Шардик - Ричард Адамс

Южное войско уже наверняка вернулось в Икет, с завистью подумал Гел-Этлин. Южному войску вообще приходилось легче: путь его следования пролегал по сравнительно ровной местности, и сухой сезон в тридцати-сорока лигах к югу был не таким жарким. Но дело было не только в изнурительных тяготах похода и погодных условиях. Хотя Бекла, конечно, не имела себе равных среди городов, прошлой зимой Гел-Этлин нашел вескую причину (самую почетную и привлекательную причину для солдата, пускай и несколько затратную) отдать предпочтение Икету.

Сейчас мимо тащился отряд тонильданцев, имевший совсем уже плачевный вид; Гел-Этлин подозвал к себе их капитана и осведомился, почему солдаты у него такие грязные и с неухоженным оружием. Капитан принялся объяснять, что он поставлен командовать всего два дня назад, вместо офицера, получившего приказ вернуться в Беклу с Сантиль-ке-Эркетлисом, и все время, пока он говорил, Гел-Этлин, по своему обыкновению, сурово смотрел мужчине в глаза, думая о совершенно посторонних вещах.

По крайней мере этим летом им не пришлось переваливать через Гельтские горы и продираться сквозь дремучие леса. Один раз, несколько лет назад, еще в свою бытность младшим офицером, он принимал участие в экспедиции к южному берегу Тельтеарны и до сих пор с содроганием вспоминал это мучительно трудное предприятие: ночевки в мрачной лесной глуши или постой в кишащих вшами хижинах какого-то полудикого племени островитян, живущих в речных туманах, как лягушки. К счастью, в последнее время уже не возникало необходимости посылать бекланские войска к Тельтеарне, поскольку донесения с острова — как он там называется? Итильга? Катальга? — теперь поступали регулярно и вполне заслуживали доверия. Один из баронов, имевших более или менее человеческий облик, тайно работал на Беклу, да и сам верховный барон охотно соглашался на небольшой дипломатический подкуп, требуя взамен лишь показного уважения к своему званию, пускай и ничтожному. За минувший месяц к Сантиль-ке-Эркетлису поступило два донесения с острова, которые он положенным порядком отправил начальству в Беклу. По получении первого штаб сообщил, что по-прежнему не видит нужды посылать войска в столь далекие, негостеприимные края. Собственно, там говорилось всего лишь об огромном лесном пожаре, опустошившем северный берег Тельтеарны. Во втором донесении рассказывалось о новом племенном культе и выражалось опасение, как бы он не привел к вспышке фанатизма, хотя верховный барон и уверен, что не допустит такого. Реакция Беклы на него еще не успела дойти до северного войска, но в любом случае, слава богу, теперь уже слишком поздно, чтобы отправлять через Гельтские горы хотя бы разведывательный патруль. Дожди начнутся со дня на день — с часу на час.

Офицер закончил говорить и молча смотрел на него. Гел-Этлин нахмурился, презрительно фыркнул, давая понять, что он в жизни не слышал такого вздора, и резко сказал, что завтра самолично произведет смотр отряда. Офицер отдал честь и поспешил следом за своими людьми.

В следующую минуту появился посыльный из Кебина, расположенного в пяти лигах к востоку. Губернатор волновался, что вот-вот пойдут дожди и войско вернется в Беклу, так и не добравшись до Кебина. За последние десять-двенадцать дней уровень Кебинского водохранилища, откуда по каналу длиной двадцать лиг вода поступала в столицу, снизился настолько, что обнажились нижние плиты стен и несколько из них треснули от жары. Чтобы предотвратить катастрофические последствия, необходимо срочно провести ремонтные работы, пока дожди опять не подняли уровень воды, но своими силами кебинцы за день-два с таким делом не управятся.

Гел-Этлин умел отличать реальную опасность от воображаемой. Он тотчас же послал за своим самым надежным старшим офицером и неким капитаном Хан-Глатом, уроженцем Терекенальта, который больше всех знал о мостах, плотинах и движениях грунта. Как только они явились, Гел-Этлин сообщил о случившемся и приказал офицерам по своему усмотрению отобрать людей — вплоть до половины от общей численности армии — для ускоренного ночного марша к Кебину. Достигнув города, они должны немедленно приступить к ремонтным работам, а он с остальным войском присоединится к ним завтра во второй половине дня.

Ближе к вечеру отряды выдвинулись в путь. Солдаты недовольно ворчали, но по крайней мере не бунтовали; шли они медленным шагом, многие хромали. Это еще ладно — но в каком состоянии они будут, когда наконец доберутся до Кебина? Впрочем, скорее всего, Хан-Глату потребуется пара часов, чтобы обследовать водохранилище и решить, что нужно сделать, а значит, люди получат небольшую передышку. В любом случае штабное командование вряд ли сочтет действия Гел-Этлина неправильными. С наступлением темноты Гел-Этлин обошел дозорные посты и биваки — на что теперь, когда у него осталась только половина войска, потребовалось гораздо меньше времени, чем обычно, — выслушал доклады о положении дел и приказал отправить горстку по-настоящему больных солдат в Беклу на воловьей телеге; потом поужинал, сыграл со своим квартирмейстером три партии в вари (проиграв пятнадцать мельдов) и отправился на боковую.

Утром он поднялся ни свет ни заря и имел удовольствие самолично разбудить нескольких из офицеров. Но вот подавленное настроение людей никакого удовольствия Гел-Этлину не доставило. Солдаты узнали, что им предстоит не только совершить ускоренный марш к Кебину, начнутся дожди или нет, а еще и тяжело поработать там. Даже самое лучшее войско впадает в уныние, когда получает какой-нибудь трудный приказ после того, как уже вздохнуло с облегчением, и Гел-Этлин намеренно оставил при себе своего заместителя. Сам он — выносливый, энергичный мужчина, стойко переносящий любые неприятности, — так и кипел раздражением на тупых солдат, не понимающих всей серьезности новостей, пришедших из Кебина. Лишь с большим трудом трем-четырем старшим офицерам удалось убедить Гел-Этлина, что на понимание солдат в данную минуту рассчитывать не стоит.

— Любопытная штука, господин, — сказал Каппарах, крутой нравом пятидесятипятилетний вояка, всю сознательную жизнь проведший в военных походах и благоразумно вложивший все вырученные за награбленное добро деньги в покупку земельных угодий на границе с Саркидом. — Мне всегда казалась любопытной вот какая вещь: когда просишь солдат поднапрячься еще немного — насколько они смогут выложиться, зависит от причины. Если речь идет о необходимости защищать свои дома, к примеру, или сражаться за то, что они считают своим по праву, люди найдут в себе силы сделать даже невозможное. Да стоит заговорить о любых боевых действиях, они почти всегда готовы выложиться полностью. Видите ли, такие вещи они понимают, и никто не хочет прослыть трусом, бежавшим с бранного поля, или слабаком, отказавшимся идти вперед со своими товарищами. Подобные мысли сродни ключу к секретному арсеналу. Человек сам не ведает, какие в нем скрыты силы, пока не подступишь к нему с таким вот ключом. Но ремонтировать водохранилище в Кебине — нет, важности этого дела солдатам нипочем не понять, то бишь этот ключ к замку не подходит. Здесь дело не в «не хочу», господин, а в «не могу».