Игры политиков - Дик Моррис

По воспоминаниям руководителя избирательного штаба Дьюи Херба Браунелла, впереди была гонка с четырьмя участниками — республиканец против трех демократов.

Раскол в стане соперника случайным не бывает. Это всегда результат твоей собственной стратегии и твоих собственных действий. Любое действие встречает равное по силе противодействие. Своими нападками на коммунизм домашнего разлива республиканцы вынудили Трумэна сдвинуться вправо, что оттолкнуло от него Генри Уоллеса и других либералов. Затем, чтобы вернуть симпатии левых, Трумэн занялся гражданскими правами. Это, в свою очередь, привело к разрыву с южанами. Демократическая партия напоминала снаряд, взорвавшийся от точного попадания республиканской ракеты.

Повторилась ситуация, возникшая в середине XIX века, когда Линкольн боролся с Дугласом.

Но урок президентской кампании Гарри Трумэна заключается в том, что раскол в собственных рядах можно обратить себе на пользу.

Большинство политических обозревателей поставило на Трумэне крест. Но сам он понимал, в чем состоит ошибка его оппонентов: они не учитывают, что возникшие разногласия делают его сильнее, очищая ряды сторонников. Не пользуясь компрометирующей поддержкой коммунистов, с одной стороны, расистов — с другой, Трумэн получил полную возможность безоговорочно высказываться в пользу свободы и справедливости как дома, так и за рубежом.

«Победа, добытая без опоры на крайних радикалов в партии и монолитного Юга, была особенно ценна, — вспоминает Трумэн. — У политиков вошло в привычку говорить, что они дорожат каждым голосом, но я был счастлив стать избранником демократов, не зависящих ни от леваков, ни от южного блока».

С помощью Клиффорда Трумэн выработал новую стратегию, которая помогла ему залатать дыры в партии. Даже не пытаясь переманить на свою сторону поклонников Уоллеса, что потребовало бы смягчения антикоммунистических мер, или найти общий язык с Югом, что означало бы отступление от позиции по гражданским правам, Трумэн двинулся средним путем, поглядывая то в одну, то в другую сторону. Законодательство в области гражданских прав он использовал, чтобы привлечь либералов, антикоммунистические меры — чтобы задобрить консерваторов.

Это была не такая уж хитрая политика, просто вынужденные шаги Трумэн превратил в преимущество. Занимаясь проблемами, которые поставила перед ним судьба, Трумэн одновременно начал формировать и новый электорат взамен ушедшего. Если Дуглас пытался успокоить южан, возмущенных перспективой отмены рабовладения, если Хамфри пытался каким-то образом договориться с либералами, маневрируя вокруг вьетнамских дел, то Трумэн понял, что ни с Уоллесом, ни с Термондом договориться не удастся.

Чтобы вернуть себе левых, Трумэн во внутренней политике стал на сторону либералов, что и советовал ему в своем меморандуме Клиффорд. В июне 1947 года Трумэн наложил вето на принятый республиканским конгрессом закон Тафта — Хартли, дававший президенту право приостанавливать забастовки на так называемый примирительный период. Конгресс преодолел президентское вето, однако на стороне Трумэна остались симпатии профсоюзов. А они-то и стали в конце концов решающими в преодолении либерального недовольства, вызванного антикоммунистическими программами и установлениями Трумэна.

Не оставлял он своим вниманием и фермеров. Аграрный блок, составляющий важную часть демократической коалиции, твердо поддерживал политику Рузвельта в годы депрессии, но в 1937 году начал склоняться в сторону республиканцев. К ноябрю 1946 года этот процесс, по свидетельству одного историка, завершился, и господствовало твердое убеждение, что на ближайших президентских выборах фермеры Среднего Запада будут голосовать за кандидата-республиканца.

Но Трумэн знал, как достучаться до их сердец, — надо лишь погрозить пальцем старому пугалу — Уолл-стрит. «Реакционеры с Уолл-стрит, — говорил Трумэн, — не довольствуются деньгами… Они хотят власти… они жадны до привилегий… стратегия республиканцев состоит в том, чтобы поссорить фермера и индустриального рабочего, втянуть их в междоусобицу, так, чтобы большой бизнес захватил власть, подчинил себе страну, запер на амбарный замок, превратил в большую биржу… Это чистое жульничество. Это старый политический фокус: не можешь убедить — сбей с толка. Но на сей раз такая шутка не пройдет».

Таким образом, не мудрствуя лукаво, Трумэн заполучил голоса фермеров. «Можно анализировать цифры до скончания века, — говорил впоследствии Дьюи, — но результат будет один: мы потеряли голоса фермеров, которые были у нас в 1944 году, и потому проиграли выборы».

