Каждое лето после (ЛП) - Форчун Карли

15. НАСТОЯЩЕЕ

Я пробираюсь к машине, чтобы заново нанести макияж и побыть несколько минут в одиночестве. Достаточно того, что у меня случилась паническая атака на глазах у Сэма и Чарли, но Джорди и Финн, видящие меня на четвереньках, — это особый вид унижения. Я злюсь на себя за то, что не распознала признаки достаточно рано, чтобы найти тихое место, где смогла бы развалиться на части, вместо того, что я сделала: пришла к выводу, что мое сердце вот-вот успокоится, усилив свою панику до тысячи.

Я наношу еще один слой консилера, когда мой телефон жужжит. Имя на экране — это то, что я больше не могу игнорировать.

— Алло? — отвечаю я.

— Пи! — кричит Шанталь. — Ты в порядке? Я звонила тебе весь день.

Я вздрагиваю, вспоминая сообщение, которое я отправила ей этим утром.

— Извини. Я, гм, немного запуталась здесь. Я… — я замолкаю, потому что не уверена, кто я такая.

— Персефона Фрейзер, ты сейчас серьезно? — визжит она. — Ты не можешь отправить мне сообщение, в котором говорится, что тебе нужна помощь, что тебе нужно поговорить как можно скорее, а потом не отвечать на звонки. Я сходила с ума, пытаясь дозвониться до тебя. Я думала, у тебя был приступ паники, и ты потеряла сознание где-нибудь в лесу, после чего тебя съел медведь, или лиса, или что-то в этом роде.

Я смеюсь.

— На самом деле это недалеко от истины.

Я слышу, как она возится на кухне, а потом наполняет бокал. Красное вино, без сомнения. Она пьет красное вино, когда у нее стресс.

— Не смейся, — фыркает она. Затем добавляет более мягко: — Что ты имеешь в виду, это недалеко от истины? Ты заблудилась где-нибудь в лесу?

— Нет, конечно, нет. Я в своей машине. — я колеблюсь.

— Что происходит, Пи? — её голос вернулся к своей естественной бархатистой текстуре.

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, затем решаю сказать все как есть:

— У меня была паническая атака. Совсем недавно, на поминках. В этом нет ничего особенного.

— Что значит «в этом нет ничего особенного»? — Шанталь взрывается так громко, что я убавляю громкость в телефоне. — У тебя годами не было приступов паники, и теперь ты впервые за десять лет видишь любовь всей своей жизни на похоронах его мамы — женщины, которая, если я правильно помню из тех нескольких раз, когда ты мне о ней рассказывала, была чем-то вроде второй мамы для тебя — и теперь у тебя приступы паники на её поминках, и в этом нет ничего особенного? А что насчет того, что в этом нет ничего особенного?

Я начала выдавать бессвязные звуки.

— Пи, — говорит она на более низком уровне децибел, но с не меньшей силой. — Ты думаешь, я тебя не вижу, но я вижу. Я вижу, как ты держишь на расстоянии почти всех окружающих. Я вижу, как мало тебя волнуют напыщенные придурки, с которыми ты встречаешься. И даже несмотря на то, что вы с Сэмом похоронили свое дерьмо под еще большим количеством дерьма, я знаю, что это чертовски важное дело.

Это ошеломляет меня.

— Я думала, тебе нравится Себастьян, — бормочу я.

Она низко смеется.

— Помнишь, как мы вчетвером пошли на бранч? Официант игнорировал нас, и тебе пришлось воспользоваться туалетом? Ты сказала Себастьяну заказать тебе что-то если она придет?

Я говорю ей, что помню, прежде чем она продолжает.

— В итоге он заказал тебе огромную порцию блинчиков с шоколадной крошкой, пока тебя не было. Ты ненавидишь сладости за завтраком, и ты ничего не сказала. Ты просто поблагодарила его. Ты съела, наверное, половину блинчика, а он даже не заметил.

— Это был просто завтрак, — тихо говорю я.

— Дело не только в еде, — отвечает Шанталь, и я не могу удержаться от смеха. Сью и Шанталь поладили бы. Затем она глубоко вздыхает. — Я хочу сказать, что он на самом деле не знал тебя, даже спустя месяцы и месяцы отношений, и ты не помогла ему узнать тебя получше. Мне это не нравилось.

Я не знаю, что сказать.

