Непристойное предложение - Керстин Гир

По дороге в город я, должно быть, уснула, потому что мне показалось, что в первый момент мы отъехали от ее дома, а в следующий машина уже стояла возле подъезда дома Оливера.

— Ну и ну, — сказала я.

Это граничило с волшебством.

— Мы приехали, — сказала Элизабет.

Машину она припарковала прямо под знаком «Остановка запрещена» напротив входа в подъезд Оливера и Эвелин.

— Большое спасибо, — поблагодарила я и принялась рыться в сумочке в поисках большой связки ключей.

Мои ноги были словно пудинг, и когда я допыталась выйти из машины, то сразу едва не оказалась на асфальте. Элизабет подхватила меня под руки.

— Отсюда я сама смогу дойти, — сказала я и тут же снова едва не обрушилась на землю, стоило Элизабет чуть отпустить меня. — Иначе ты заработаешь грыжу.

— Это ты оплатишь мне потом, в качестве благодарности за спасенный для тебя миллион, — ухмыльнулась Элизабет.

Лифт поднял нас на верхний этаж.

— Это не только мой миллион, — уточнила я. — Половина принадлежит Штефану.

— Половины будет достаточно.

Элизабет подвела меня к двери в квартиру. Там она прислонила меня, словно манекен, к стене и принялась копаться в моей сумочке.

— Где здесь ключи от квартиры? — спросила она, тряся связкой у меня перед лицом.

— Зеленый, — сказала я. — Или нет, маленький. Но может быть, и блестящий. Попробуй все подряд.

Элизабет вздохнула и нажала на кнопку звонка.

— Да, пожалуйста? — произнес Оливер, открывая дверь.

Он не был знаком с Элизабет, а меня видеть не мог, потому что обзор стены, за которую я пыталась удержаться, ему перекрывала дверь. Тем временем стена почему-то закачалась. И пол снова начал приближаться ко мне.

— Я принесла домой Оливию, — заявила Элизабет. — Она немного выпила, и за ней надо присмотреть.

Голова Оливера высунулась из-за двери.

— Блуменкёльхен! Ты что, решила отпраздновать без меня? А я как раз поставил охлаждаться шампанское.

— Хотела бы я узнать, о каком торжестве идет речь? — осуждающе сказала Элизабет.

— Ты об этом пока знать не можешь, — проговорила я, обращаясь к ней. — Потому что я теб-бе ни-ччего н-не рассказывала. Ух!

Оливер подхватил меня под обе руки, предотвратив мое неизбежное падение.

— Похоже, что по шкале Рихтера сила землетрясения составляет пять баллов, — проблеяла я.

Только почему, кроме меня, никого больше не качает?

— По крайней мере ее не тошнит, — сказала Элизабет. — Ну теперь она принадлежит вам. Я припарковала машину под знаком и, кроме того, должна спешить домой, чтобы прочитать сыну сказку на ночь.

— Спасибо, что доставили Оливию. Было очень приятно с вами познакомиться, — поблагодарил Оливер.

— Взаимно, — ответила Элизабет. — Я нахожу, что в реальности вы выглядите еще привлекательнее, чем по телевизору.

— Большое спасибо, — повторил Оливер.

— Скользко, скользко, скользко, — пробубнила я. — А что у нннас с шампанским?

Элизабет, уже стоявшая за дверью, сказала:

— Я думаю, аспирин сейчас был бы более кстати. И холодное полотенце на лоб. Я позвоню тебе утром, Оливия.

— Засунь себе свое мокрое полотенце… — Мне показалось, что я сказала нечто подобное; впрочем, дверь уже закрылась.

Оливер осторожно довел меня до гостиной, усадил на диван и принялся задумчиво рассматривать.

— Ч-ч-что-то не так? — дерзко уставилась я на него.

— Это я хотел у тебя спросить, — сказал Оливер. — Мы сегодня чуть с ума не сошли, когда ты внезапно пропала после обеда — даже не взяв машину. Как по мановению волшебной палочки. Штефан на тебя обиделся. Там были только мы и старики, когда он вернулся в питомник. Он с большим удовольствием узнал бы новости от тебя.

— Ха-ха, — фыркнула я. — А я бы с удовольствием узнала кое-какие новости от него. Хотя нет. Совсем нет!

— Что случилось?

— Мне нужно в… — сказала я и, пошатываясь, поднялась с дивана.

— Тебе помочь?.. — спросил Оливер.

— Посмей только, — пригрозила я.

Я не настолько пьяна, чтобы кто-то провожал меня до туалета. Я смогу дойти сама. Вокруг были мебель и стены, на которые можно было бы опереться. В ванной я принялась плескать себе в лицо холодной водой. Стало немного легче.

Когда я вернулась в комнату, Оливер сидел на кушетке и смотрел в окно. В его взгляде было что-то такое трагическое, что на глаза у меня снова навернулись слезы. Вероятно, он, так же как и я, находил сложившуюся ситуацию весьма отвратительной. Ведь это Эвелин в первую очередь настояла на том, чтобы играть в дурацкую лотерею с миллионом.

Во мне что-то надломилось. Внезапно я совершенно отчетливо осознала, чего мне хочется. Пора положить конец этому самопожертвованию.

Я прислонилась к стене, приняв, как мне казалось, обольстительную позу.

Оливер обеспокоенно посмотрел на меня.

— Все в порядке, Оливия?

— Т-т-ты хоть раз пользовался черными презервативами? — спросила я, пытаясь придать своему голосу сверхэротическое звучание. Во всяком случае, я надеялась, что это звучит сверхэротично.

Брови Оливера поползли вверх.

— Нет, если не ошибаюсь, — ответил он.

— Это только для злых мальчиков, — сказала я и достала упаковку с презервативами из сумочки. — Смотри-ка!

— Я вижу, — ответил Оливер не в силах остановить поднимающиеся все выше брови.

— А ты ведь не злой мальчик, в-в-верно?

Я, шатаясь, подошла к обеденному столу и сексапильно (как мне казалось) облокотилась на его крышку. Затем медленно расстегнула две пуговицы на своем блейзере. Всего их было три. Под блузкой был лишь черный бюстгальтер.

— Но я — злая девочка, — солгала я.

Добрые и хорошие девочки стали существами нереальными, а злые распространились повсюду. Всякие Петры, например.

— В самом деле? — Оливер поднялся с места и внезапно вырос прямо передо мной. — Я совсем не знал этого, Оливия.

— В самом деле, — резко сказала я и попыталась смотреть ему прямо в глаза. Они были не такими голубыми и лучистыми, как у Штефана. Скорее серые, а зрачки — большие и черные, как презервативы в моей руке. — Страшно злая.

— Ты почти голая, — сказал Оливер и коснулся рукой моей кожи над бюстгальтером.

Я резко выдохнула. Ведь я хотела соблазнить его, нечего останавливаться.

— Но здесь тепло, — продолжил Оливер. — Слишком тепло, чтобы находиться в брючном костюме.

И не успела я сделать хоть одно протестующее движение, как он в одно мгновение снял с меня и блейзер, и брюки.

Я уселась на стол в одном нижнем белье и удивленно смотрела на него. Теперь он поразил меня. Ситуация постепенно становилась критической.