Артефаки. Часть 2 (СИ) - Вернер Анастасия

— Ну и забей на меня, чего ты опять припёрся! Иди и будь скотиной с кем-нибудь другим! — таким же тоном наорала на него в ответ.

— Я не могу уйти!

— Почему?! Ноги у тебя нормально ходят, это с головой проблемы!

— Потому что ты мой единственный друг, овца ты тупая!!!

Я поперхнулась воздухом, Ник в этот момент наступил на осколок вазы и в бешенстве выдал:

— Да сраные цветы!!!

Пока я откашливалась, меня пробрало на смех, вместо кряхтения из горла вырывалось какое-то дикое кряканье — вроде и ржу, а вроде и пытаюсь отдышаться, — за этим действом последовали и слёзы.

— Ты плачешь, смеёшься или задыхаешься?! — Ник на секунду замер в растерянности.

— Я не зна-а-аю-у-у, — с трудом провыла в ответ. — Воды-ы-ы…

— Да ну тебя нахер, Берлингер, воды ей! С пола попей!

Тем не менее, он сунул стаканчик в кулер, встроенный в стену, и, аккуратно обходя осколки, подобрался ко мне.

— На! — недружелюбно сунул под нос.

Я попила.

Стало легче.

— Ну? — уточнила, когда приступ «плачу-смеюсь-задыхаюсь» кончился.

— Чего ну? — огрызнулся Юргес.

— Ты извиняться пришёл?

— Воды занёс! Что я тебе сделал, что ты со мной ведёшь себя, как последняя сука?

— Я себя с тобой так веду?!

— А кто? Я, что ли?!

— А то что ты меня каждый раз оскорбляешь — это ничего? — возмущённо выдохнула. — То есть тебе можно называть меня «тупой овцой», «дурой», «идиоткой», намекать, что я сплю с руководителем, что в фирму попала благодаря «папашке», что я никчёмный артефак, а мне нельзя считать тебя бесчувственной скотиной?

— Я рядом с тобой никогда себя бесчувственно не вёл! — прошипел Юргес сквозь стиснутые зубы.

— Не ко мне, а к окружающим! Ник, мальчик умирал, а ты даже жилет на него не накинул!

— Пиджак!

— Неважно!

— Я был рядом с тобой, Берлингер!

— О, спасибо, только помочь другому человеку — это дело одной минуты. Но ты даже этого не сделал, даже своей минутой не смог пожертвовать. И пиджаком! Жалко стало? Трудно было?

— Но я был рядом с тобой!

— Этого не достаточно, чтобы я перестала считать тебя бесчувственной скотиной!

Ник внезапно заткнулся, удивлённо взглянул на меня, растерянно моргнул, затем злобно кинул пакет с эмблемой бургерной на койку, взмахнул руками и выдавил:

— Окей, я был неправ! Довольна? Я поступил, как последняя тварь, мне не стыдно, но я не должен был так делать! Ясно? Я был неправ. Всё. Ты победила.

— Это не соревнование. — Я сморщилась от обиды. — Тут нет победителей, есть только мальчик, который навсегда остался с ожогами, потому что тебе было лень накинуть на него пиджак.

Юргес раздражённо закатил глаза.

— Что за морализаторство?

Я поражённо хмыкнула.

— О да, морализаторство. Сотни людей вышли на улицу, помогали перевозить раненых, несли воду, бинты, укрывали лежачих защитными плёнками. А ты даже одному человеку не смог помочь.

— Я помог тебе!

— Мне в тот момент твоя помощь не требовалась.

— Ну и что теперь?

— Да ничего, — я безразлично пожала плечами, — живи, как хочешь, я тебе не индикатор добра и зла. Только мне не нужны рядом такие люди, как ты. Уверена, у тебя появится ещё миллион друзей, просто меня среди них не будет. Зная тебя, ты даже и не заметишь.

— Супер. — Ник поджал губы. — Всё сказала?

— Более чем.

— Я понял. Отлично. Ну и ладно.

Ник развернулся, резкими шагами направился к двери, так яростно вдыхая воздух, будто готовился испустить пламя. На пути он с ненавистью пнул один из осколков, проорав:

— Могла бы и убраться тут!

Дверь отъехала, выпустила парня, закрылась с лёгким писком. Индикатор загорелся красным.

Стало аномально тихо.

Я рассеяно посмотрела на разбросанные осколки, на разбегающуюся в разные стороны лужицу, и поняла, что никак не могу даже сосредоточиться на скандале с Юргесом, все мои мысли уносились в реанимацию. Душа разрывалась от неизвестности, он выжил? Выживет? Что с ним? Как он вообще оказался под обломками?