— Просто скажи мне, что происходит, — говорит Шанталь после минутного молчания. Шанталь, которая разгадала всю мою стратегию отношений с помощью одного заказа на бранч. Так что я делаю это. Я рассказываю ей всё.

— Ты собираешься сказать ему? — спрашивает она, когда я заканчиваю. — Всю правду?

— Я не знаю, стоит ли это того, чтобы снова вспоминать прошлое, просто чтобы я больше не чувствовала себя виноватой, — говорю я.

Шанталь издает жужжащий звук, означающий, что она не согласна.

— Давай не будем притворяться, что это просто для того, чтобы почувствовать себя лучше. Ты никогда не двигалась дальше.

***

К тому времени, как я возвращаюсь в дом, большинство гостей уже разошлись по домам, Долли и Шанайю отключили, а Сэм, Чарли, их бабушка с дедушкой и небольшая группа тетушек, дядюшек и кузенов сидят вокруг ряда сдвинутых вместе столов с бокалами вина и бренди. Сэм и Чарли выглядят усталыми, но в основном они кажутся успокоенными, не такими ссутулившимися в плечах. Я оставляю Флореков предаваться воспоминаниям, нахожу запасной красный фартук в бельевом шкафу и сервировочный поднос за барной стойкой и начинаю убирать грязные тарелки и стаканы, принося их Жюльену, который склонился над посудомоечной машиной на кухне.

Мы работаем в основном в тишине уже почти час и заканчиваем с последними столовыми приборами, когда Жюльен говорит: — Я всегда задавался вопросом, куда ты уехала, — не отрывая взгляда от столового серебра.

— На самом деле я никуда не уехала. Я просто не вернулась, — говорю я ему. — Мои родители продали коттедж.

Проходит несколько долгих секунд.

— Я думаю, мы оба знаем, что ты исчезла не из-за этого, — говорит он, и я замолкаю. Я вытираю последнюю вилку и собираюсь спросить Жюльена, что он имеет в виду, когда он говорит: — Мы все думали, что ты должна приехать, — он поворачивается ко мне, его глаза сверлят мои. — Только не исчезай снова.

— Что ты имеешь в виду, мы…

Я начинаю говорить, когда дверь распахивается и входит Сэм, держа полдюжины грязных стаканов. Он останавливается, когда видит нас, и дверь захлопывается, ударяя его в плечо. Он смотрит на фартук и кухонное полотенце, которые я держу в руках.

— Дежавю, — говорит он с ленивой полуулыбкой. Он кажется немного размытым по краям. Он снял пиджак и ослабил галстук. Верхняя пуговица на его рубашке расстегнута.

— Он всё ещё у меня, — говорю я, выпячивая бедро и указывая на фартук, чувствуя на себе взгляд Жюльена. — Вы знаете, куда обратиться, если у вас не хватает персонала.

Жюльен усмехается.

— В мытье посуды она ничуть не хуже тебя, — говорит он Сэму, когда входит Чарли с несколькими пустыми бокалами.

— Все убрались восвояси. Это должно быть последним, — говорит он, ставя стаканы на полку. — Большое спасибо за уборку, вам обоим. И за то, что собрал все это вместе, Жюльен. Это было именно то, чего хотела мама.

Он проходит мимо меня, чтобы обнять Жюльена, от него пахнет бренди и сигаретами, которыми он баловался. Сэм следует моему примеру, затем заключает меня в объятия, шепча мне на ухо слова благодарности, которые ощущаются как теплое полотенце, обернутое вокруг влажных плеч.

— Вы, дети, убирайтесь отсюда, — говорит Жюльен. — Я закончу и запру дверь.

Чарли оглядывает безупречно чистые поверхности из нержавеющей стали.

— Мне кажется, что все уже сделано. Почему бы нам всем не выйти и не вернуться в дом? Мы можем перекусить пиццей по дороге — я ничего не ел.

Жюльен качает головой.

— Спасибо, но ты иди вперед, — говорит он и добавляет грубым голосом: — И пусть Перси поведет машину. Вы, два осла, ни в каком состоянии.

***

По дороге к Флорекам мы покупаем пару пицц, так как никто из нас не ел на приеме. Я рада, что Жюльен попросил меня отвезти парней домой. Я не готова прощаться.

После разговора с Шанталь я чувствую себя спокойнее. Она не давала никаких советов — просто выслушала мой рассказ о последних нескольких днях, а затем сказала мне не расстраиваться из-за того, что случилось с Сэмом в грузовике, что люди по-разному справляются с горем.