Мертвая комната - Уилки Коллинз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не можете? Тогда вот что я скажу вам обоим: немедленно покиньте дом! Сейчас же! – добавил он самым грубым и оскорбительным тоном. – Да, сэр! Мне не нужны ни ваши поклоны, ни ваша болтовня. Здесь я их больше не потерплю. Не вздумайте уходить с мыслью, что ваши кривляния и издевательства оказали на меня какое-то влияние. Проводи их, Бетси! Вы не достойны моего внимания. И я не в состоянии выразить свое презрение. Покиньте дом!
– А я, сэр, – ответил дядя Джозеф самым вежливым образом, – я лишь отвечу вам коротким «спасибо». Я, маленький иностранец, принимаю презрение от вас, большого англичанина, как величайший комплимент, который может быть сделан человеком вашего склада человеку моего. – С этими словами дядя Джозеф отвесил последний фантастический поклон, взял племянницу за руку и последовал за Бетси по коридорам, ведущим к южной двери, оставив мистера Мондера сочинять подходящий ответ.
Минут через десять возвратилась экономка и застала дворецкого, расхаживающего взад-вперед по комнате в сильном раздражении.
– Пожалуйста, успокойтесь, мистер Мондер, – сказала она. – Они оба наконец-то вышли из дома, и Джейкобу хорошо их видно на тропинке через болото.
Глава V
Моцарт играет прощальную арию
Радушно попрощавшись с Бетси, дядя Джозеф не произнес больше ни слова, пока они с племянницей не остались одни под восточной стеной Портдженнской Башни. Там он остановился, посмотрел на дом, потом на свою спутницу, потом снова на дом и наконец заговорил:
– Прости меня, Сара. Прости. Это была, как говорят англичане, плохая работа.
Полагая, что старик говорит о сцене, произошедшей в комнате экономки, Сара попросила у него прощения, за то, что стала невольным поводом к ссоре с таким неприятным человеком, как мистер Мондер.
– Нет! Нет! Нет! – воскликнул дядя. – Я не об этом человеке с большим телом и большими словами. Он меня разозлил, этого нельзя отрицать, но теперь все позади и прошло. Я отбросил от себя его и его громкие слова, как отбрасываю этот камень с тропинки. Я говорю сейчас не о Мондере, экономке и Бетси – я говорю о наших интересах. Я закончу свою мысль по дороге, поскольку вижу по твоему лицу, Сара, что тебе неспокойно и страшно, пока мы стоим поблизости от этого дома-темницы. Идем! Вот тропинка. Давай вернемся по ней и заберем наши пожитки в гостинице, где мы их оставили.
– Да, да, дядя! Не будем терять времени. Идем скорее! Не бойся, что я устану – мне уже гораздо лучше.
Они повернули на ту же дорогу, по которой шли к Портдженнской Башне, а за ними, шагах в ста, шел Джейкоб с мотыгой в руках. Солнце только что село, но над широкой, открытой поверхностью болота было еще светло, и Джейкоб остановился, чтобы дать старику и его племяннице отойти подальше от дома, прежде чем последовать за ними. Согласно инструкциям экономки, он должен был лишь следить за ними, и не более того; а если вдруг он заметит, что они остановились и обернулись, он тоже должен был остановиться и сделать вид, что копает землю мотыгой. Воодушевленный обещанием шести пенсов, если он сделает все в точности так, как ему сказали, Джейкоб четко следовал инструкции и не сводил глаз с двух незнакомцев.
– Теперь, дитя мое, я расскажу, что меня печалит, – сказал старик. – Меня печалит то, что мы совершили это путешествие, подвергали себя неприятностям, но ничего не сделали. То слово, которое ты сказала мне на ухо, Сара, когда очнулась от обморока, – то слово, которое ты сказала мне на ухо, было немногим, но его было достаточно, чтобы сказать мне, что мы напрасно предприняли этот путь. То единственное, к чему больше всего стремилось твое сердце, когда мы отправились в это путешествие, ты так и не смогла совершить.
С последними словами он посмотрел на Сару и встретил ее взор, уже не испуганный, а исполненный такой нежной, такой искренней благодарности, что все лицо ее, казалось, помолодело и вернуло былую красоту.
– Не жалей об этом, мой милый дядюшка, – произнесла она тихим, нежным голосом. – Я так много и так долго страдала, что самые тяжелые разочарования теперь проходят для меня легко.
– Не говори этого, Сара! – воскликнул старик. – С этого времени ты больше не будешь страдать! Твой дядя Джозеф Бухман об этом позаботится!
– День, когда у меня больше не будет разочарований, дядя, уже не за горами. Мне уже недолго ждать его, и я научилась терпеть и ни на что не надеяться. Страх и неудачи – такова была моя жизнь. Ты удивился, что я, держа ключ в руке, стоя у двери Миртовой комнаты, когда рядом не было никого, кто мог остановить меня, так и не могла взять письма. Но меня это не удивляет. Так прошла вся моя жизнь. Страх и неудачи… Силы мне всегда изменяли, когда мне оставалось только протянуть руку… Пойдем, пойдем…
Покорность в ее голосе и манере говорить была покорностью отчаяния. Но она же придавала ей неестественное самообладание, которое изменило ее в глазах дяди Джозефа почти до неузнаваемости. Он смотрел на племянницу с нескрываемой тревогой.
– Нет! – воскликнул он решительно. – Назад! Обратно в дом! Мы разработаем другой план, попытаемся как-то иначе добраться до этого дьявольского письма. Я говорю сейчас не о Мондере, экономке и Бетси – я говорю о наших интересах. Я забочусь лишь о том, чтобы ты получила то, что тебе нужно, и вернулась домой с таким же спокойствием в душе, как и я сам. Пойдем! Давай вернемся!
– Нет, теперь уже поздно.
– Поздно?! О, мрачный дьявольский дом, как я тебя ненавижу! – воскликнул дядя Джозеф, бросив суровый взгляд на Портдженнскую Башню.
– Уже слишком поздно, дядя, – повторила Сара, – слишком поздно. Возможность упущена. И даже если мы вернемся, я не посмею приблизиться к Миртовой комнате. Моей последней надеждой было изменить место, где спрятано письмо, и от этой последней надежды я отказалась. Теперь у меня осталась только одна цель в жизни. Вы можете помочь мне, но я не могу сказать тебе как, если ты не пойдешь со мной сейчас же и не перестанешь упоминать о возвращении в Башню.
Дядя Джозеф попытался что-то объяснить, но племянница остановила его посредине фразы, тронув за плечо и указав на какую-то точку на темнеющем болоте.
– Посмотри! Кто-то идет за нами. Мальчик или мужчина? – Старик обернулся и увидел фигуру
