ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ - User

Восторг победы нас вознёс

Неувядающей России,

Где Нарва, бросив взор свой синий

На несгибаемый колосс,

Спешит отдать тебе, о, росс,

Ключи от ласковой святыни.

ИСААКИЕВСКАЯ ПЛОЩАДЬ

Я память грустную храню.

Её пример – другим наука.

Но вот ещё какая штука:

Я *их люблю, но и виню (декабристов)

За то, что ролью виадука

Судьбу назначили мою.

ГОРОДУ ЛЬВОВ – ПЕТЕРБУРГУ

О, львиный облик, львиный зев:

Львы на мостах и на оградах,

Тебя построил Пётр-Лев.

Он, все преграды одолев,

Стал господином Цареграда.

СТОРОЖЕВЫЕ ПСЫ

ЛЬВЫ ДАЧИ БЕЗБОРОДКО

Мы цепью скованы единой

Стоим и молчаливо-важно

На век отважный и бумажный,

На век вранья многоэтажный,

На блеск и говор камуфляжный

Глядим под старою стеной.

МАРИИНСКИЙ ТЕАТР

Я весь в восторгах, весь звучу

Прелестным голосом богини.

Она поёт и дышит ныне,

Где я, представьте, захочу.

Герой, объятый негой страсти,

Высокой нотой покорён,

У ног её с былых времён.

Делю с ним счастье и несчастье.

179

МУЗЕЙ ПУШКИНА НА МОЙКЕ

Здесь всё о Поэте доныне грустит.

Здесь в стенах расплавилась боль.

На стрелках часов – вековечный мотив

С печальною нотою соль.

Здесь бронзовый мальчик-арапчик склонил

Над книгою кольца волос.

Здесь в памяти каждый предмет сохранил

Потоки бесчисленных слёз.

Здесь вечно от боли безмолвно кричит

Простреленный пулей жилет.

Здесь совести голос народной звучит:

«Ты где, наш любимый Поэт?!»

180

КВАРТИРА ПУШКИНА.

Квартира Пушкина. Она

Вся грустной памятью полна.

Здесь каждый пушкинский предмет

Стихи слагает, как Поэт.

ЧАСЫ

Мой бег в тот *миг приостановлен.

Беда не терпит суеты.

Остановись, мой друг, и ты.

Тобой тот горький миг уловлен.

В резной оправе позолота

Грустит на пушкинском столе.

Мой нежный Ангел, на Земле

О Вас роняет слёзы кто-то!

Примечание: *Миг приостановлен. Это миг ухода Пушкина с Плотной Земли – 14 часов

45 минут.

БРОНЗОВЫЙ КОЛОКОЛЬЧИК

Его рука меня касалась.

Я – колокольчик, дар Земли.

В моём же сердце отозвалась

Та боль, что вьюги намели

С чужих сторон и злых усилий.

И стоном любящей Души

Колокола о Нём звонили:

Остановись и не дыши!

НОЖ ДЛЯ РАЗРЕЗАНИЯ БУМАГИ

Зачем живу, коль друга нет?

Он мною резал лист бумаги

И в поэтической отваге

Держал на перекрестье лет

Как стек, клинок и арбалет.

СТОЛ А. С. ПУШКИНА

Я думой светлой окрылён,

Навечно Духом окольцован

Тех поэтических времён,

Когда сидел за мною Он.

181

КРЕСЛО

Я – трон великого Поэта.

С тех пор дышу Его теплом.

И сердце не поглотит Лета.

Оно – за пушкинским столом!

КУРИТЕЛЬНАЯ ТРУБКА ПУШКИНА

Античной росписью украшена –

Паллады – девы трубный звук,

Предмет любви Поэта нашего –

Храню прикосновенье рук,

Красивых, ласковых, изысканных

В письме, в куренье и в любви,

Передающих сердцу истину

И сознающих Се ЛЯ ВИ.

Мои узоры им изучены.

Влюблённый в каждую черту

Ладьи, Палладою озвученной,

Ласкал он эту красоту.

С тех пор – Паллада златокудрая,

Властительница медных труб, –

Храню прикосновенья мудрые

Изящных рук и свежих губ.

ТРОСТИ АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВИЧА

ПУШКИНА

1. С аметистом.

Мой аметист великолепен.

Он память вещую хранит,

Руки его огонь и трепет,

Невы движенье и гранит.

182

И, в ритмах сердца согласован

С движением его шагов,

Он им любим и окольцован

Как град у невских берегов.

Трость с вензелем Петра Первого

Мой вензель дышит единеньем

Камзола юного Царя

С Его движеньем, вдохновеньем,

Гореньем, славой и стремленьем,

Неугасаемым бореньем

Всей жизни, прожитой не зря.

