Любопытная - Жозефен Пеладан

Он остановился у входа в «Серкль Этранже» и спросил Плелана. Последний не мог скрыть удивления при виде псевдо-графа Нороски, но дуэль оставила в памяти виконта столь сильное впечатление, что он не осмелился проявить любопытства.

– Мы пришли взглянуть на игру, – сказал Небо́.

Суеверный как всякий игрок виконт выразил свое согласие жестом и молча провел их внутрь. Первый зал походил на главный зал большого кафе, второй – удивлял притворным радушием многочисленных столов для баккара, за которыми машинальными движениями тасовали, раздавали и разыгрывали карты. Крайнее нетерпение, сгустившись, вызывало судорожное напряжение, единственными внешними проявлениями которого были следившие за картами тревожные взгляды, гримасы на лицах, дрожащие или медлящие фаланги пальцев. Принцесса примкнула на мгновение к группе соглядатаев – если верить пословице, каждый второй из них становится игроком. Оставшись безучастной, принцесса увлекла Небо́ к выходу. Плелан вернулся к одному из игорных столов.

– Существуют не игральные, но гадальные карты, – сказал Небо́. – В Париже карты не решают судьбу, но предсказывают ее – счастливую и несчастливую. Я отведу вас к колдунье.

– Вы верите тому, что говорят карты?

– Я верю, что три равняются одному, что в неопределенные времена символы книги Тота существовали одновременно в Египте и Китае. Возможно, это были терафимы204. Я верю, что Эттейлла – или Альетт205 – когда-то был неграмотным брадобреем, что карты из Безансона походят на египетские и, для посвященных, обобщают тайну. Предсказание людских судеб с помощью этих путеводных звезд знания, несомненно, требует силы ума – ею обладали в последнем столетии лишь четверо, и среди них был Элифас Леви. Образы, тем не менее, приводят в действие воображение. Астральную проницательность принято называть ясновидением – наделенная этим талантом гадалка удивит вас точным предсказанием. Вы увидите, что предсказательница сочетает в себе черты акушерки и отравительницы Бренвилье206. Вы увидите также, сколь быстротечны формы: вспомните мадам Фонтен – в ее дом Биксиу и Леон де Лора приводят кузена Газоналя207 – и сравните гадалку середины столетия с колдуньей конца века.

Они поднялись на третий этаж по лестнице, кричавшей буржуазной роскошью. Небо́ нажал на кнопку звонка. Неприметная женщина, походившая на прислужницу священника, провела их в гостиную без мебели. Строгая черная ткань крепилась к стене серебряными гвоздями. Поль тщетно искала глазами малейший признак колдовства. Внезапно одна из портьер раздвинулась, вспыхнул яркий свет, и они увидели гадалку – она сидела в некоем подобии переоборудованного в нишу алькова. Перед ней стоял обтянутый черным сукном стол. Мадам Фар была чрезвычайно худощава, имела правильные черты лица, тонкий и впалый рот. Красноватый отсвет в ее глазах напоминал блеск зрачков лягушки. Одетая в платье шуршащего шелка и с непокрытой головой седых волос, гадалка держала костлявую руку на колоде запачканных карт – темная грязь на них контрастировала с безупречной обстановкой.

– Кто желает знать свою судьбу – мсье или мадам?

– Мадемуазель. Это ваша первая оплошность, – ответил Небо́.

Внимательно посмотрев на Небо́, колдунья спросила:

– Мадемуазель желает знать, что скажет заветная колода?

Поль утвердительно кивнула. Гадалка перемешала карты. Предложив принцессе снять верх колоды, она разложила карты на столе.

– Вы приходитесь мсье сестрой, но любите его. Это кровосмешение.

Принцесса пожала плечами.

– Подождите! – воскликнула старая колдунья. – Мсье затуманивает мой взгляд, но он не помешает мне… Я вижу изображение – картину, определившую вашу жизнь… Вы вступаете в отношения со множеством скверных существ – не будь рядом с вами этого мужчины, вы ничего бы о них не узнали. Далее я вижу в вашей жизни человека – сильного мужчину, обладающего незаурядным умом. Он подчинит вас себе – с целью, для меня непонятной. Вскоре рядом с вами не окажется ни дурных существ, ни повелевающего вами мужчины. Мсье прав, я ошиблась, вы – невинная девушка. Но разве может девственница быть причастной к стольким развратным деяниям? Мужчина, завладевший вашим разумом, опасен!

Он показала карту Шута, указывающую на посвященного.

– Вскоре вы увидите ужасающее зрелище… Далее я не вижу ничего… Мсье закрывает карты.

– Стало быть, вы не можете предсказать его судьбу?

– Я хочу попытаться, – ответила колдунья – в ее взгляде была досада.

Выхватив у гадалки карты, Небо́ ударил ее по лицу.

– Стало быть, ты не узнала во мне волшебника Розы и Креста? Мне стоит лишь пожелать твоей смерти. Мне не требуется карт, чтобы узнать: ты не колдунья, но злодейка, отравительница и тайная акушерка. Ты продаешь проституткам этого квартала любовный напиток и прерываешь беременности. Ты приговорена высшим судом и погибнешь от руки высшего палача.

Небо́ и Поль вышли из дома колдуньи.

– Признайте, что ее слова во многом оказались правдой – едва ли я могу отрицать ее путанные пророчества, – сказала девушка.

