Нефертити - Мишель Моран
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, если дли этого потребуется пройти мимо двенадцати нубийцев, которые сейчас стоят под дверью.
Я пыталась говорить весело, чтобы унять ее страхи, но Нефертити была в мрачном расположении духа и никак не успокаивалась.
— Но почему кому-то может понадобиться убивать меня? — спросила она.
От мыслей об этом я вздрогнула.
— Потому что ты замужем за фараоном и носишь его ребенка. Это самый лучший способ добраться до Аменхотепа — через тебя.
— Но ведь народ меня любит!
— Народ, — отозвалась я. — Но не жрецы. Не люди, чьи жизни посвящены Амону и чьи храмы вы собираетесь уничтожить…
— Это идея Аменхотепа! — отрезала Нефертити.
Тут в коридоре послышались шаги, и мы с ней застыли. Но человек, видимо, решил отступить, потому что шаги тут же стали удаляться. Я выдохнула.
— Я больше так не могу! — воскликнула Нефертити. — Я всего боюсь!
— Ты сама заварила эту кашу, — сурово отозвалась я.
Но я по-прежнему держала ее за руку, и той ночью мы спали, не гася ламп. Поутру мы проснулись на рассвете, свернувшись друг вокруг дружки, словно кошки.
14
Шему. Сезон урожая
Дитя Нефертити должно было появиться на свет в пахоне. Нефертити отказалась рожать наследника египетского трона в том же самом павильоне, в котором рожала Кийя, поэтому Аменхотеп приказал рабочим, трудящимся на строительстве храма, возвести у пруда с лотосами родильный павильон.
— В нем должны быть окна, глядящие на все четыре стороны света. — Моя сестра раскинула руки, дабы рабочие поняли, что ей видится — помещение, полное воздуха и света. — Окна от потолка до пола, — распорядилась она.
Солдаты послушно поклонились, и скульпторы принялись трудиться, вырезая листву на столбиках кровати и рисуя рыб на зелено-голубых плитах пола.
Когда Нефертити не руководила возведением своего павильона, она ездила вместе с Аменхотепом посмотреть, как там продвигается строительство храма — а теперь, когда часть рабочих занялась другим, оно замедлилось.
— Мутни, найди свой плащ! — крикнула мне сестра. — Мутни, мы едем в храм!
В храме я увидела военачальника Нахтмина. Он отдавал распоряжения строителям. Что он делает в Мемфисе? Он же был твердо намерен оставаться в Фивах! Когда мы проезжали мимо, Нахтмин улыбнулся, и я отвела взгляд, чтобы Нефертити не подумала, будто между нами что-то есть. Но Ипу, ехавшая в одной колеснице со мной, тихонько прошептала:
— Фараон сделал солдатам предложение, от которого не отказываются. Двадцать дебенов серебра в месяц за работу на стройке в Мемфисе.
Я обернулась к ней, потрясенная:
— Военачальник Нахтмин явился сюда ради серебра?
Ипу посмотрела на военачальника и улыбнулась, заиграв ямочками на щеках.
— Или по иной причине.
Однажды утром сестра слишком плохо себя чувствовала, чтобы ехать в колеснице, и она захотела, чтобы вместо нее поехала я.
— Я не хочу, чтобы Аменхотеп отправился туда с Кийей! — со злобой произнесла она. — Я прямо вижу, как она едет по строительной площадке и сочиняет стихи в честь сверкающих новых зданий! А с него еще станется ради нее написать это на стене храма!
Я бы засмеялась при этих словах, но просьба Нефертити меня напугала.
— Ты хочешь, чтобы я поехала на стройку? Одна?
— Конечно не одна. Ты возьмешь с собой Ипу.
— Но что я буду там делать?
Нефертити положила руку на живот; моя неосведомленность утомила ее.
— То же самое, что всегда делаю я, — огрызнулась она. — Будешь присутствовать в храме, чтобы строители не ленились. Будешь смотреть, чтобы рабочие не воровали золото, алебастр или известняк.
— А если они все-таки будут воровать?
— Не будут, — невозмутимо произнесла Нефертити. — У тебя на глазах — не посмеют.
Пока главный конюший готовил мою колесницу к выезду, Ипу поинтересовалась:
— А где фараон? Он разве не едет?
— Моей сестре нездоровится, и она хочет, чтобы фараон был рядом с ней.
— Так мы едем одни? Без охраны?
— Совершенно одни.
Когда колесница была готова, мы покинули дворец и поехали туда, где строился храм. Солдаты ломали каменные глыбы и обтесывали их. Алебастр, похоже, никто не воровал, но несколько человек весело помахали Ипу, когда мы проезжали мимо. Я приподняла брови. Ипу улыбнулась:
— У меня есть друзья в странных местах, госпожа. А поскольку вы не можете заводить друзей среди солдат, я завожу их для вас.
Я проследила за ее взглядом и увидела, что какой-то человек встал на пути у нашей колесницы, раскинув руки. Лошади остановились, словно подчинившись некоему приказу, и Нахтмин улыбнулся нам.
— Военачальник, — официальным тоном произнесла я и поклонилась.
— Госпожа моя Мутноджмет, — отозвался он.
Ипу ухмыльнулась.
— И как продвигается работа в храме? — спросила я.
Мне же нужно было делать вид, будто я надзираю за его людьми. Рабочие с ворчанием устанавливали на место тяжелую каменную колонну.
На губах военачальника заиграла едва заметная улыбка.
— Как видишь, люди трудятся изо всех сил ради великих устремлений его величества. Но разве ты не хочешь спросить, почему я здесь?
От работы на солнце кожа военачальника приобрела оттенок темной бронзы, сделавшись темнее, чем его длинные волосы и светлые глаза.
— Я уже знала, что ты здесь, — ответила я. — Фараон сделал солдатам предложение, перед которым невозможно устоять. Двадцать дебенов серебра в месяц.
Военачальник Нахтмин сощурился под безжалостным солнцем.
— Так вот что ты думаешь? Что я продался за горсть серебра?
Я взглянула на него в упор.
— А почему же еще ты мог приехать?
Нахтмин отступил на шаг, и вид у него сделался задумчивым.
— В юности я скопил деньги, полученные в войске, и купил ферму в Фивах. А когда мой отец умер, я унаследовал его владение. Так что нет, я явился сюда не ради пригоршни дебенов.
Я почувствовала, что чем-то обидела его. Военачальник не отводил взгляда, и мне пришлось спросить:
— Тогда почему ты приехал?
Нахтмин посмотрел на Ипу.
— Возможно, ты, госпожа, сможешь это объяснить. А я должен вернуться к моим солдатам, пока они не начали воровать известняк. — Он улыбнулся. — Или алебастр.
Я посмотрела ему вслед и повернулась к Ипу:
— Почему ему нравится играть со мной?
— Потому что он тобой интересуется. И не уверен, что ты интересуешься им.
Я онемела.
— Только смотри, чтобы твоя сестра не застукала тебя в таком виде, — предостерегла меня Ипу. — А то во дворце поднимется буча похуже той, которая была при рождении царевича.