Невская битва. Солнце земли русской - Александр Сегень

— С Богом, братья! Да помогут нам наши святые князья — Владимир Красно Солнышко и сыны его — Борис и Глеб!

Здесь все Александрове воинство разделилось надвое — конница пошла в сторону Ижоры, а пешцы — в сторону Невы. Князь так задумал: пехота по невскому берегу свеев будет от шнек отрезать, а фарьство тем временем по ижорскому берегу нападет на свейские ставки — на Улофа и Биргера. Пехотную рать вели за собою Миша Дюжий, Кондрат Грозный, Дручило Нездылович, Всеволож Ворона, Глеб Шестько, Ратислав и Кербет. Прапор составили Ласка, Ртище и еще шестеро конников — несли знамя Александра с золотым львом на алом стяге, хоругви и знамена с Нерукотворным Спасом, с Воскресением Христовым, со Святым Георгием побеждающим змия, с Индриком, везущим на себе Деву Марию, и с белым крылатым крестом на черном поле. Конные полки, кроме самого Александра, возглавляли Гаврило Олексич, Юрята Пинещенич, Константин Луготинец, Сбыслав Якунович, тевтонец Ратша, бояре Ратибор Клуксович и Роман Болдыжевич. Вел своих ладожан и серб Ладимир. Солнце только-только начинало вставать за их спинами, медленно оживляя лесную зелень, запахи пока еще свежего летнего утра сладостно волновали, птицы принимались Щекотать слух своим радостным пением, и на сердце У Александра было так весело, будто ехали они не на смертный бой, а встречать дорогих гостей.

В зарослях метнулся олень, и ловчий Яков, едучи поблизости, оживленно подмигнул Александру:

— Ярославич! Сейчас бы не на битцу, а на ловы самый раз было бы, а?

— Что поделать, коли на нашего ловца иной зверь бежит, — ответил князь. — Ты, Яша, когда напустимся на нашего зверя, свисти и ори, как только ты один и умеешь, покрепче напугай свейство. Но не сразу, а когда крикну тебе.

— Сделаем!

Прибоднув Аера, Александр приблизился к Луготинцу:

— Гляжу, Коринф твой не хромает больше?

— Савве спасибо, — ответил Костя. — Подъезжаем.

Они выехали на холм и увидели битую свейскую заставу. Кровавые тела валялись как попало вокруг угасшего костра, в котором ничком лежал убитый свей, одежда на нем догорала, испуская густой и вонючий дым. В сердце у Александра все вмиг перевернулось, ужасный вид смерти потряс собою радостное молитвенное состояние, владевшее князем до сего мгновения. Здесь лежало не более десяти убитых, но казалось — гораздо больше. С трудом подавив в себе чувство жалости, уместное по окончании битвы, но никак не теперь, Александр выехал на вершину холма. Стан свеев мирно спал. Видно было, что накануне они весело и беззаботно пировали там, многие валялись прямо на траве, но в отличие от этих, что здесь, те, что там, были еще живы. Их еще только предстояло умертвить. При сильном желании можно было бы уже отсюда стрелой достичь самых ближних.

— Господи, отврати от меня жалость непотребную! — тихо прошептал Александр. В тот же миг в душе у него очерствело, и совсем иные мысли взыграли в голове — он стал быстро размышлять о смене замысла. Теперь ему отчетливо виделось, что лучше будет, если они тут разделятся.

— Юрята, Костя! — решительно призвал он к себе двоих полковников. — Вы двое и бояре Ратибор и Роман. Ваша задача остается та же, как мы замыслили накануне, — дойти со своими полками почти до самого берега Ижоры и оттуда ударить по свейскому стану, стараясь отсечь тех, что сидят в селе, от тех, что расположились на берегу Невы. Мы же останемся тут и одновременно с вами бросимся на главную ставку. Как видно, сие и есть шатер Биргера. И покуда вы будете держать клин между теми и теми, мы должны одолеть Биргерово войско. А пешцы обязаны отсекать их от шнек. А уж потом возьмемся за тех, которые в селе и при устье Ижоры. Как подъедете к берегу и встанете, ждите, когда Яков свистнет. И по сему свисту устремляйтесь на ворога. Все понятно?

— Понятно, княже, — сказал Луготинец.

— С Богом, братья!

Конница стала перестраиваться. Половина ее выдвигалась из общего порядка и уходила за Луготинцем, Пинещеничем, Романом и Ратибором. Остающиеся передвигались, становясь по обе стороны от главного Александрова полка, простираясь будто два орлиных крыла в небе, нависали над сонным свейским станом.

Становилось все светлее, вдалеке виднелось, как полки пехоты, выйдя из лесов, двигаются берегом Невы навстречу битве. Оруженосцы заняли свои места. Слева на рыжем сарацинском скакуне сидел Ратмир. Справа на своем светло-гнедом кипчаке по кличке Вторник расположился Савва. Александр передал ему копье:

— Бросишь мне, когда совсем сблизимся с ними. А я прежде еще хочу срезки пометать.

— Бог в помощь, — отозвался оруженосец, принимая копье.

