Турист - Олен Стейнхауэр

На протяжении нескольких месяцев Тина сопровождала Терри, когда та отправлялась на сеансы химиотерапии, и даже стала кем-то вроде ее наперсницы. Когда состояние ухудшилось и даже самые заядлые оптимисты признали, что битва проиграна, Терри сделала крутой поворот: замкнулась, ушла в себя и даже разговор по телефону нередко обрывала на середине предложения. Не хотела, чтобы Тина страдала вместе с ней до самого конца.

Мило оставил машину под соснами, подступавшими почти вплотную к Брейди-драйв, неподалеку от озера, но в доброй полумиле от дома Грейнджера, и, повесив на плечо рюкзак, пошел дальше пешком. Мимо пролетали пикапы и «форды», кое-кто сбрасывал газ и сигналил, предлагая подвезти, но он только улыбался и махал в ответ. Когда до дома осталось несколько сотен ярдов, Мило свернул с дороги и зашагал через лесок.

Дом Грейнджер купил в семидесятые. Построенный в семидесятые, он нес в себе все черты стиля, ставшего популярным благодаря Тедди Рузвельту. Грейнджер рассказывал, что в годы Депрессии владевший домом промышленник, стремясь сэкономить, перебрался сюда из Манхэттена — с женой и слугами.

При новых хозяевах комнаты прислуги отошли в полное распоряжение пауков и ежей, а вот два этажа и три спальни главного корпуса содержались в приличном состоянии.

Минут сорок Мило оставался в лесу — покружил, понаблюдал с разных точек, проверил деревья — и, убедившись, что местность чиста, осторожно направился к дому. «Мерседес» Грейнджера стоял на своем месте, с той стороны, куда выходили окна гостиной, а вот гребной шлюпки у небольшого пирса не оказалось.

Дверь Том оставил незапертой, так что Мило прошел в дом и неторопливо огляделся. Пусто. Он поднялся по лестнице, миновал спальню и остановился у кабинета, небольшой комнаты с одним-единственным глядящим на озеро окном.

Было то время дня, которое фотографы называют «волшебным часом», когда лучи заходящего солнца преломляются особым образом и лица обычных людей обретают то таинственное свечение, что бывает, как говорят, у беременных женщин. Сейчас так сияло озеро и крошечная фигурка посреди него — Том Грейнджер на рыбалке.

Мило просмотрел ящики письменного стола. Нижний был заперт, и его пришлось взломать с помощью обнаруженной в другом ящике отвертки. По прошлым визитам Мило знал, что в нем хранится: «люгер», взятый, как утверждал Грейнджер, у немецкого солдата в дни операции «Балдж», и коробка с патронами. Он проверил, есть ли патрон в патроннике, и вставил обойму.

Если Грейнджер и удивился гостю, то виду не подал. Он привязывал лодку, когда Мило, держа у бедра пистолет, выступил из-за дерева.

— Поймал что-нибудь?

Грейнджер даже не поднял головы.

— Ничего. Как всегда. По крайней мере, в последние годы. Подозреваю, что какой-то осел слил в озеро некую гадость, вот рыба и передохла. — Старик наконец выпрямился и посмотрел на Мило. — Хотя, с другой стороны, может быть, дело во мне — после смерти Терри ни одной рыбешки не вытащил. — Он заметил «люгер» и нахмурился. — Надеюсь, ящик не взломал?

— Пришлось.

Грейнджер покачал головой.

— Ключ в верхнем ящике.

— Извини.

— Ладно. — Он достал из лодки удочку и наклонился за снастями, потом посмотрел вверх, на чистое, безоблачное небо и махнул рукой. — Оставлю, пожалуй. Дождя, похоже, не будет.

— Хорошая мысль, — Мило помахал пистолетом. — Идем.

Грейнджер даже не пытался протестовать. Недовольство вызвал разве что взлом ящика. Он знал, что Мило придет, и, может быть, даже ждал его, день за днем, заполняя пустые дни рыбалкой.

Сели в гостиной, но сначала старик прошел к барному шкафчику, содержавшему в себе добрую дюжину самых разных бутылок, и выбрал скотч десятилетней выдержки. Скотч он налил в коллинзовский стакан, потом вернул бутылку на место и наполнил второй стакан водкой «Финляндия». Поставив водку перед гостем, Грейнджер опустился в узкое, обитое кожей кресло. Мило сел на диван. Между ними стоял низенький кофейный столик, к стене привалился допотопный радиоприемник, ровесник самого дома.

— Итак. Вижу, ты все понял.

— Да.

— И пришел ко мне. Я в твоем списке первый?

— Да.

— Хорошо, — Грейнджер приложился к стакану. — Рассказывай. Что у тебя есть? Какие собрал доказательства?

Мило перевел дух. Он знал — все ответы у старика, но как их получить? Никаких особенных приемов в его распоряжении не было, а те, что были, не годились, чтобы вытащить правду из крестного отца его дочери, старого друга и человека, знающего все эти приемы наизусть.

— Мне не нужны никакие доказательства — я никого не убивал. Это ты, Том, устроил так, что я подался в бега. Ты обманул меня.

— Я всего лишь пытался помочь.

