:

– Присаживайтесь, Людмила Георгиевна. Здесь будем ждать. Пока не подберут.

Вдова ничего мне не ответила, но это и понятно. До ответов ли ей было тогда? Но мою команду выполнила беспрекословно, чуть ли не рухнув всем телом на землю. От усталости, наверное, или же от полной внутренней опустошенности. А может, и все разом навалилось на бедную женщину, на ее хрупкий нежный организм и подверженную стрессам психику. Как вам кажется, возможно ведь такое?

Вскоре я заметил, что на опушке леса нарисовались абрисы двух человеческих фигур. Эти самые абрисы твердым, быстрым шагом направились в нашу сторону, по мере приближения с каждым метром обретая в моих глазах все более отчетливые формы. Не могу сказать, что на этот раз я сильно испугался, но, поднявшись с земли, на всякий случай крепко сжал в руке топор.

Лица субъектов, определенно шедших к нам, показались мне знакомыми. Ну, это и неудивительно. Такое ощущение, что здесь кругом одни мои хорошие знакомые. И эти двое исключением не стали: древние воины, которых я встретил в лесу, когда бессердечная вдова оставила меня одного на погибель, удалившись по причине «сугубо личных дел». Словно авоську всего с одним-единственным батоном хлеба, они несли в руках наши тяжеленные рюкзаки, до отказа набитые всякой там необходимой для похода дрянью. Что и говорить: сильными людьми были наши предки.