Игла бессмертия (СИ) - Бовичев Дмитрий

— Корчысов, веди сюда тех, кто бунтовал, — распорядился князь нетвёрдым голосом.

— Херметле, они надёжны, я с каждым говорил…

— Веди или сам пойдёшь первым!

Мурза отшатнулся. Но быстро поклонился и в сопровождении десятка из числа новоприбывших отправился к палаткам.

Лагерь в основном спал. Ритуал проходил тихо, снаружи, и лишь немногие часовые и просто засидевшиеся у костров видели его и имели основания опасаться.

Негромкое копошение донеслось со стороны палаток, и вскоре к костру стали подводить провинившихся. Их не держали силой, но вели с обнажёнными саблями.

Колдун зачерпнул из котла какой-то чёрной от времени чашей и подал первому.

— Пей.

Человек оглянулся на мурзу, на своих сторожей и, видно, придя к заключению, что выпить — меньшее из зол, пригубил.

Но колдун заставил допить, после окунул два пальца в кровь и мазанул татарину по лбу. Тот отшатнулся было, но его подхватили под руки.

— Отпустите, он теперь мой, — сказал колдун и подал чашу следующему.

Люди, видя, что с прочими ничего не случилось, стали идти охотнее. Однако спустя несколько минут татарин, который первым причастился от крови скота, пал наземь там, где стоял.

Все, кроме колдуна, вздрогнули и уставились на упавшего.

Дрожь охватила все его члены, лицо исказилось, пальцы скребли землю, а из глотки исторгнулся низкий рёв — непонятная смесь звуков, напоминающая мычание.

Мурза отшатнулся, а князь обратился к колдуну:

— Но вы обещали, что они смогут воевать.

— Этот сможет, милостивец, сможет, сей же час очухается.

И в самом деле, вскоре дрожь прошла, но несчастный остался лежать в пыли.

Следующий воспротивился, как и трое других, видевших произошедшее. Они схватились со стражей, стараясь удержать вооруженные их руки, но охранников было больше. Они скрутили бунтарей, заломили плечи, и колдун вливал им кровь сам, по временам разжимая рты ножом.

Припадки случились со всеми, кто отведал крови, и все они лишались чувств после лихорадки.

Зрелище это угнетающе действовало на Корчысова, он несколько раз просил князя остановиться, но тот стоял на своём: все бунтовщики должны пройти «усмирение».

Вскоре несколько дюжин бунтовщиков лежали на земле без сознания.

— А теперь тащите сюда дезертиров, — распорядился Семихватов.

Колдун одобрительно закивал, а мурза не нашёлся со словами в их защиту.

Причастили и их, теперь добрая треть воинства оказалась лежащей вповалку за пределами лагеря.

— Останних-то, останних ведите, — обратился колдун к князю, — и завтра же казачков как мокриц гнусных раздавим!

— Довольно. Посмотрим, что с этими станет.

— Станут аки псы люты и аки тельцы послушны. А кровушка-то пропадёт, ведь на всех бы достало, — запричитал колдун.

— Ещё наваришь.

Причащённых за руки за ноги потащили в лагерь, а Воронцов вернул ворона в кольцо.

Похоже, переговоры отменялись.

* Турында юк! Хабиб! Аллах, сине сакласын! (татарск.) — О нет! Хабиб! Сбереги тебя Аллах!

** Кайт Хабиб, кайт. Аллах, аны туры юлга кундерер! (татарск.) — Беги, Хабиб, беги! Аллах, направь его на правильный путь.

***Pique-niquedans la nature (франц.) — пикник на природе.

****Хабиб утреде (татарск.) — Хабиб умер.

Глава 21

Бежать на рассвете Воронцову не удалось — четверо его охранников сменялись каждые три часа и бдели усердно. Единственное, что он смог проделать, это ранним утром тишком пережечь до тонкого ободка одно из звеньев цепи. Теперь если резко дёрнуть, будет шанс освободиться.

В лагере утро началось рано — Андерсон со своими помощниками выкатил пушки, когда небо ещё только светлело. Приготовления заняли около часа, а после началась почти непрерывная канонада — батарея дырявила тын чуть правее ворот. Казаки пока не отвечали.

