Малавита - 2 - Тонино Бенаквиста

— Не понимаю, какого черта тебя несет в какой-то рыбный порт? Ты бы мог вместо этого отлично повеселиться в Вегасе.

Есть вещи, которых не понять даже племяннику. Лас-Вегас не то место, где начинают свой великий американский роман, а совсем наоборот. Наоборот — это Нантакет.

— Я обошел этот твой дурацкий остров за три часа. В конце концов я отыскал тебе там хазу — полный пансион, все удобства. Хозяйка любит потрепаться, зато лучше всех готовит каменного окуня.

Хорошо бы узнать, будут ли федералы заводить волынку с операцией Манцони. Нужен я им еще или нет? Посадить меня — значит, приговорить к смерти; и двух часов не пройдет, как меня найдут на нарах с осколком зеркала в яремной вене. Сцапать меня снова, чтобы я продолжил закладывать — почему нет? 3 одном можно быть уверенным: опция «оставить Манцони в покое» у них не предусмотрена.

Я кладу на стойку сотню, чтобы бармен подливал нам «Джека», не дожидаясь, когда мы его попросим. И почему он тут вкуснее, чем во Франции?

— Сколько там еще в наличии, Бен?

— Двадцать пять пошли на Ласло, пять я взял себе на расходы, так что тебе остается двадцать тысяч.

Я никогда не забывал про него, этот мой загашник. Зо времена процесса одним из немногих, кто порадовался моему исчезновению в программе Уитсек, был этот старый жулик Элви Меткалф, самый крутой букмекер Иллинойса, которому я оказывал кое-какие услуги: пугнуть владельца лошади, пошантажировать тренера, дать на лапу жокею — обычное дело. Потом ФБР село мне на хвост, и Элви так и не успел выплатить причитавшиеся мне пятьдесят тысяч баксов. Когда понадобилось заплатить Мистеру Дито, я привлек к этому делу Бена. Вычислить Элви не составило труда, он открыл гигантский магазин для умельцев в пригороде Чикаго. Пятьдесят тысяч для него — пустяк, Бену даже не пришлось ему угрожать, он только сказал — так, смехом, — что ему не придется долго искать материалы для взрыва его магазина — все, что ему понадобится, он в магазине и возьмет. Элви без разговоров выложил денежки. Даже был рад, что с него не спросили процентов за десять лет.

С этими двадцатью тысячами я продержусь какое-то время в Нантакете.

Ну вот, теперь, когда все дела улажены, можно спросить, как поживает мой дорогой племянничек. Чем старше он делается, тем больше становится похож на Манцони.

— Бен, ты подыскал мне племянницу или нет?

Это наша старая шутка: «Если однажды ты захочешь сделать предложение женщине, не забудь, что одновременно ты готовишь мне племянницу, так уж постарайся, чтобы она соответствовала». Но он никогда не любил болтать на эти темы.

— Да встретил я тут одну, Цио.

— Это серьезно?

— Еще не знаю, непросто всё…

— Что — непросто? Что тут может быть непросто? Она что, замужем?

— Нет, но есть сложности…

— Сложности? Какие сложности? Нет, ты выведешь меня из себя. Ты мужчина, она — женщина, вы оба свободны, что тут сложного?

— Она считает меня порядочным. То есть другом.

— Кем-кем?

— Другом…

— Что за фигня?

— Мы провели несколько ночей у нее дома. 3 самый первый раз она сказала: «Ты один из немногих мужчин, с кем постель не превращается в банальный трах». Что мне было после этого делать?

— Поставить ее раком и трахнуть, идиот.

— Мне так страшно было сделать что-то не так, увидеть разочарование в ее глазах… А на вторую ночь она меня убедила. Я засомневался, подумал: может, и правда это бывает — дружба между мужчиной и женщиной, и что я сделаю страшную глупость, если положу руку ей на бедро. Знаешь, когда я вижу, как она спит, вся такая закутанная в одеяло, такая одинокая, я уже ничего не могу сделать.

Двенадцать лет я не был на родине… Издали я следил за трудностями, которые переживали Соединенные Штаты. Империю трясет до основания, как ее только не склоняют в мире, где только не размахивают антиамериканскими лозунгами, не жгут звездно-полосатого флага. Я все пытался понять — почему, но так и не мог найти убедительных доводов. До сегодняшнего вечера, до этого жалкого разговора с племянником. Если мужчина, в чьих жилах течет горячая кровь Манцони, хорош собою, да еще, к тому же, муж и отец что надо, — если такой мужчина попадается на эту фигню, как тут удивляться, что дела у Америки совсем плохи?

— Цио, сейчас я задам тебе вопрос, на который пока еще никто не ответил: мужчины и женщины, это одно и то же или что-то совсем разное?

Он прав, никто не смог дать объяснения этой величайшей тайне мироздания, даже самые блестящие умы, даже Мелвилл. И не Джанни Манцони, не Фрэнку Уэйну, не писателю Ласло Прайору, ни даже только что появившемуся Кристиану Мэлону в Грин-Еэй, штат Висконсин, отвечать на этот вопрос. Но попробовать стоит.