И все же никакие голоса фермеров не помогут, если Трумэн не победит в Нью-Йорке. «Начиная с 1876 года, — писал в своем меморандуме Клиффорд, — ни один кандидат, за вычетом Вудро Вильсона, не выигрывал общенациональные выборы без поддержки Нью-Йорка». Между тем кандидат-республиканец был губернатором штата Нью-Йорк, губернатором популярным, и это еще больше осложняло положение. А когда стало ясно, что приверженцы Уоллеса не поддержат Трумэна, шансы на победу в этом ключевом (и либеральном) штате сделались и вовсе призрачными.

Клиффорд подчеркивал, что дело решат голоса черных. И тут вновь выяснилось, что именно перебежчики, которые, казалось, пробили брешь в трумэновском корабле и едва не пустили его на дно, сыграли ему на руку. Свободный ввиду отступничества Термонда от необходимости умиротворять расистов с Юга Трумэн получил возможность в полный голос говорить о гражданских правах.

Едва ли не все местные отделения демократической партии в Южной Каролине, Миссисипи, Алабаме и Джорджии стояли на стороне Термонда, и Трумэну больше не было никакой нужды заигрывать с правым крылом своей партии, по крайней мере по расовому вопросу. Блок распался, его уже не восстановишь, и можно было начинать борьбу за голоса черных на Севере.

Другой ключ к нью-йоркскому замку — голоса большого количества избирателей-евреев. В свете намерения ООН учредить в ближайшее время государство Израиль Клиффорд энергично рекомендовал Трумэну признать его, как только будет принят соответствующий акт.

Бывшие, нынешние и будущие госсекретари и министры обороны США Джордж Маршалл, Дин Ачесон, Роберт Ло-ветт и Дин Раек — четверка политических деятелей, прозванных впоследствии «мудрецами», — были решительно против. Руководители госдепартамента, вспоминает Клиффорд, «делали в 1947—1948 годах все от них зависящее, чтобы предотвратить, нейтрализовать или хотя бы отложить те или иные решения президента по палестинскому вопросу».

Следуя мудрому совету Клиффорда, Трумэн первым признал государство Израиль — это было 14 мая 1948 года, как раз в начале выборной кампании. Через три дня примеру американцев последовал Советский Союз. «Признание Израиля, — отмечает Херб Браунелл, — укрепило поддержку Трумэна в рядах либералов, в том числе и тех, кто склонялся к Уоллесу».

Участие последнего в выборах освобождало Трумэна от необходимости заигрывать с леваками в собственной партии, демонстрируя лояльность Советскому Союзу. Теперь президент мог разговаривать со Сталиным жестко и пожинать плоды такого разговора дома. «Республиканская пропаганда, — пишет Клиффорд, — неустанно твердила, что советскую экспансию в Европе следовало бы остановить уже давно… и сделать это не позволила только позиция, занятая президентом Трумэном в Потсдаме».

Жесткая антисоветская позиция, рассуждал Клиффорд, поможет Трумэну отбить атаки республиканцев и обернуть себе на пользу саму тему коммунизма. «По этому вопросу страна и так объединена вокруг президента. Чем хуже оборачиваются дела… тем сильнее становится ощущение кризиса. А во времена кризиса американцы тянутся к своему президенту». Трумэновский. антикоммунизм выбил из рук республиканцев оружие, с помощью которого они победили в 1946 году на выборах в конгресс.

В общем, тот самый разброд в партии, что, казалось, неизбежно потопит Трумэна в 1948 году, чудесным образом помог ему удержаться на плаву. Имея все возможности спокойно протянуть руку черным, евреям и фермерам дома, выступить против Советов за рубежом, Трумэн сумел выгодным для себя образом перештриховать политическую карту и сколотить новую коалицию, которая и приведет его в Белый дом.

Каков же урок? Помимо всего прочего, он состоит в том, что расколотую партию можно объединить новым, более плодотворным способом. Политическая оппозиция способна подорвать любое согласие, но разумное и творческое по духу руководство может вернуть симпатии бывших союзников, переписав условия договора.

Политики, раскланивающиеся во все стороны, лишь бы сколотить ту или иную фракцию, часто оказываются в стесненном положении. Так было и с Трумэном накануне выборов 1948 года. Но его опыт убеждает, что даже исключительно опасное на вид политическое расслоение может послужить во благо, особенно е.сли в результате удается избавиться от крайних элементов в собственном лагере. Если бы не коммунизм вкупе с расизмом, Трумэн никогда бы не получил такой свободы маневра.