Миг битвы неумолимо приближался. О правую руку вдалеке видно было, как дошли до берега Ижоры и встали первые ряды конницы, ведомые Луготинцем и Юрятою. Слева пешцы лавиною шли берегом Невы, приближаясь к стану свеев…

И вдруг вспыхнуло — лучи рассвета достигли золотой маковки самого высокого свеиского шатра, зажгли ее ярким блеском, будто само восходящее русское солнце дало свой главный знак — пора!

— Свисти, Яша! — выдохнул Александр и тотчас взбодрил Аера бодцами. Аер заржал и помчался. Оглушительным свистом огласил округу ловчий князя. И мигом все вокруг наполнилось неистовым конским топотом. С трех сторон русичи приближались к вражескому становью. Там, среди ворогов, мелькнуло шевеленье, и вот уже они повскакивали, засуетились, забегали, замельтешили, разжигаемые ужасом.

— Вонмем! — сам не зная почему, воскликнул скачущий впереди всех Александр, бросая поводья и задвигая щит под самое плечо. Ветер свистел у него в ушах, и все внутри свистело этим озорным ветром не хуже, чем свистит ловчий Яков. Он вытянул из налучья лук, выдернул из тулы стрелочку и, мгновенно натянув тетиву, зорко выхватил бегущую цель — чью-то свейскую спину. Засвистела срезочка, полетела, сбила свея с ног, но, видать, только подранила — он тотчас вскочил и побежал дальше. Засвистела вторая и никуда не попала — улетела к реке и там исчезла. Засвистела третья, но на эту и вовсе не смотрел лучник, потому что пора было прятать лук обратно в чехол и хватать поводья. Осадив Аера, князь пропустил нескольких всадников вперед себя, включая и Ратмира, который первым настиг первого свея, рубанул его боевым топором да так нерасчетливо, что, глубоко застряв в хребте у свея, топор вырвался из руки витязя.

— Копье? — крикнул сзади Савва.

— Рано! — рявкнул ему Александр, хватаясь теперь за тяжелый пернач[84], висящий на седле сзади. Отцепив его с крючка, подбросил в руке и замахнулся, но никого не было рядом, кроме своих, окруживших его. — Эй, дайте мне-то простора! — крикнул он гневно, но понадобилось еще немало рывков, чтобы протиснуться и выбиться из своего же окружения. Метательный топорик пролетел прямо возле его лица, едва не задев. Острие копья выскочило навстречу и тоже промахнулось, а тот, кто умышлял тем копьем на жизнь Аера или самого Александра, через мгновенье рухнул на землю, ибо князь размозжил ему голову метким ударом тяжеленного полупудового пернача. — Яко с нами Бог!

И вновь другие конные витязи заслонили его от свеев, спеша сами натворить смертных дел, истребляя пока еще толпу, не успевшую надеть на себя доспехи, схватившую в руки первое попавшееся оружие, обезумевшую от страха. Какая-то расхристанная баба, видать из тех, коими свей утешались накануне, бегала и истошно вопила что-то по-ижорски, покуда не была потоптана нечаянно чьим-то конем. Краем глаза Александр видел это, но в душе его уже совсем не хватало места для жалости — все там внутри горело сплошным пламенем, как горит окончательно взятый пожаром дом.

Он встал на стременах, пытаясь обозреть хоть что-либо вокруг себя, и ему удалось увидеть, как приближаются первые окольчуженные свейские всадники с мечами и копьями, как вдалеке справа берут свою кровавую жатву наши пешие цепники, обмолачивая смятенных врагов тяжелыми кропилами[85], а вдалеке слева бьется длинным молотом Луготинец, глубоко врубившись со своими конниками в свейское войско. Он увидел и главный шатер Биргера, уже весь озаренный солнцем, удивился, оглянулся — солнце уже совсем поднялось на востоке, как быстро промчались эти первые мгновения битвы!..

— Вот наша цель, Савка! — указал он своему отроку на самый высокий шатер свеев. — Аз сам должен сразиться с Биргером. Да хорошо бы и сам шатер завалить…

— Кому Савка, а кому… — огрызнулся оруженосец по своей вечной привычке. — А ну — пропусти! — тотчас заорал он, расталкивая своим конем других коней, пробивая проход себе и князю, дабы можно было выйти навстречу главным свейским рыцарям.

Александр вдруг отчетливо осознал, что битва пошла как-то не так, что не должен он, военачальник, пропихиваться сквозь ряды собственной же конницы, чтобы выйти на боевой простор. И вообще, ему померещилось, будто легкое начало сражения уже окончилось, что свей, превосходящие числом, воспрянули духом и окружают, теснят, давят их. И это и впрямь могло угадываться в том, что встречная волна заставила русских воинов попятиться, шаг за шагом отступая. Грохот и лязг оружия сделался гораздо более гремучим — битва еще только-только начиналась, разгоралась, разворачивалась по всем своим многочисленным крыльям. А он, ее главное лицо, ничего не видел и не знал, где и как дерутся, кто кого одолевает и где он сам. На душе у него сделалось душно и тоскливо, будто кто-то ему уж сообщил заранее, что битва проиграна.