Форсайт - Сергей Лукьяненко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рядом застыл Михаил. Метрах в двадцати по улице Сашка катила коляску с Леной.
Михаил медленно повернулся. Поморгал. Спросил:
— Никита?
— А кто ж ещё? — Я увидел, что Сашка остановилась. Ленка что-то ей сказала. Они развернулись. И покатились назад, к нам.
— Они пытались убежать! — возмутился Миша. — Они дёру дали, Никита!
— Лена с Сашкой? — не понял я.
— Да все они! И мы тоже! — бушевал Миша. — Ты прикинь, они не хотят, чтобы мы всё исправили!
От соседнего подъезда на нас смотрела своим заторможенным взглядом Нюра. Увидев, что мы с Мишей остановились, она неуверенно улыбнулась и даже подняла руку в приветствии.
— Их можно понять, — сказал я примиряюще. — Если мы изменим прошлое, то их не станет.
— Но они же мы!
— Нет. Они выросли из нас, они другие. Их можно понять.
Миша насупился и замолчал.
Подошла Саша с Леной.
— Пытались бежать, — сказала Лена то, что и так было всем понятно.
Я развёл руками.
Нюра поднялась со своего стула, взяла свечку в стакане и тихонько пошла к нам. Остановилась в сторонке.
— Ваша фанатка пришла, Никита, — ехидно сказала Саша. — Жаль, что с ней нельзя нормально поговорить.
Нюра жалобно посмотрела на меня, словно прося защиты.
— Саша, ты же знаешь, почему она такая, — упрекнул я.
Сашку это не проняло, она лишь поморщилась.
— Вернёмся? — предложил я. — Или тут будем ждать?
— Холодно, — заметила Сашка. — Давайте вернёмся. Может, пожрём чего.
— Лучше ко мне, — предложил Миша. — Там припасов больше.
И мы пошли в сторону метро. Нюра потопталась у подъезда и двинулась за нами, соблюдая приличную дистанцию.
Я шёл и думал о целой куче вещей сразу. Про то, что валяюсь сейчас в отключке под присмотром целой толпы врачей, охранников и даже настоящего священника — почему-то это вызывало неловкость. Про безнадёжную попытку наших будущих личностей саботировать миссию — и от этого мне было стыдно. Про то, что Григорян это знал или подозревал — потому и начал миссию раньше, чем все думали.
Ну и про то, что мы для него расходный материал.
А что поделать? Иначе все мы мертвы. И он тоже мёртв.
Перед магазинчиком, где обитал Михаил, было неприлично чисто. Асфальт выглядел выскобленным до блеска. Когда ниблы зачищают органику, они это делают на совесть, а тут недавно валялось очень, очень много мёртвых тел.
Сашка с Мишей отправились внутрь, пообещав что-нибудь приготовить. А мы с Леной, не сговариваясь, остались на улице. Я не сомневался, что Григорян нас найдёт, но почему-то не хотелось пропустить его появление.
Лена сидела, засунув руки в карманы куртки. Потом поморщилась, достала листок, пробежала глазами. Протянула мне.
— Слушай, а ведь это действительно последний форсайт.
Я глянул на записку, она была очень короткой.
«Ещё раз в меня влезешь — убью себя».
— Не врёт? — спросил я.
— Не врёт, — уверенно сказала Лена.
Я порылся у себя в карманах. И обнаружил точно такую же записку, только написанную своим почерком.
Сговорились.
— Значит, надо справиться, — решил я. Посмотрел на Нюру, топтавшуюся в стороне.
Почему-то я только сейчас заметил, что она босиком. Туфли с неё, кажется, слетели ещё при нападении стражей.
— Интересно, ей не холодно? — спросила Лена.
Я пожал плечами.
— А что она ест? — продолжила Лена. — Нет, я понимаю, что иногда — людей. Но вряд ли тут такое количество ротозеев, чтобы её прокормить.
Скинув рюкзак, я достал из наружного кармана батончик из прессованных сухофруктов. Подошёл к Нюре. Та чуть попятилась, потом остановилась. Она по-прежнему держала в руках стакан с погасшим огарком свечи.
— Хочешь? — спросил я. — Это вкусно.
Нюра робко протянула руку. Взяла батончик. Потянула его в рот, даже не снимая обёртки.
— Да что ты делаешь! — Я забрал батончик, снял обёртку, снова ей дал. Курага с прочими финиками-черносливом ссохлась до каменного состояния, но я знал, что её несложно разжевать. — Обёртку надо снимать!
Нюра послушно принялась есть. Зубы у неё были белые и блестящие, словно она только что пришла от стоматолога.
— Тебе не холодно? — спросил я. — Ноги не замёрзли?
Она замерла, изо рта вывалилось несколько кусков разжёванного батончика. Нюра наклонилась, подобрала их, на миг застыла, разглядывая свои ноги. Выпрямилась. И неожиданно сказала негромко:
— Мне всей холодно.
— Найти тебе обувь? — предложил я.
Она покачала головой. Пояснила, с какой-то снисходительной ноткой:
— Я мёртвая. Поэтому холодно.
Лена тихонько подкатилась поближе, явно заинтересовавшись диалогом. Нюра на неё не реагировала.
— Ты можешь рассказать, что с тобой случилось? — спросил я.
Девочка жевала, размышляя. Потом проглотила сразу половину батончика со странным, нечеловеческим движением головы. Сказала:
— Были страшные сны, как я здесь живу. Я прыгнула с крыши, чтобы сны кончились. И стали другие страшные сны, как я лежу мёртвая. Так не надо было делать!
— Не надо было, — согласился я.
— Я ошибка, — сказала Нюра задумчиво. — Сбой. Вы тоже ошибки, но живые. А я мёртвая. Я злилась. А вы меня спасли. Я поняла, главное, что мы ошибки. Нам не надо злиться.
— Не надо, — снова согласился я.
— Ты знаешь, кто такие стражи? — спросила Лена.
Нюра молчала.
— Нюра, те, которые сверху, кто напал на тебя, кто они? — спросил я.
— Изоляты.
Мы с Леной переглянулись.
— А кто это, «изоляты»? — осторожно поинтересовался я.
— Они изолируют конфликтную зону. — Нюра облизала пальцы. Протянула руку. Я торопливо достал ещё один батончик, отдал ей, даже забыв открыть. Но теперь она сама сорвала обёртку.
— Мы в конфликтной зоне? — спросила Лена.
Нюра покосилась на неё и неохотно ответила:
— Наоборот.
—