Дверь пискнула, красный индикатор сменился зелёным, автоматика отъехала в сторону, впустила… сквозь пелену и всхлипы я с трудом различила Ника.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— ***, ты плачешь! — ошарашено воскликнул он, подавившись всей бранной речью, которую наверняка не только заготовил, но и отрепетировал на ком-то из персонала.

Стало стыдно, уж кому-кому, а ему моих слёз точно не стоило видеть, но я ничего не могла с собой поделать. Даже падающий самолёт не смог испугать настолько, как вероятность потерять Эвана навсегда.

— Издеваешься? — ругнулся Юргес, глупо постоял у закрывшейся двери, подумал, и всё же решился пробраться ко мне под барабанный ритм моих неконтролируемых всхлипов.

Подошёл.

— Ну хватит, — попросил он и постучал меня по плечу.

Могла бы — посмеялась, но сейчас парень добился обратного эффекта — от такого «утешения» заревела ещё дурней.

— Только не говори, что придётся тебя обнимать.

Я замотала головой, а слёзы всё не прекращались. Ник принял отчаянное решение. С лицом, будто его заставили поедать живых насекомых, он наклонился и вроде как обнял, но со стороны, наверное, казалось, что рак клешнями попытался обхватить дерево.

— Ну что ты расстроилась, я же не всерьёз ушёл, — сказал Ник.

Я с размаху врезала ему по плечу.

— Я не из-за тебя, идиот! — провыла туда же.

— Ну фу, хватит, как в тебе поместилось столько слёз, — с отвращением выдавил парень. — Вот что ты ревёшь, он же жив.

Я врезала ему по плечу ещё сильнее.

— Вместо того, чтобы отдыхать, я тут тебя обнимаю, хорош меня колотить! — разозлился Юргес. — Он жив! Когда купол откроют, к нему приедет отец, лучший хирург Акамара, и сейчас врачи говорят, что всё с ним нормально. Да ало! У тебя нет ни одной логичной причины, чтобы так реветь!

Я отстранилась, благо с этим проблем не возникло — Юргес только обрадовался, что больше не нужно сжимать руки вокруг всхлипывающего тела, — вытерла слёзы. Это не помогло, на их место выступили новые, но в меньшем количестве. Я делала глубокие вздохи и постепенно успокаивалась. В это время Ник забрался на койку рядом со мной.

— Ты меня простила? — спросил агрессивно.

— Нет.

— Я тебя тоже не простил.

Ему достался мой поражённый подобной наглостью взгляд.

— Всё мокрое теперь из-за тебя! — пояснил он, брезгливо обтирая рубашку.

Я фыркнула, всхлипнула, взяла какую-то салфетку с тумбочки, высморкалась.

— Что мне сделать, чтобы ты меня простила? — уточнил Ник уже спокойным голосом, а человеку с богатой фантазией могло даже почудиться раскаяние.

— Не говори никому, — прогнусавила.

— Да все и так знают.

— Нет, никто не знает. Это только ты такой умный и внимательный.

— Пф, комплимент, что ли? — хмыкнул он.

Повернула голову, взглянула на него красными зарёванными глазами.

— Я никогда не скрывала, что считаю тебя умным.

— И бесчувственным.

— А что, я не права?

— Права, — пожал плечами парень. — Извини, но моя семья не образец для подражания. Отцу нужен инкубатор рекордов, мать вообще где-то в другой стране, а раз в полгода у меня появляется новая мачеха, с каждым разом всё младше меня. И знаешь, сложно хорошо относиться к людям, когда отец даже в больницу ко мне не приехал, хотя он в столице сейчас. Ещё и ты маячишь всё время со своими идеальными отношениями.

— Идеальными? — Я аж поперхнулась.

— А что, нет? Твой-то отец примчался к тебе по первому свистку.

— Ник, нашим родителям одинаково плевать на нас с тобой. Разница только в том, что я смогла это изменить, а ты нет.

— Я не собираюсь что-то менять, это его проблемы.

— Ну вот и ответ.

Юргес хмуро посмотрел на моё опухшее лицо.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Знаешь, не тебе меня судить.

— Тоже верно…

— Ну и вляпалась же ты, Берлингер, — вздохнул он.

Помолчал немного и уточнил:

— Ты уже простила?

— Нет!

— Ладно. Как будто у меня других дел нет, чем тут с тобой в твоих проблемах разбираться. Давай хоть пожрём, я бургеры ведь купил.