ВДВ. С неба — в бой - Михаил Скрынников

Пошел учиться и Чичеров, но на урок немного опоздал, а занятия уже начались. В группу или класс собирали учеников с одинаковым уровнем образования. Вячеслав же стал искать своих ребят. Нашел, спросил разрешения зайти. «Заходите, — приглашает учительница, — но больше не опаздывайте», — и записывает его в классный список, не выяснив, сколько классов он окончил. Банько, его кореш, предлагает сесть рядом. У Чичерова образование классов пять, не больше, а записали его в седьмой или восьмой класс. На уроках литературы, истории он с трудом, но соображал, но вот его на алгебре вызвали к доске. Учительница пишет простое уравнение, «х+у», спрашивает у Вячеслава, чему равно это уравнение. Чичеров встает и громко отвечает, читая русские буквы: «ху». На несколько секунд в классе воцарилась тишина, а затем начался истерический хохот взрослых мужиков. Учительница сообразила, в чем дело, и во время перерыва отвела его в нужный класс. Однако Чичеров все же окончил вечернюю среднюю школу и продолжал служить, а многие его товарищи получили образование в высших учебных заведениях.

В феврале 74-го по оперативному плану штаба ВДВ проводилось командно-штабное учение. Наша дикая дивизия была приглашена в Европу вроде как на смотрины ума. Сбор проводился в Туле, в учебном центре. Вместе с нами бок о бок воевала и тульская дивизия. По замыслу, в этой «войне» на территорию Китая десантируются две наши десантные дивизии, задача — захватить выгодный рубеж и оборонять его до тех пор, пока не подойдут наши войска, а если не подойдут, оборонять до последнего десантника. Учение проходило напряженно. Вводные от руководителя следовали одна за другой. На каждом этапе Маргелов, заслушивал командиров дивизий и начальников основных служб. В адрес обучаемых было много критических замечаний. Вспоминается интересный случай. При розыгрыше одной из вводных заслушивался шеф разведки нашей дивизии полковник Пантюшенко. Докладчик говорил четко, по-военному уверенно. Когда речь зашла о захвате и уничтожении объекта противника, Маргелова как будто подменили. Он стал задавать моему шефу вопросы в очень резкой форме и, как говорят, не из той оперы. Панюшенко — фронтовик, тоже не из робкого десятка, стал доказывать свою точку зрения на видение этого «боевого эпизода». Тогда Маргелов встал и громко сказал: «Не артиллерия охрану уничтожила, а наши десантники их ножами порезали. Понял, разведчик?» Пантюшенко оставалось сказать: «Так точно». — «Садись», — добавил командующий. У нас немного настроение подпортилось. Начальника разведки соседней дивизии Маргелов вообще слушать не стал, а тот особо и не переживал, закурил папиросу, вышел из аудитории, а офицеры управления командующего продолжали играть с нами в «войну» на топографических картах. Играли азартно, практически без отдыха на сон в течение трех суток. Десантники обеих дивизий «войну» выиграли, и враг через занимаемые ими районы обороны не прошел. Стойко держали оборону занятых рубежей до подхода основных сил оперативно маневренной группы фронта. Командно-штабное учение закончилось, но мы все с нетерпением ждали, что скажет Маргелов. Он отметил действия офицеров нашей дивизии, похвалил шефа разведки. Нам, офицерам, было приятно услышать эти слова из уст самого Маргелова. Не зря мы все-таки в Тулу летели, достойно преподнесли себя и показали Европе. Обратно в Фергану летели через Кировабад, а там тоже наша братская дивизия. Встретили, накормили, коньяком угостили, спать уложили. Только мы не спали. Трудно уснуть, если через стенку играют в преферанс, да не просто любители, а профессионалы. Мой шеф был большой мастер, он всегда любил подчеркнуть, что преферанс — игра умных. Утром, несмотря на плохую погоду, мы выехали на аэродром, через некоторое время взлетели и взяли курс на Фергану. В иллюминаторы рассматривали закавказскую природу, сравнивали ее с нашей, ферганской. Город Кировабад выглядел каким-то серым, пыльным, да и зелени немного. Через четыре часа лету мы уже заходили на посадку в Фергане. Около самолета генерал Колесов всем участникам учения объявил: суббота и воскресенье выходные. Домой я пришел с тульскими сувенирами. Встречали сын, жена и теща. Чай пили с тульскими пряниками. Выходные дни с сыном гуляли по городу, он уже заметно подрос и был очень любопытным. У него с детства появилось хорошее качество, он любил рисовать и мастерить что-нибудь из пластилина, особенно морских обитателей. Однажды весной я пришел домой на обеденный перерыв, под краном стал мыть руки. В тазе обнаружил раков, рыбок и всевозможную подводную живность, да так здорово похожих на живых. Спросил: «А что это такое?» Сынуля в это время стоял за дверями, наблюдал, ждал моей реакции и остался очень довольным, что так здорово удивил отца.