Его рука меня касаясь,

Нас единила меж собой:

Царя, меня, такую малость,

Поэта, коему досталась,

Готового на труд и бой.

Здесь дух возвышенной эпохи

Петровских сказочных времён,

Притом – моих усилий крохи,

И золотого века вздохи

Своей рукой объемлет Он.

ТРОСТЬ СО СЛОНОВОЙ КОСТЬЮ

Здесь благородство рядом с негой,

Любовь, спокойствие и грусть.

Я – с Ним. А рядом с Ним – Онегин.

Весь путь я помню наизусть.

И древность исстари идущей

Восточной песни бытия,

Где на пути – не только кущи,

Но чаще – тигры и змея.

Его рука, меня касалась.

Эфес тепло её хранит.

Ему, наверное, казалось,

Как, бранной славой знаменит,

Он мчится по горам Кавказа

И саблей, острой, как клинок,

Разит в забвении экстаза

Своих врагов, свой сплин и рок.

И, уронив в пылу сраженья

Подругу верную свою,

Поёт Он песню восхожденья

У самой бездны на краю.

ДОРОЖНЫЙ ЛАРЕЦ

183

Храню секреты я Его,

Заметки сердца дорогого:

Как нелегки порой дороги,

Как побежать хотели ноги,

Как много грусти у Него.

Печатка, нож, гусиное перо,

Две сигареты и перчатки.

Всё, что так нужно и старо,

Как луг, как Шиллер и как Байрон.

Впитало всё его походный пыл –

Увидеть всё, запечатлеть, осмыслить.

Во мне он весь, каким на свете был

В пыли дорог и в свете звёздной выси.

ЧЕРНИЛЬНИЦА С АРАПЧОНКОМ

Мой прадед здесь запечатлён:

Резов, юмористичен, юрок,

Не перс, не немец и не турок,

Талантом редким наделён.

Он независим, горд и вечен.

Он знает – плод Его трудов

Всемирностью вочеловечен,

Печатью Гения отмечен

И Божьею улыбкой встречен

В разливе розовых садов.

Он утверждает постоянство

Времён и наций, стран и Вед –

Облагораживать пространство

На кромке одиноких лет.

Он Гением повелевает –

Простой и странный предок мой.

Он творчество овеществляет,

Поэта сердце вдохновляет,

В Россию следуя за мной.

184

МЕДАЛЬОН С ПРЯДЬЮ

ВОЛОС ПУШКИНА

Я содержу во чреве русых

Мне милых прядь Его волос.

Я память в этот мир принёс

О годах зрелых и безусых.

Во мне вся скорбь заключена

Сердечной тайны провиденья.

И суть всего стихотворенья

Молчанием облечена.

Но ты коснись меня рукой.

Здесь каждый волос к сердцу ляжет.

И прядь волос тебе расскажет,

Как, отправляясь на покой,

Поэт мечтал о восхожденье

И понял, по Небу летя,

Что смерть – вторичное рожденье,

А Он – Небесное Дитя!

НОЖ ДЛЯ РАЗРЕЗАНИЯ БУМАГИ

Я горд, что был ему подмогой

В преодолении страниц.

На них – мерцание зениц

Провидца, Фавна, Полубога.

Я замер здесь, как часовой,

Границ всеведенья достойный,

Холодный, верный и спокойный,

Такой же элегантно-стройный,

Как Пушкин, вечный и живой!

ШКАТУЛКА ЧЁРНОГО ДЕРЕВА

На рукописях я застыла,

Черна, печальна и нема,

Как вечный кадр *синема, (по-фр. кино)

Как скромной тайны благостыня.

Храню я бисер быстрых строк,

Летящих до сердец любимых.

Храню я Истины урок,

И дар, и жребий, и оброк

185

Его судьбы неповторимой.

БУМАЖНИК ПУШКИНА

Орнаментован я цветами

И в духе русской старины.

Скажу на ушко Вам: меж нами –

Мне люди кланяться должны,

Поскольку денежные знаки

Во мне положено хранить.

Со мною следует дружить.

Но кто-то скажет: это враки!

Я был как будто почитаем

Всегда хозяином своим,

Храним надёжно и любим,

Но вместе с тем опустошаем

С внезапной скоростью, увы.

Я знал Его немало тайн.

И не чуждались мы молвы,

Когда в безденежье летали

От Петербурга до Москвы.

ПЕРО ПУШКИНА

Я зыбкий соучастник мастерства,

Исторгнутого сердцем и рукою

Из конуса свирелемастерства