Прикосновение - Дэннис Крик

− Да, я знаю, − подтвердил Роберт, в который раз проклянув себя за смерть винодела, а Габора за некомпетентность и плохой инструктаж сотрудников.

− Скажите, что вы там говорили насчет подозреваемого? − спросил его инспектор.

− Не сейчас, Габор. Я очень спешу.

− И все-таки?

− Если хотите мне помочь, скажите лучше адрес архивариуса.

− Сабиани?

− Да.

− Вы хотите встретиться с ним? Сомневаюсь, что он сможет вам чем-нибудь помочь.

− Инспектор, я настаиваю…

− Да пожалуйста, − Габор пожал плечами. − Дом на Кленовом бульваре. Номер я не помню. Небольшой такой из красного кирпича с круглыми окнами и высоким крыльцом.

Они обменялись ключами, и Роберт покинул здание мэрии.

Встретившись с Ричи на улице, он сразу направился к черному «Вольво», бампер которого блестел в темноте. Автомобиль действительно был как новенький. О разбитых стеклах и фарах, помятых крыльях можно было позабыть.

Детектив открыл дверь и сел на водительское сиденье. Осмотрев салон, сиденья и приборную панель, он завел мотор. До чего приятно было снова оказаться в родной машине и позабыть о гербоносном полицае с надписью «Dura lex, sed lex».

Итак, ему дали второй шанс. Озвученная мэром неделя, казалась утопической. Но откуда Роберт мог знать, что самые важные события, которые коренным образом повлияют на жизнь города и самого детектива, произойдут гораздо раньше?

Мысли о семи днях напрочь вытеснили из его головы вопросы, которые он хотел задать Дарею Полу. Что это были за вопросы? Теперь это не играло никакой роли.

II

Возвращение, или новый день лучше остальных

Мартин снова мог дышать.

Ощущение это было необычным, если не сказать, что абсолютно новым и неведомым. Словно он и не испытывал никогда такой странной привычки, как вдыхать и выдыхать воздух.

Вслед за ним его настиг колоссальный прилив сил. Качающая волна, которая поднималась от пяток до вздымающейся груди, была взрывом во всем теле, влекла за собой невиданное доселе преображение.

Несколько раз открыв и закрыв глаза, Мартин понял, что окончательно проснулся.

Жаль. Сон был сладок.

На смену ему пришел тревожный зов. Странное влечение, рожденное в самом начале пробуждения. Под конец его оно стало только сильнее. Тяга к чему-то, к тому, что он не знал и ни разу не видел. Тяга к человеку или к чему-то похожему на человека. Таинственному образу, увлекающему его в свой мир с поразительной легкостью и готовому пожрать его в один миг, если, не дай бог, он ослушается.

Стисни зубы, не кусай!

Пусть язык притаится на твердом нёбе, наполовину втянутый внутрь. Пусть челюсти сводит от желания, и боль, свирепая, как зверь, клокочет в деснах… ты все равно терпи!

Мартин пошевелил руками − двигаются. Потом попробовал встать на ноги − тоже все в порядке. То место на левом бедре, куда его укусил волк, омертвело. Он его не чувствовал. Не чувствовал он также и боли, когда надавливал рукой на перебинтованную рану. Только холод.

Закрой глаза и не думай об укусе!

Пусть столько их ходит вокруг, и каждого можно взять голыми руками, ты все равно терпи. Ни один из них не должен пострадать.

Стисни зубы и молчи…

Вкус крови не манит тебя, хруст вены не тяготит, тугая плоть не сводит с ума.

Убивать…

Закричи, завой, сломайся! Но не трогай никого из живых!

Он пришел в себя в восемь часов тридцать минут утра. Часом ранее он умер.

Но, несмотря на это, чувствовал себя Мартин все лучше и лучше. Дыхание его было ровным, движения не причиняли неудобств. Он вспомнил свое состояние сразу после того, как очнулся. Оно было пространным. Он видел лишь очертания предметов и человека, склонившегося над ним. Его лицо он рассмотрел только, когда зрение восстановилось.

Доктор Ризенталь.

Он все время качал головой и не переставал удивляться тому, как быстро Мартин вышел из комы.

Я больше не могу ни стиснуть, ни кричать. Я просто не могу бороться с болью. Как ни стараюсь − не могу. И я не знаю лучшего способа избавиться от нее, кроме того самого, единственного, преступного и неотвратимого, но оттого не менее желанного.

Убивать.

Я думаю, что буду рабом своих инстинктов вечно. Ведь именно столько я собираюсь жить.

− Ничто не предсказывало вашего скорейшего выздоровления, Мартин! Показания приборов давали нам полную картину вашего состояния, и эта картина была неутешительной. Был всего один процент из ста, что вы очнетесь. И доля процента, что это произойдет в ближайшее время. Но вы опровергли все теории!

Слушая доктора, Мартин никак не мог понять странность своих ощущений, их природу. В первые минуты у него проскальзывала мысль о том, что это последствия лекарственных препаратов, со щедростью вколотых в его вены. Беспокоил зуд в зубах, четыре из которых выделялись особенно сильно из стройного ряда своих соседей. Они были огромными, и лишь плотно сжатые губы скрывали их настоящую остроту. Пальцы рук сводило. Суставы хрустели и, кажется, медленно удлинялись. Но то, что последовало за всем этим, никак нельзя было отнести к воздействию каких-либо наркотиков.

Это был голод. Необузданный, неистовый, дикий.

Он сказал об этом доктору. Тот тут же распорядился принести Мартину скромный обед. Полтарелки нежирного бульона и хлеб. Но Мартин есть не стал, сославшись на тошноту.

Доктор улыбнулся и сказал, что это обыкновенная реакция пустого, измученного лекарствами желудка на первую пищу. И он был бы триста раз прав, если бы не одно «но». Одновременно с отвращением к Мартину пришла жажда, утолить которую он попытался содержимым стакана, стоявшим на подносе. По вкусу это был березовый сок. Но сок этот, едва влившись в его горло, вызвал в нем резкие спазмы.

− Вам будет лучше, Мартин, − доктор Ризенталь поспешил его успокоить. − Только нужно время. Вы пришли в себя после столь плачевных прогнозов… А это, знаете ли, настоящая удача, − назидательно проговорил он, не забывая качать лысой головой. − Завтра вас обязательно осмотрит консилиум врачей, и я озвучу вам предположительные сроки вашего окончательного восстановления. Укус больше вас не беспокоит? − спросил он, склоняясь над пациентом.

− Нет, уже нет, − ответил Мартин, посматривая на белую повязку. − Только вот голод… Никак не пойму, чего во мне больше: голода или жажды. Они соперничают между собой, сменяют друг друга с неистовой болью… а боль терпеть я больше не могу.

− Это явление временное. Сейчас я сделаю вам укол, и боль утихнет, − доктор полез в карман за шприцем. − Вопреки нашим опасениям волчий укус оказался не таким уж и страшным. Гораздо больше меня волнует травма вашей головы. Именно из-за нее вы впали в кому. − легким нажатием он выпустил из шприца воздух.