Клон-кадр - Павел Тетерский

…Клон опережал меня, наверное, на метр, а может, на полтора. В спорте это называется «на полкорпуса» или на «три четверти корпуса». Точно я определить не брался: поскольку наши лестницы находились не рядом, перспектива и ракурс мешали вычислить точную разницу. Я знал одно: в данный момент я смотрю на Клона снизу вверх, под углом.

Дыхание Клона: оно не вырывалось, а изрыгалось. Громко и омерзительно. Как рвотные массы. Я имею в виду: казалось, что Клон реально был готов выблевать душу. Глупый каламбур: выблевать душу дьяволу (копирайт: мой товарищ Кроль, лингвистический естествоиспытатель, времена оные).

Ясное дело, разговаривать мы перестали уже давно. По двум причинам. Первая: любой срыв дыхания мог привести черт знает к каким последствиям. Вторая: разговаривать не хотелось…

Отвлечься. Быть не здесь.

Меня всегда раздражали автомобилисты. Никогда их не любил. (Вид нелюбви: пассивная.) Обычно по этому признаку можно определить глуповатого и примитивного человека. Не по тому, что он интересуется машинами — это нормально, — а по тому, что он всегда навязчиво обсуждает с окружающими все это околоавтомобильное дерьмо.

По тому, что он, едва познакомившись с вами, с деловым видом начинает рассказывать вам про дисковые тормоза, укрепленную ходовую, степень сжатия и крутящий момент. При этом он даже не удосуживается узнать, разбираетесь вы в технических характеристиках автомобиля или же вам на них плевать. По его понятиям, нормальный человек изначально должен разбираться и интересоваться. «Смотри, я купил себе «Фольксваген-сирокко» восемьдесят пятого года за две тысячи пятьсот баксов. Почти двести лошадей, двести сорок по МКАД. Больше пока не разгонялся — вот положат новый асфальт, тогда…».

В жизни я знал не очень много откровенно глупых, совершенно беспонтовых людей. Имеется в виду: действительно безмозглых. Энциклопедических, феерических дураков. Всего их было человек пять. Первым был Владик Плюев из общаги на улице Шверника, вторым — его командо-административная мама, а трое остальных были автомобилистами.

В моей жизни существовали только старые машины. Я никогда никому не говорил об этой своей стороне. Оставил ее для себя, для личного пользования. Никаких крутящих моментов (тем более я никогда не знал, каков крутящий момент моего авто — мне было пох…й на крутящий момент). Я бы никогда не стал тратить деньги (если бы они были) на новый «Мерседес» или даже «сирокко» восемьдесят пятого года. Я был готов ездить только на чем-нибудь древнем и кондовом, типа «ЗИСа» из Кадра. Но на «ЗИС» денег не хватало, я взял «Победу». Несколько лет я занимался ее полупрофессиональной реставрацией, а сразу по окончании семейной жизни продал — в разобранном виде и за триста баксов.

Эта машина должна была быть отреставрирована раньше. Намного раньше. Во времена движения — не сейчас. Ее испортило слишком долгое пребывание в ущербном и унизительном для любой вещи ранге хобби.

Переходя в этот самый ранг, интересующее вас дело теряет кайф и превращается в растянутую по времени рутину, которой можно заниматься только в одном случае: если вы хотите доказать самому себе, что вы в чем-то состоялись. Но даже если у вас получится, то к моменту, когда вы «состоитесь», сам предмет вашего «состояния/становления» будет вам на х… не нужен. Он превратится в балласт, бесполезный придаток, занимающий место в вашей комнате (в моем случае: в гараже) и напоминающий о давно прошедшем времени, когда его наличие было для вас актуальным. Я к тому, что: я себе доказать ничего не хотел, я забил х… и просто продал «Победу» в разобранном виде и за триста баксов, заключив действительно хорошую сделку: обычно подобный динозавр стоит столько в собранном виде и на ходу. В итоге: мне так и не пришлось толком посидеть за рулем. Не считая нескольких раз на учебной «пятерке» в автошколе и пары-тройки полупьяных вояжей на чужих машинах. И еще перегона «Победы» с места приобретения в гараж на реставрацию.

…Не знаю, сколько еще времени ушло на то, чтобы добраться до рукохода. Очень смутно помню, как преодолел десяток метров, вися на руках над пропастью. Разумеется, я зацепился за рукоход и ногами, таким образом находясь в криво-горизонтальном положении спиной вниз. Самый отчетливый образ, оставшийся в воспоминаниях: настырная капля пота, скатывающаяся в правый глаз. Почему-то именно в него. Я вытирал ее плечом, но всякий раз в течение секунды она наплывала по новой. Хотя это были, наверное, разные капли. Но — не суть важно.

