Последние первые планетяне - Павел Третьяков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он отвечал. На каждый звонок до этого самого вечера в гостях у Леоновых. Отвечал из дома, из управления, из «Пионера», будучи в пути куда-нибудь по делу. Но почему-то сейчас, сидя на заднем дворике поздним, но все еще теплым вечерком, выслушивая очередной из ряда вон чванливый рассказ градоначальника, Давыдов не подумал поднять трубку. Скорее всего, не хотел рушить сложившегося ощущения семейного покоя, которое всецело поглотило его и опьянило, как не сумело даже домашнее вино.
Тем не менее, стоило коммуникатору стихнуть в кармане, странное чувство кольнуло у Николая в груди, словно умудрился пропустить единственный вызов, который действительно стоил ответа. Он совершенно не удивился, когда в дверном проеме, выводящим с веранды во двор, уже через минуту показалась фигура Камиллы. Девушка оставалась в тени, но Давыдов, единственный сидящий лицом к дому, сразу узнал ее: высокую и вечно напряженную, словно согнутый прут. Что-то странное теперь было в Леоновой. Редкая неуверенность, как будто она мыслями вернулась на ферму Ящинских, в ту самую комнату, где они обнаружили Сая и его дочь. Этот момент, когда Камилла опустилась над телом и поняла, кто это, был единственным за все время, чтобы Николай наблюдал коллегу обескураженной, под властью обыкновенного первобытного ужаса, как все смертные.
Леонова между тем ступила вперед, и на появившемся в свете наружных фонарей лице Давыдов легко прочитал подтверждение своему предчувствию. Девушка вытаращилась перед собой, но в то же время куда-то в пустоту; была растеряна, точно не понимала, где находится. Мужчины уставились на нее: с общим гложущим чувством, что случилась очередная беда.
– Максим звонила, – пробормотала тогда Камилла, проглатывая окончания слов. – Они отыскали Громова. Тело. Мертв. Убит, – пролепетала она уже вполголоса.
Весь город перешел на шепот на этих словах, которых не мог слышать.
Во всяком случае, никогда Борей-Сити не казался Николаю таким тихим местом, как в вечер, когда завершились поиски начальника полиции Василия Громова.
Глава шестая. В ожидании ветра перемен
«Многие удивятся, но легендарная преданность фронтирцев родине – один из главных мифов, развенчанных мною в странствиях по Западу. Вопреки расхожему мнению, эти люди ненавидят землю, на которой родились, точно так, как мы, дети цивилизации, ненавидим грязные подъезды и очереди в сетевых кофейнях. Другое дело, что, как мы, они никогда не знали иной жизни. Потому мирятся с тем, что имеют – лишь бы не иметь еще меньше…»
Р.Р.
Из заметок о Западе, 22** год
27
Всю неделю после обнаружения пропавшего законника Николая Давыдова посещали тревожные сны, и ночь перед похоронами не стала исключением. Николай вскочил ни свет ни заря. Улицы Борей-Сити оставались еще поглощены утренним полумраком, и, только подойдя к приоткрытому окошку вплотную, можно было услышать, как тихонько цокают по мостовым каблуки первых прохожих.
Давыдов сел на кровати и растерянно огляделся. Мелкая комнатушка общежития, куда начальство пристроило его на время расследования, давно стала привычна ему, однако все же случались редкие дни, когда спросонья Николай не узнавал ее. В такие нечастые моменты со странной тоской он вспоминал прошлую квартиру в Бинисе. Тоже служебное жилище, только большое и ухоженное, оно было наполнено воспоминаниями о событиях многих лет жизни в мегаполисе. Бурные вечеринки, неожиданные знакомства, постыдные случаи, гневные ссоры. Различные вещи в той квартире, порой даже неизвестно откуда взявшиеся, содержали в себе память о развернувшихся вокруг событиях. В этом состоит определенное очарование родного гнезда, порой задумывался Давыдов. Приходишь домой, отягощенный дурными мыслями или просто не в духе, и окружающие предметы, навевая истории, невольно помогают забыться. В этом смысле комната общежития была совершенна пуста и безлика. В каком бы измученном состоянии Николай ни возвращался со службы, комната не дарила ни капли покоя – ничем не радовала. Давыдов неизбежно оставался один со своими переживаниями. В последние недели одиночество стало для него особенно мучительно.
Поднимая в памяти злоключения последнего времени, Николай доковылял до ванной и привычным хлопком зажег свет. Он уставился в появившееся в зеркале отражение и отчего-то в первый миг ужаснулся ему. Как всякий раз за последние дни, таращащийся в ответ человек показался незнакомым. Было ли дело в хроническом недосыпании или общем настроении, но Николай Давыдов в зеркале выглядел явно старше себя настоящего. Бледный, с синюшностью под пустыми глазами и морщинами внизу лба, он был совсем уж измучен и потерян. Николаю хотелось, чтобы кто-то пожалел его, но глупо полагал себя недостойным внимания на фоне того, что приключилось с достопочтенным Василием Громовым.
Хотя пора выдалась не в меру богатой на события, первые сутки после злополучного звонка Давыдов помнил, будто это произошло накануне вечером. Он еще видел себя сидящим в кресле на заднем дворе дома Леоновых, видел растерянное лицо Камиллы, принесшей вести, и перекошенную от испуга физиономию мэра. Помнил, как первый помощник истошно мотал головой, словно пытался пробудиться от мучительного кошмара. Эта в целом молчаливая, но выразительная сценка крепко засела в памяти Николая.
За этим последовал калейдоскоп безумных событий, не в меньшей мере повлиявших на состояние Давыдова. Был напряженный выезд за город в сопровождении коронеров, встреча с Максим, долгие сборы для спуска в каньон. Когда первая группа в составе самого Николая и двух девушек-офицеров ступила в лабиринты местных пещер, где ко всеобщему удивлению и было найдено тело, ночь оттрубила свое, и грозные ущелья медленно заливались красноватым отсветом прометея.
Подземные коммуникации между тем с первых минут показались Давыдову не вполне естественными. Тут и там, пока офицеры уверенно углублялись в пещеры, встречались следы присутствия человека: стальные распорки, слабо заметные указатели,