— Глупым подростком я думал: мужчины и женщины — это не одно и то же. Мы, мужики, ищем только, куда бы засунуть свой член. Эта уже согласна, с той придется немного поработать и т. д. А они, женщины, каждый раз, как встречают мужика, думают, он это или не он, в смысле тот самый, единственный. Нам подавай бабу, а им — любовь. Вот как я думал.

Болтая всю эту фигню, я чувствую, как «Джек Дэниэлс» входит в свою наилучшую стадию — он как бы укладывает меня на воздушную подушку и включает автопилот.

— А потом ты становишься взрослым и говоришь себе: мужчины и женщины — это совершенно одно и то же. Нам нужно одно и то же. Работа, чтобы хотелось вставать по утрам, и дом — чтобы хотелось туда возвращаться вечером. А еще встретить кого-нибудь, чтобы думать о кем, когда его нет, и чтобы его хотелось трогать, когда он рядом. Так что вот, похожи мы.

Где бы ты ни был, в Грин-Бэй, или в Париже, или в какой-нибудь жуткой жопе, с «Джеком» всегда наступает такой момент, когда тебе становится все равно, где ты.

— Затем проходит еще несколько лет, и ты понимаешь, что между мужчиной и женщиной нет ничего общего. У них, женщин, есть живот, и все вертится вокруг этого. Говори что хочешь, но все они хотят давать жизнь, рожать, если понадобится, без твоего участия. А ты, ты думаешь: эх, был бы я кем-нибудь другим, только не этим чертовым многодетным папашей!

Мне особенно идет болтать такое. Я подумал о Магги и ребятах.

— А немного спустя ты снова понимаешь, что мужчины и женщины похожи. Все хотят иметь всё и даже больше. Все мы боимся что-то упустить и думаем, что это же глупо — помирать, оттого что сделал когда-то неправильный выбор.

Мне все труднее удерживать в руке стакан с виски, который пустеет в тот самый момент, когда добрая рука его наполняет.

— В этот самый период жизни им бы — мужчинам и женщинам — на этом и остановиться. Зажить вместе в мире и радости. Но нет, вместо этого она думает: он бросит меня ради молодой. А он: я бы с радостью ходил на сторону время от времени, потом возвращался бы домой. И снова здорово!

— А скажи, дядя, если я однажды все-таки встречу женщину всей моей жизни, как я узнаю, что это она?

— Поверь моему опыту: выбирай себе такую женщину, чтобы вы с ней дополняли друг друга в курином вопросе.

— ?

— Если ты любишь грудки, тебе надо жить с женщиной, которая любит ножку, и наоборот. Если же вам обоим нравятся грудки — ничего не выйдет.

— Нам пора, давай я тебя отвезу, Цио.

Отправляясь в Нантакет, я должен постараться, чтобы Кристиан Мэлон не лез больше ни в какие авантюры. В сущности, я его еще совсем не знаю, этого парня, он еще может меня удивить.

— Ох, Цио, в твоем возрасте играть в хиппи…

У меня в кармане авиабилет через Бостон, паспорт, который делает меня похожим на ветерана вьетнамской войны с единственным желанием, чтобы его оставили в покое, и увесистая пачка свеженького бабла (почему, едва приехав в эту страну, людям сразу хочется иметь полные карманы денег?).

— Твой рейс в восемь пятьдесят, можно уже ехать, чтобы не слишком нестись.

В машине он рассказывает мне новости о стариках из братства: о тех, кто умер, кто сидит, кто уже вышел, кто попытался завязать.

— Ну, я, наверно, не удивлю тебя, сказав, что Малыш Поли умер от цирроза. Амадео Сампьеро стал подручным у Этторе Джуниора, и тот обращается с ним как с последней сукой. Романа Maрини все так же работает с цирконием, дела у нее идут неплохо. Братья Пастроне как всегда вместе, у обоих уже по третьему разводу, и оба удивляются — почему так. Лука Куоццо получил двадцать лет. Джо Франкини шлепнули люди Оджи Кампаньи, Джои Д'Амато досрочно освободился. Арт Лефти по-прежнему в киллерах на службе у клана Джилли, а Кертис Браун…

— Джои Д'Амато освободили досрочно?

— Говорю тебе. Интересно, где эти идиоты только берут психологов?

Если верить специалистам пенитенциарной службы, большая часть гангстеров страдает «серьезными нарушениями психики и нервной системы», которые делают нас способными к самому худшему. Для каждого из нас у них найдется длиннющий диагноз. Но они и сами явно не в себе, если до сих пор не заметили, что Д'Амато — настоящий псих, и выпустили его на свободу. «Примерное поведение» — конечно, он вел себя примерно, кто бы сомневался, занимался, наверно, библиотекой, следил за порядком в блоках, может, даже полы мел — только чтобы поскорее выйти и взяться за старое. Д'Амато боялись все, даже я, никто не хотел иметь с ним дела.