Еще хуже я помню, как несколько раз (четыре: так потом сказал Клон) я подтянулся на руках, которых не чувствовал. Как закинул ногу на нижнюю ступеньку второго яруса этого сраного архитектурного урода, встал во весь рост и в измождении упал крестом на первую полку, чуть не сорвавшись в дымчатую пропасть с осколками солнечных лучей.

О Клоне: ему хватило сил добраться до второй полки. Теперь он лежал прямо надо мной, я слышал, как сверху доносятся его хрипы и всхлипывания: он восстанавливал дыхалку. Думаю, он достиг искомого результата: он забрался на метр (плюс-минус) выше меня.

Вспомнились фильмы про альпинистов. Эпизоды, где они ночуют на отвесных скалах, прикрепив к ним какую-то свою специализированную хрень вроде гамака или даже такой же (только подвешенной на крюк) полки — не помню точно, не вникал в суть. Наша ситуация вызывала именно такие ассоциации. За исключением того, что у нас отсутствовала всякая страховка. Никаких стропил, сеток и ремней, отделяющих тебя от пространства.

А через какое-то время (час?), когда мы уже отдышались, привели себя в норму и были готовы к дальнейшему восхождению, в наши глаза брызнул поток света. Неестественно мощный. Не такой, как все остальные лучи, змеящиеся из хаотично расположенных окон. Вообще не луч — именно поток. Такой, как будто из стены изъяли огромный фрагмент и оставили на его месте дыру, ведущую в воздух.

Потом освещение вновь стало прежним, а спустя несколько секунд с нашей стороны стало темно. Мы (синхронно) посмотрели в окно (одно и то же, большое и вертикальное), расположенное справа от наших полок.

Мимо окна по воздуху проплывал дом. Примерно так же, как российский корабль проплывал в забытом фильме «Послезавтра» мимо окон нью-йоркской библиотеки. На нас по очереди смотрели пустые глазницы окон. Безжизненные.

О доме: дом был соцреалистический, со множеством стеклянных элементов и в то же время угловатый и неприветливый. В позднесоветские времена в таком стиле оформляли всевозможные дома культуры, кинотеатры и павильоны на ВДНХ.

Изначально он находился несколькими ярусами выше нас. Я запомнил его на подходе к зданию. Именно он вылетел из общей конструкции, когда внутренности на несколько секунд залило светом.

Примерно так же происходит, если из середины детской пирамидки резко вытянуть кубик. Правда, конструкция тотчас развалится. Та же конструкция, внутри которой находились мы, не то что не развалилась, но и вообще не подала мало-мальски осязаемых признаков движения. Мало того — она не исторгла никакого звукового сопровождения. Верхние ярусы просто плавно опустились на место вылетевшего и каким-то образом сразу же устаканились, хотя, надо полагать, площадь нижнего из них была меньше, чем площадь вылетевшего.

Точно так же произошло с фахверковым домиком (его мы видели на Манежной площади) и со шпилем (его мы отдельно от конструкции не видели). И еще со многими другими составными, которые (или отсутствие которых) не попались нам на глаза. Это был не просто дом, а дом-трансформер, части которого к тому же были способны передвигаться по воздуху. Хайтек, блин.

— Знаешь что? — донеслось до меня с верхней полки. — Знаешь, что я тебе скажу?

— Что?

— Давай-ка отсюда съё…ываться. Причем по-быстрому.

У меня не возникло возражений. Происходящее не нравилось мне с каждой секундой все больше и больше. Да что там — блин, на самом деле я переконил так, как со мной не происходило с раннего детства.

Думаю (степень уверенности 90 %), что Клон чувствовал то же самое. От всего этого хайтека веяло черт знает какой изменой.

— Сейчас, Клон. Только один кадр на память.

Я извлек из рюкзака «Зенит» и в течение минуты общелкал все, что можно было общелкать вокруг. Выдержка и диафрагма: комбинировались, выставлялись наугад. Резкость: бесконечность.

Вид сверху: ряд полок, уходящий вниз. Вид снизу: ряд полок, уходящий вверх. И так далее. Голая геометрия. Идеальная.

А в тот самый момент, когда я уже прятал фотоаппарат обратно в рюкзак и собирался как можно быстрее спуститься вниз (теперь самая сложная часть пути — рукоход — находилась от меня всего в паре метров, а остальное было гораздо, несравнимо легче), из кармана Клона заверещал сотовый телефон.

Текст smsKH: «Zdravstvujte:) spasibo vam za knijki, oni perevernuli moe mirovozzrenie. Skajite kakovo eto — 4uvstvovat sebya skulptorom, formirujushim dushi?» Ответ (уже в движении, поднимаясь с полки и одной рукой держась за лестницу, молниеносными и отработанными движениями пальцев): «Formiruj sebya sam i ne perekladyvay na menya otvetstvennost'”