У телег всё так же лежали вповалку прошедшие вчера через ритуал бунтовщики и трусы. По временам то один, то другой из них издавал ржание или мычание, а то и вовсе непонятно какой звук. Впрочем, кажется, все были живы, по крайней мере шевелились.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

К лежащим то и дело подходили прочие, кто посмотреть, кто спросить про родственника, но стража из числа прибывших вчера с князем никого не пускала.

Семихватов выбрался из своего нового значительно более скромного шатра часам к одиннадцати, когда солнце уже подбиралось к зениту.

— Утро доброе, господин капитан, — поприветствовал он Воронцова. — Как почивали?

— Вашими молитвами, — ответил тот и указал себе за спину: — Это ваше обещание переговоров?

— Переговоры при таких слабых кондициях ничего мне не дадут. Впрочем, можете попытать счастья вы. Прикажите своим людям сложить оружие и выйти, и я даю вам слово, что никто из них не пострадает.

— Ваше слово и полушки не стоит, раз пушки палят.

Семихватов скривил губы, но продолжать разговор не стал.

— Корчысов! Корчысов!

Мурза споро подбежал на зов.

— Где отшельник?

— Со вчерашнего… э-э-э… не знаю, как сказать, с вечера не видел.

— И что нам теперь с этими делать? — Князь указал рукой на причастившихся. — На что они годны?

Они подошли к ним поближе. Те лежали будто в беспамятстве и никак не отреагировали на начальство.

— Что это с ними? — удивился князь.

— Как будто рожи вытянулись…

Воронцов тоже решил присмотреться и подошёл, насколько позволяла цепь. В самом деле, лица несчастных удлинились, челюсти подались вперёд, а головы несколько распухли. Это походило на трансмутацию, только вместо алхимического субстрата были люди.

— Семихватов, нельзя этого допускать, слышите? — обратился Георгий к князю. — Это против законов Божьих и человеческих.

Тот обернулся на голос:

— Ну что ж, у вас есть возможность всё исправить. Идите и уговорите Перещибку сложить оружие и убираться с моей земли. Нет? Не идёте? Ну вот и воздержитесь… — Он не закончил своей речи и уставился в сторону прохода.

В лагерь входил, гремя цепью, раскольник. Спокойно подошёл он к лежащим и стал поочерёдно прикладывать к каждому руку.

— Любезный, вы обещали… — начал было Семихватов, но осёкся.

Причастившиеся поднимались и открывали глаза. В глазах плескалось безумие — огромные зрачки в обрамлении сеточек из красных ручейков непрерывно двигались, ни мгновения не оставались в покое. Они будто искали что-то, но найти не могли и ни на секунду не бросали своего поиска.

— Готовы, милостивец, почти готовы, — довольно проскрежетал колдун. — А ежели погодить денёк-другой, то и ещё лучше станут.

— Что у них с лицами? — мрачно спросил Корчысов.

— А что же? Лица хороши, ещё краше стали, — усмехнулся раскольник.

— А с глазами что?

— А ничего! В гляделки ты с ними играть, что ли, будешь? — Раскольник подскочил к мурзе и заглянул тому в глаза.

— Ваше сиятельство, велите ему отвечать по делу.

— Да, любезный, нам надобно знать положение дел.

— Тебе, благодетель, всё расскажу, как на духу. — Колдун поклонился. — Души их в ловушке, в силке, откуда не освободиться, вот и глядят — выход ищут. Но не найдут, не найдут. — Колдун похихикал и предложил: — Ты прикажи тому, этому что-нибудь и проверишь послушание.

— Эм-м-м… пойдём со мной.

Князь двинулся к выходу из лагеря, и один из околдованных зашагал следом. За ними же пошли мурза и колдун.

Воронцов тоже полез сквозь телеги — поглядеть на результат ритуала.

Четверо прошли вдоль стен и приблизились к батарее пушек. Князь сначала обратился к Андерсону, тот ответил; кажется, они даже поспорили. Потом князь скомандовал что-то околдованному, и тот встал сразу за стволом пушки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Андерсон махнул рукой — раздался выстрел, тело одержимого невысоко подлетело и рухнуло наземь.

Воронцов вздрогнул и откинулся на спину прямо там, под телегами. Он был ошеломлён покорностью околдованного перед лицом неминуемой смерти. С такими солдатами можно выиграть любую войну, но поработить для того уже и душу человеческую, это, несомненно, тягчайший грех. Ритуал оказался и страшен, и силён одновременно. И как теперь обернётся следующий штурм хутора?