Я часто вспоминал слова моей тещи, что я никудышный семьянин. Хотел бы это утверждение опровергнуть и, если выдавалось свободное время, старался его проводить с сыном. Когда он был еще в пеленках, держа его на руках, повторял слово «папа». Он его первым и сказал. Помню его первые учебные шажки, было ему чуть больше годика, мы с женой были в отпуске в Белоруссии. Отпуск у меня подходил к концу, мне надо было уехать в Фергану, а жене к родственникам в Ленинград. Захожу в дом и вижу, как маленький человечек, держась за дверной косяк, медленно и осторожно выходит на веранду. Увидев меня, остановился, внимательно рассматривая, вспомнил и рассмеялся. Меня такая радость охватила. Старался уделять ему как можно больше времени, но работа есть работа.

Как-то после выходных, придя на службу, заметил, что шеф сам не свой. «Здравия желаю, товарищ полковник». В кабинете он был один. Еще не было наших офицеров Воронина и Курновенкова. «Что случилось?» — спрашиваю у него. — «У нас в роте вчера произошло страшное происшествие». Оказывается, в выходные рота заступила в гарнизонный караул и патруль по городу. В воскресенье утром выводной, который охраняет арестованных, содержащихся на гауптвахте, на машине убыл за пищей для арестованных. Водитель и выводной были одного призыва, с одной станицы. До призыва в армию были закадычными друзьями, таковыми оставались и в роте. Пока на кухне готовили пищу, выводной и водитель находились в кабине автомобиля и от нечего делать стали играть с оружием. Выводной был с автоматом и боеприпасами. Как потом на следствии Резник скажет, они по очереди играли с автоматом, кто быстрее выстрелит. Резник выстрелил в своего друга Пархоменко. Когда прозвучал выстрел, до Резника дошло, что он натворил. Давай быстрее в медсанбат, но друга спасти было невозможно. Естественно, об этом жутком случае было доложено руководству дивизии. Резника взяли под арест. Пантюшенко вместе со следователем военной прокуратуры все воскресенье разбирался с происшествием. Приехали родители, и вот с того дня бывшие станичники, добрые соседи, в одночасье стали врагами. Хорошо, до драки дело не дошло. Их разместили в разных гостиницах города. Тело погибшего родители увезли на родину. Мать Резника осталась дожидаться приговора суда. На суд приехал и отец погибшего. Он здорово изменился, и, как мне тогда показалось, что-то случилось с его рассудком. Суд состоялся в ленинской комнате роты. Личному составу это все видеть и слышать было нелегко, а каково было родителям? Резника осудили, на сколько лет, уже не помню. Отец Пархоменко запил от горя и еще несколько раз приезжал в роту. Разведчикам оставалось только одно, утешить отца. Однако больше всех с отцом погибшего возился Пантюшенко. Он его встречал, устраивал в гостиницу, решал все интересующие его в Фергане вопросы и отправлял на родину. После суда в роте начались командирские разборки. В момент происшествия на месте не оказалось командира роты, стали его искать, а он в выходной день уехал к теще в Кизыл-Кия (шахтерский городок в тридцати километрах от Ферганы). -Хотя ночью он, как и положено, проверил несение службы личным составом, что было подтверждено записью в постовой ведомости. Тем не менее в армии за все отвечает командир. Командир дивизии приказом отстранил Агузарова от занимаемой должности, но поскольку разведчики всегда были на виду у начальства, его к себе в службу забрал полковник Симанков, заместитель командира дивизии по воздушно-десантной службе. Вот так Вадим получил новую квалификацию и стал вплотную заниматься воздушно-десантной подготовкой, а в разведроте контролировать укладку людских десантных парашютов и готовить разведчиков к парашютным прыжкам. Как мне позже показалось, нынешняя профессия Вадиму была больше по душе, чем командование ротой. Командиром разведроты стал Михайловский, который до назначения был заместителем у Агузарова. У Михайловского в роте тоже всегда был порядок. Боевая подготовка в роте не хромала, а была на высоте, так что преемственность командиров тоже имеет свою положительную сторону. Спортивная подготовка была отличной. Много разведчиков входило в состав сборной дивизии, они имели неплохие результаты на первенстве округа, а Качанов входил в сборную ВДВ по офицерскому многоборью, всегда получал призы, какого бы масштаба соревнования ни проводились. Рота была признана самым боеспособным подразделением не только в дивизии, о ней слава гремела и в округе.