Проклятое наследство - Татьяна Корсакова

– Съезжай! – оборвала ее причитания Матрена Павловна. – А если решишь остаться, так и визги свои прекрати. И без того тошно. – Сказала и не выдержала, потерла грудь, усмиряя разболевшееся сердце.

– Август Адамович, а у меня к вам дело есть. – Сева, умница, снова пришел на помощь, увел разговор от опасной темы. – Задумал я тут кое-что, нужен ваш дельный совет. Не подниметесь ли после завтрака в мою комнату, не взглянете ли на чертежи?

Когда речь зашла о чертежах, Берг оживился, про оборотня и думать забыл. А дом все ж таки надо осмотреть. Не верила Матрена Павловна, что зверь может прятаться в доме, но и на самотек все пускать была не намерена. И остров надо бы исследовать. Пущай Викеша охотников позовет, чтобы все здесь прочесали, под каждый камень заглянули. А у нее есть еще неотложное дело.

– Анатоль, голубчик, – на мужа своего Матрена Павловна поглядела с нежностью. – Помнится, ты говорил, что учился каллиграфии…

Идей у Всеволода Кутасова было много. Некоторые из них казались Августу пустыми прожектами, а некоторые заслуживали внимания. Да и что скрывать, давненько ему не предлагали работы. Истосковалась-то душа по делу.

За бумагами и чертежами они просидели едва ли не до вечера. Август и не заметил, как время прошло, да и о собственных планах за всей этой суетой почти позабыл. Поэтому из дома, который не хотел его отпускать, подставлял подножки порогов, обиженно подрагивал каменными стенами, почти выбежал.

…Место он помнил, даром, что семнадцать лет прошло. Искать не пришлось. Про место это один он только и знал, не желал, чтобы остальные помнили то, что он запомнил. Тогда-то еще надеялся забыть, но не вышло.

От безымянной могилы, считай, ничего и не осталось – только лишь почти сровнявшийся с землей холмик, с черным камнем вместо надгробья. Камень Август спихнул почти без усилий. Все ж таки остались в стариковском теле силы, дарованные Тайбековым кольцом. И могилу разрыл быстро, помедлил лишь в самом конце, когда рука коснулась грязного, наполовину сгнившего савана. Нет, он не испугался того, что предстояло увидеть. Он боялся, что не увидит…

Под саваном проступали кости черепа. Не волчьего – человеческого, маленького, словно детского. Так пани Вершинская крупными формами никогда не отличалась, разве только в зверином обличье. Про те формы вспоминать не хотелось, как и про смрадное дыхание, вырывающееся из волчьей пасти. Или это не из пасти, а из разрытой могилы? Август вдохнул, выдохнул и сдернул саван.

И ничего-то, окромя костей, не осталось от той, что держала в ужасе весь Чернокаменск. Ни человечьего в ней не осталось, ни звериного. Лежит себе, зыркает пустыми провалами глазниц, скалится крепкими, неожиданно крупными зубами, издевается.

Август стер с лица пот, уселся на землю рядом с могилой.

– Значит, не ты, – сказал не то с досадой, не то с облегчением. – А кто ж тогда?

Ответ знает албасты. Но она не скажет. Скучно ей, нежити, хочется крови и зрелищ. А вот Августу уже ничего не хочется. Где бы сил взять, чтобы могилу снова засыпать?

Нашлись силы. Стоило только вспомнить все то зло, что чинила лежащая перед ним женщина. Или не женщина – такая же нечисть, что и албасты, только еще страшнее?

К башне он возвращался уже в сумерках и то, что в доме его кто-то побывал, скорее почувствовал, чем увидел. Вроде бы и замок на двери не тронут, и вещи в том же точно беспорядке, в котором Август их оставил, но душа криком кричит – в башне был чужой!

Кто был? Зачем приходил? Что искал?

– Почуял? – Албасты шагнула, словно из стены. А может, из стены и есть. Вон косы ее меж камней застряли, натянулись канатами.

– Ты видела, кто это был?