Мило с трудом сдержался, чтобы не закричать, не выплеснуть все, что накопилось, не дать воли чувствам. И дело не только в том, что Грейнджер был его другом, почти семьей, которой Мило никогда не знал; нет, дело было вот в этом: в уютных креслах, в гостиной с милыми старыми безделушками, в том, как они сейчас потягивают дорогие напитки из хрустальных стаканов.

Он поставил свой на стол и вышел в кухню.

— Доказательства? — крикнул ему вслед Грейнджер.

Мило не ответил, вернувшись с рулоном клейкой ленты.

Старик помрачнел.

— Ради бога, Мило, разве нельзя просто поговорить?

Мило оторвал полосу.

— Нет, Том. Нельзя.

Грейнджер не сопротивлялся и молча ждал, пока Мило привязывал его к спинке кресла. Обмотав старика пять раз, от плеч до локтей, он зубами оторвал и убрал конец, отступил, проверил свою работу и вернулся к дивану.

— Придется тебе самому подавать мне стакан, — сказал Грейнджер.

— Знаю.

— Кнут и пряник.

— На себя посмотри. Тебе бы в рекламные агенты, Том. Заменил и подменил — это ведь твой прием?

Мило моргнул. Лицо старика расплывалось, и он едва различал его в наступивших вдруг сумерках. Солнце как-то незаметно скрылось за холмами. Он включил напольную лампу.

— И все-таки, какие доказательства ты собрал? Не предположения. Не слухи и домыслы. Доказательства. Я слушаю.

— Ты подставил меня, Том. Устроил так, чтобы я сбежал из «Дисней уорлда», хотя мог бы и остаться. Да, меня подозревали, но не больше того. Ведь так?

Грейнджер, безуспешно пытавшийся ослабить путы и принять более удобное положение, кивнул.

— Это ты все организовал. Ты передавал деньги Роману Угримову, который затем передавал их Тигру. Ты контролировал Трипплхорна, который направлял Тигра. Вот почему ты так долго прятал от меня его досье. Поэтому, а не потому, что его завербовал Фицхью.

— Верно, — согласился, помолчав, Грейнджер. — Я действительно скрывал от тебя досье именно по этой причине, но я и показал его потом как раз потому, что Харриса завербовал Фицхью.

— Не уходи в сторону. Тигру приказывал ты. Энджела, как и я, шла по его следу. И ты распорядился ее убить. Снова Трипплхорн?

— Да.

— Полковник И Лен тут вообще ни при чем. Трипплхорн просто засветился перед камерами в нужных местах.

— МИ-шесть… — начал Грейнджер, остановился и с явной неохотой кивнул. — Верно, Мило, это все я.

— А раз так, то выходит, что муллу Салиха Ахмана тоже убили по твоему приказу.

— Да. — Видя, что Мило, похоже, кое-чего не понимает, старик повторил раздраженно: — Доказательства?! Они ведь у тебя есть?

Что ответить? И нужно ли? Признать, что настоящих, реальных доказательств нет — и Грейнджер просто замолчит. Солгать? Старика так просто не проведешь, он потребует подтверждения.

Отвечать не пришлось — молчание сказало все за него. Грейнджер укоризненно покачал головой.

— Черт, Мило, да у тебя ничего нет. Верно?

— Верно.

— И чем же ты занимался последние дни? Пил?

Мило поднялся, как бы напоминая, кто тут задает вопросы, постоял, потом взял стакан со скотчем и поднес Грейнджеру к губам. Старик сделал пару глотков. Мило поставил стакан на стол.

— Послушай, Том. Расскажи мне, что, будь оно проклято, происходит.

Грейнджер, подумав, кивнул.

— Ладно уж, так и быть. Раз ты сам не дошел… Причина стара как мир. Потому-то мы и не можем больше сидеть сложа руки.

— Нефть.

Старик попытался пожать плечами; жест не получился — помешала лента.

— Вроде того. Но это лежит на поверхности. А вот если б ты сказал «империя», заработал бы золотую звездочку. Да еще и бонусное очко, если б помянул Китай.

40

Начав говорить, Грейнджер уже не мог остановиться. Лента удерживала его в кресле, но голова двигалась свободно, и слова лились легко. Рассказывал старик подробно, объясняя детали, и впечатление было такое, что вся эта история давно точила его изнутри и теперь он спешит избавиться от нее.

— Слушай, Мило, и постарайся отнестись к этому серьезно, по-взрослому. Что мы имеем? Сочащийся нефтью континент и самые продажные правительства, какие только видывал свет. Думаешь, Судан — это страна всеобщей любви, мира и покоя? Да они там рвали друг дружке глотки еще до того, как мы сделали выбор в пользу небольшой интервенции. И ведь мы старались провести ее без лишнего шума, спокойно и мирно. Ты и сам знаешь. Наши люди встретились с их министром энергетики в доме Угримова. Мы сказали им четко и ясно: перестаньте продавать сырую нефть Китаю, продавайте ее нам. Мы снимем эмбарго. Да что там, мы даже предложили платить больше. Ты меня слышишь? Их президент получал бы больше денег и мог бы построить себе больше дворцов и возвести больше статуй в свою честь. Но он же гордец. Политики, убивающие собственный народ, обычно все такие. Гордые. Министр позвонил ему, и он отказался. Наотрез. Мы его умасливали. Угрожали. А в конце пригрозили, что, если он не пойдет на сделку, мы превратим его жизнь в сущий ад, хотя она у него и без того не сахар.