Притворись бабочкой - Тория Дрим

И все же я решила, что раз так случилось, значит, мне не стоит терять ни минуты. Я не буду заставлять Маккоя ждать. Раз он не идет первым на уступки – пойду я. В сложной ситуации его нужно поддержать, и я прекрасно это понимаю.

Я двигаюсь в сторону домика Эванса. Некоторые ребята идут за мной, но я ускоряю шаг, чтобы оказаться у Маккоя скорее. Мне не очень приятно ощущать взгляды на своем затылке. Слышу, как сзади кто-то перешептывается. Казалось бы, очень легко обсуждать незнакомого человека, особенно за спиной. Терпеть этого не могу. И как у них язык поворачивается?

Погода шепчет, сейчас самое время купаться, а не сидеть по домам. Верхушки пальм качаются из стороны в сторону от легкого ветра. Зеленая трава, проклевывающаяся сквозь теплую землю практически везде, приятно щекочет ноги через босоножки. Яркий свет ложится на лицо. Я не надеюсь красиво загореть из-за врожденной бледности кожи, но все же во мне остается капля веры в то, что я хотя бы немного покроюсь загаром.

Параллельно я ищу глазами Ванессу с Лэйном. Они испарились. Нет никакой возможности наткнуться на них. А ведь вечером мы с Кеннетом договорились встретиться. Игра продолжается, сегодня его черед открыть секрет. И я уже знаю, о чем спрошу.

– Маккой! – кричу я, когда натыкаюсь на него.

Он стоит и, согнувшись в три погибели, отжимает половую тряпку. Интересное зрелище, оно доводит меня до смеха. Не понимаю, что такого натворил Эванс, что сейчас стоит передо мной и крутит тряпкой.

– Зачем ты здесь, Джит? – Он на секунду поднимает глаза и бросает кусок грязной ткани на землю. – Я наговорил тебе гадостей и должен был прийти первым, чтобы извиниться.

Мне приятно. Я чувствую, как справедливость торжествует. Эванс признает свою вину.

– Если ты так извиняешься, то я принимаю твои извинения, – утвердительно киваю я и улыбаюсь в ответ.

Печальные глаза Маккоя пугают меня. Я ждала улыбку, но получила лишь опущенный взгляд. Он убирает со лба волосы и отряхивает руки в смятении, а после неторопливой походкой идет к крыльцу и бросает на меня оценивающий взгляд. Что-то в нем поменялось. Маккой будто сломан. Обстоятельства подкосили его.

– Извини, Джи, – медленно протягивает парень, не отрывая своих глаз от ступенек.

Я решаюсь сделать шаг навстречу. В такие моменты, когда люди нуждаются в помощи и поддержке, я чувствую себя сильной. Во мне словно появляются те качества, которых не было раньше. Я ощущаю прилив энергии, хочу добиться того, чтобы грусть и пустота окружающих перестали приносить им боль.

Особенно тяжело наблюдать за тем, как человек медленно угасает, превращается в унылое безликое существо, а самое главное – лишается эмоций.

– Все в порядке, Маккой. Что у тебя с руками? Что случилось? – Я замечаю на руках Эванса царапины, потому и спрашиваю.

Он переминается с ноги на ногу, медлит, растягивая время до раскрытия этой, казалось бы, невеликой тайны. Сейчас, глядя на Эванса, я ощущаю опустошение. В его глазах плещется страх. Я подхожу ближе и дотрагиваюсь до подбородка Эванса, приподнимая его. Вижу, что он до дрожи в коленках боится потерять любимого человека.

Я дрожу. Утрата близкого – страх всей моей жизни.

– Зайдем в дом. Расскажу. – Он немногословен.

Я слушаюсь и следую за ним.

Надеюсь, мы не потревожим остальных. Не хочу кому-либо мешать. Я заранее поправляю прическу, выпрямляю спину и проскальзываю внутрь. К счастью, мои надежды оправдываются: никого нет. В нос сразу ударяет душистый аромат древесины и меда. Не апельсиновый, конечно, но тоже очень приятный.

Мои ожидания увидеть бардак испаряются. Я изумляюсь от того, в каком порядке находится дом Эванса. Вещи аккуратно сложены на стуле, две кровати, стоящие в комнате, заправлены. На полу ни пылинки, только ковер почему-то сложен на одну сторону, а в углу я замечаю пакет с кусочками узорчатого фарфора.

– У тебя здесь что-то разбилось?

Маккой убирает пакет подальше и приглашает меня пройти в маленькую гостиную, где расположился диван. Планировка дома точно такая же, как у нас с Ванессой.

– Я был настолько зол, что разбил вазу. Вода вылилась, а осколки разлетелись, – серьезно отвечает Эванс.

Его глаза бегают по комнате, но, когда мы присаживаемся на разные концы дивана, он вроде бы успокаивается. Мы с Маккоем словно охраняем какие-то границы, находясь на расстоянии друг от друга даже на этом крошечном диванчике.

– Оказывается, ты бываешь очень импульсивным. – Я прищуриваюсь и говорю достаточно тихо, но Эванс все равно слышит и усмехается.

– Еще каким, – уныло соглашается Маккой. – В моменты злости я частенько что-то разбиваю. Пытаюсь избавиться от этой дурной привычки, но пока, как видишь, не выходит.

Эванс хмыкает. Он сжимает кулаки и откидывается на спинку дивана, тяжело выдыхая.

– Мне тошно оттого, что я ничего не могу сделать. Сижу здесь, пока моя тетя лежит в больнице. Состояние крайне тяжелое.

Я очень хорошо понимаю Маккоя. То же самое чувство испытала я сама после разговора с плачущей Брук, которая рыдала так, что сердце разрывалось. Тогда я всячески пыталась побороть желание сорваться с места и рвануть прочь из лагеря.

Хочу рассказать Эвансу о своей ситуации, но умалчиваю, потому что боюсь показаться эгоистичной. Сейчас его время рассказывать, и раз он решил доверить мне начало своей истории, то я обязательно услышу конец. Так что мне стоит заткнуться и побыть слушателем, хотя бы сейчас.

– Мы с ней всегда вместе проводили выходные. Агата… – воодушевленно начинает объяснять Эванс, – просто потрясающая! Работает в Британском музее, проводит экскурсии всем желающим, рассказывает об Англии так, что в нее влюбляется каждый, даже самый искушенный путешественник.

Я сдерживаю удивленный стон. Британский музей? Ничего себе! Подхватываю свою челюсть. Такой работы не всякий может добиться. Моему восхищению нет предела. Не могу не начать идеализировать Агату в своей голове. Насколько мало я о ней знаю, но уже по-своему уважаю.

– Я бы сходила на ее экскурсию, – искренне делюсь я с Эвансом своими мыслями. – Пусть скорее поправляется.

– Теперь она должна поправиться хотя бы ради экскурсии.

На лице Маккоя появляется что-то вроде улыбки. Уголки губ немного приподнимаются, и я сама смеюсь, поскольку смогла хоть немного, но отвлечь его от печали.

– Ты сам уже бывал там?

– Конечно, я рос в этом музее. Агата всегда находила что-то новое, чтобы показать мне. Я никогда не скучал. Иногда прятался ото всех за мраморами Элгина[2]. – Эванс замирает. Его охватывают воспоминания. Он будто вдыхает новую