Ничего не ответила, лишь плечами пожала. Значит, видела, но не скажет. Будет наблюдать, как на Стражевом Камне все рушится, а потом, глядишь, и присоединится к кровавому пиру.

– Что он искал?

Искать-то в башне можно было разное. Почитай, все вещи для Августа имели ценность. Но будут ли они интересны незваному гостю? Сердце ухнуло и затаилось, а в ушах, наоборот, послышался набатный звон. Только не это…

Замок на люке, ведущем в подпол, казался неповрежденным, но доверия ему у Августа не было. Люк на себя он дернул с такой силой, что едва не сорвал с петель, и лишь оказавшись в темноте подпола, вздохнул с облегчением.

Здесь царил привычный беспорядок, валялся строительный мусор: обломки досок, осколки кирпичей и камни, призванные маскировать вход в подземную пещеру. Вход этот был не тронут, замурован крепко-накрепко. От сердца отлегло. Вернее, сердце наконец дало о себе знать.

Тук-тук…

Тук-тук…

И тук этот эхом по костям…

Да по каменной кладке…

Тук-тук…

Вот только его ли это сердце бьется?..

Август, уже давно разучившийся бояться, вдруг испугался не на шутку, до постыдной рези в кишках, до взмокших ладоней. Сколько лет прошло, а то, что заточено под башней, не живое, но и не мертвое, все еще напоминает о своем существовании. Ядом черной ненависти отравляет все вокруг.

– Поднимайся наверх, старик!

В люк скользнула коса, принялась слепо извиваться в воздухе. Того и гляди заденет. А и пусть бы…

Не задела. Албасты ждала его наверху. Не молодая дева, а древняя старуха. И во взгляде ее черных глаз Августу почудился страх. Может ли нежить бояться? Может, если знает, что ее ждет, когда тот, кто заточен, выберется на волю.

Албасты качнула головой, провела когтями по стене, высекая из камней искру, а из Августовой груди судорожный стон, и исчезла, оставляя после себя на полу лишь пахнущую тиной лужицу. Берг устало вздохнул, опустился на лежак. Сил не осталось даже на то, чтобы налить себе самогона. И про оборотня он так ничего и не узнал…

Письмо от анонима принесла Клавдия.

– Кажись, это вам, Клим Андреевич.

– Кажись? – Клим оторвался от бумаг, с которыми работал, посмотрел удивленно.

– На пороге нашла. – Клавдия поднесла конверт к глазам, подслеповато сощурилась. – Там ваше имя написано. Где ж это видано, письма под ноги швырять?! – сказала неодобрительно и положила конверт на стол перед Климом. Уходить же не спешила, любопытствовала. Хорошо хоть, что ее любопытства не хватило на то, чтобы конверт вскрыть.

– Спасибо, Клавдия. – Клим улыбнулся многозначительно.

Клавдия все поняла правильно, попятилась, аккуратно прикрыла за собой дверь.

Письмо оказалось занятным. Некто, пожелавший остаться неизвестным, сообщал господину Туманову о пикантных подробностях из жизни его будущей супруги. Подробностей было много, все они оказались гнусными и для Анны крайне оскорбительными. Настоящий интерес представляло лишь утверждение, что девица, с которой господин Туманов собирается связать свою судьбу, на самом деле никакая не графиня Шумилина. Из сообщения анонима следовало, что настоящая Анна Шумилина погибла еще в младенчестве, и тому в Чернокаменске имеется множество свидетелей, а женщина, которая называется ее именем – коварная аферистка, охотящаяся за чужими капиталами, и женщину эту следует гнать поганой метлой, а еще лучше сдать в полицию. В доказательство своей правоты аноним вложил в конверт пожелтевшую от времени газетную вырезку, в которой сухим казенным языком сообщалось о страшном преступлении, случившемся двадцать лет назад на Стражевом Камне. Там сообщалось, что от рук сошедшего с ума старика погибла молодая женщина, его внучка, и новорожденная девочка – дочь убитой и Федора Шумилина, государственного преступника, осужденного на пожизненную каторгу. Вот так, ни много ни мало…