Последние дни Константинополя. Ромеи и турки - Светлана Сергеевна Лыжина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Теперь ты веришь, что у меня есть золото, которое я готов тебе отдать? - спросил ловец.
- Но что ты хочешь услышать от меня? - спросил соловей, сжимая в обоих кулаках деньги.
- Я знаю, что Халил-паша известен своей жалостью к румам*, - сказал ловец. - Он стремится сделать так, чтобы наш султан жил с румами в вечном мире. Ты можешь мне сказать, откуда происходит эта странная жалость? Но только не говори мне то, что Халил-паша и так повторяет день за днём. Что нам не выгодно воевать с румами, потому что нам никогда не взять их главный город. Скажи мне что-нибудь, чего я не слышал.
_____________
* Румы - так турки называли население Византийской империи, коверкая слово "ромеи". Иногда румами также назывались греки, жившие на территориях, ранее принадлежавших Византии, но завоёванных турками.
_____________
Соловей опустил взгляд, задумался, но затем, снова посмотрев на собеседника, произнёс:
- Я не знаю, что рассказать.
Ловец снова вытащил из-за спины увесистый кошель:
- Ты представляешь, сколько здесь? Это твоё жалование за год. Если ты получишь эти деньги, то в любом случае выгадаешь. Я знаю, о чём ты думаешь. Ты думаешь, что если расскажешь о тайнах своего господина, то можешь погубить его, и он лишится должности, а ты лишишься своей. Ты хочешь денег, но не хочешь потерять жалование, да?
Соловей молчал, а затем медленно потянулся к своему пустому кошельку, чтобы убрать в него золото, которое продолжал сжимать в кулаках. Птичка не хотела улетать, хотя ей следовало бы поступить именно так, чтобы ускользнуть из-под сети.
- Я не буду тебя обманывать, - продолжал ловец. - Ты можешь погубить твоего господина. Но ты ведь не думаешь, что ты у меня - единственный соловей? Соловьёв не ловят по одному. Их ловят десятками, а затем выбирают лучшего. Если ты не хочешь мне петь, это не значит, что другой не споёт. И если его песня окажется хороша, он получит золото, которое мог бы получить ты. А дальше, как Аллах пожелает. Если Аллах захочет, чтобы открывшаяся правда стала губительной для твоего господина, так и будет. А если Аллах решит быть милосердным, твой господин несмотря ни на что сохранит должность, и ты сохранишь.
Соловей снова задумался, а затем спросил:
- А если я расскажу тебе то, что ты хочешь, но ты не дашь мне денег?
- Я не могу так с тобой поступить, - улыбнулся ловец. - Ведь мне нужно, чтобы ты, если потребуется, выступил свидетелем и открыто повторил свои слова. Если я тебя обману, ты не станешь ничего повторять.
- Но тогда получается, что я могу тебя обмануть, - заметила птичка. - Я возьму деньги, а затем откажусь быть свидетелем.
- Нет, ты так не поступишь, - возразил ловец уже без улыбки. - Я возьму с тебя расписку за эти деньги. Если твой рассказ будет правдив и ты не откажешься повторить его, ты эту расписку никогда не увидишь. А иначе я взыщу с тебя всё, что дал.
- Но если я стану открыто свидетельствовать против господина, он выгонит меня с должности ещё до того, как потеряет свою... если потеряет.
- На всё воля Аллаха. Я же сказал, что твоё свидетельство может и не потребоваться.
Несмотря на эти успокаивающие слова соловей явно испугался, поэтому ловец открыл кошелёк пошире, запустил туда руку, набрал столько, что едва помещалось в кулаке, а затем опять высыпал всё в кошелёк так, чтобы птичка видела монеты, падающие почти непрерывным потоком.
- Я очень хочу отдать тебе эти деньги, - произнёс Шехабеддин, - но я не могу сделать это просто так. Ты ведь понимаешь? - Он снова набрал полный кулак денег и снова высыпал в кошелёк, будто это птичий корм.
- А если я расскажу тебе тайну, которая известна не только мне? - спросил секретарь Халила-паши, глядя, как в свете фонаря поблёскивает золото.
- А кому ещё она известна? - в свою очередь спросил евнух.
- Главному повару моего господина, - прозвучал ответ.
Это был ответ игрока. Игрок решил рискнуть, поэтому, назвав повара, вдруг поднял с земли фонарь и осветил лицо собеседника, по-прежнему полузакрытое концом тюрбана. Игрок рассчитывал хотя бы по движению глаз Шехабеддина понять, является ли повар одним из "соловьёв" или нет.
Игрок увидел в глазах собеседника удивление, поэтому поспешно продолжал:
- Прежде, чем я раскрою тайну, отдай мне деньги. И можешь взять с меня расписку.
- Хорошо, - ответил Шехабеддин, жестом показывая, что фонарь лучше снова поставить на землю.
Ловец ничем не рисковал, ведь если бы ему не понравилась "соловьиная песня", он велел бы своей охране отобрать у соловья деньги. А пока что следовало просто помочь птице попасть в сеть.
По знаку своего хозяина тень Шехабеддина подала секретарю Халила-паши деревянную дощечку с листом бумаги, а затем протянула чернильницу с тростниковым пером, заранее очинённым. Секретарь привычным движением пристроил дощечку на коленях, взял перо и, время от времени обмакивая в чернильницу, составил расписку. Даже диктовать текст не потребовалось - лишь назвать точную сумму, которая была в кошельке.
- Так что же, соловей... Начинай свою песню, - улыбнулся Шехабеддин, непринуждённо вертя в руках расписку и поглядывая на то, как пальцы собеседника, чуть испачканные в чернилах, вцепились в кошелёк.
- Не так давно, в прошлом месяце, я стал свидетелем одного странного происшествия, - начала пташка. - Моему господину прислали большую корзину рыбы.
- Ты хочешь сказать "прислали к нему в дом"? - не понял евнух. - Чтобы эту рыбу ели слуги?
Всем ведь было прекрасно известно, что рыба - это такая пища, которая не достойна приближённых султана, да и вообще любого обеспеченного человека. Её ели только бедняки, когда не хватало денег на мясо. А ещё её привыкли есть румы - все без исключения: и бедняки, и знать. Они считали такую пищу достойной. Но румы - это румы. А зачем турку, который несметно богат, есть рыбу? Если бы кто-то вдруг прислал ему рыбу, то это можно было бы посчитать оскорблением.
- Нет-нет, - снова запела птичка. - Рыбу прислали моему господину. И он был даже рад. Как будто ждал этого