– Между небом и землей, Горация, нет более тайны, которую не разгадает philosophia sagax Парацельса208. Мы столь же несведущи в законах философии, сколь древние – в законах физики. Тайна не откроется в ответ на вопрос гения, но переместится. Едва же усилие ослабевает и изменяет направление, тайна меняет форму и вновь охватывает вас тесными оковами. Лишь смерть – новое рождение – позволит нам, очистившись, предстать перед неизвестностью и взглянуть ей в лицо, забыв о насмешках и вызовах, преследующих нас на протяжении земного существования. Но теперь вы должны сказать мне: «Отведите меня домой».

– Я хочу взглянуть на холм, где оплакивала вас как умершего, где вы, Командор, убили Дон Жуана.

– Стало быть, вы верите картам? Желаете попрощаться с ночным Парижем?

Принцесса не ответила. Они молча пошли вверх по улице Дюнкерк и поднялись по крутому склону до строительных сооружений Сакре-Кер.

Внезапно, словно из-под ладони дискобола-великана, разорвавшего тяжелые облака, в небе засияла полная луна, рассыпав над Парижем серебряный дождь. Выступили контуры куполов, побледнели красные пятна уличных фонарей, рассеялся туман, и в бесконечную даль растянулся чудовищный город, спящий беспокойным сном, тревожимым видениями. У их ног лежал чахлый парк, за ним – каменный дом Роллена209. Справа из-за кривой бульваров появились здание Опера – дворца гармонии неправильной формы, Дом Инвалидов (никто не знает, отчего у него недостает руки или ноги) и, наконец, Пантеон – место Бога заняли в нем последователи Марата. Поль прижала сомкнутые руки к плечу Небо́.

– Я хочу убежать далеко от людей, – вздохнула принцесса. – Я увидела столько грязи, что не смею ни думать, ни дышать – что если и ветер несет порок? Вы были правы, Небо́ – зло сочится из почвы и льется с крыш. Я видела столько страшных зрелищ и сделала столько гнусных открытий, что более не смогу мечтать. Сколь же печально – знать правду! Воспетый поэтом кубок обернулся грязной кружкой, жизнь холостяка – дешевым вином и любовью первой встречной, образованные господа – циниками, писатели – глупцами. Я видела молодых мужчин – нотариусов, хулиганов, сумасшедших. Оргия оказалась скукой, любители удовольствий – несчастными людьми. Инстинкты простых людей породили насилие, путь же в публичный дом открыт для каждого. Полчища варваров убивали, чтобы разграбить города, армии же цивилизованных государств убивают ни за что, во имя чести. Государство печется о двух сотнях убийц из трактира разбойников, но лишает крова бенедиктинцев Солемского аббатства210! Женщины для наслаждений оказались жалкими существами, дороги удовольствий – кругами ада! Стало быть, это и есть порочная страсть! Я сидела за столиками разврата и пила вино злодеяний, узнала тайны Фрины и коварные приемы разбойника. С запятнанным взором и обманутыми ожиданиями, несовершенная для монастыря и слишком благородная для предстоящей жизни, я обречена на страдания в ненавистном мне мире. Каков же был ваш замысел, Небо́? Что же я должна сделать, чтобы достичь состояния, которое не было бы невыносимым? Избавившись от иллюзий, я представляю будущее пустыней, полной рептилий и кругов на мутной воде.

Небо́ обнял ее – его движения были нежны и целомудренны.

– Милая Поль, вы презираете мир, осознав тщетность стараний и смехотворность радостей. Это начало пути праведника, мыслителя или посвященного. Вы прочли молитву Полиевкта – впрочем, не до конца. Взгляните вверх – небо над Парижем простирается надо всеми, охраняя невинных девушек и гениев. К нему устремлены кресты, воздеты руки и обращены сердца – верующих и вдохновленных ждут святые щедроты и чудесные идеи. Исполните долг милосердия, оплакивая Вавилон, но останьтесь верны себе, поднявшись ценой усилия над Старым Светом, покидающим орбиту. На каких бы островках земли ни оказались наши тела – и те, и другие бренны. Душа же наша – бессмертна, и мы наденем свое кольцо на цепь разума и Слова Божия! Бессознательная, безответственная толпа, подчинившаяся законам судьбы, непременно некрасива, невежественна и несчастна. Управляя тремя мирами, посвященный способен облагородить и спасти толпу, но ей недостает смелости совладать с химерами разврата – от миража к миражу, от невежества к невежеству, толпа устремляется навстречу собственной гибели. Прогрессу не суждено наступить: зло всего лишь меняет обличье – столь непредсказуемое, что ввергает в заблуждение. Честь человечества неподвластна людям толпы – их нелепые страсти быстротечны и исчезают в небытии. Важно, чтобы отшельник помнил семьдесят два божьих имени, старая верующая не выпускала из рук четок, принцесса Поль оставалась невинной, художник – хранил красоту формы. Разве имеет значение для нас, сознающих свое бессмертие и нерасторжимую связь с Истиной, что целый народ стремится к самоуничтожению? Разве имеет значение то, что тленно? Отправимся навстречу Господу прекрасной и истинной дорогой, станем хранителями идеала! Если бы гибель латинского мира не была столь близка и столь неминуема, нам следовало бы пожертвовать собой ради латинян. Но страна, провозгласившая равенство, отринувшая знание и откровение, обрекает себя на равенство во вражеском рабстве. Сам Бог не в силах уберечь проклятых вопреки их воле – отважившись на это, мы стали бы безумцами. Калибан захватил остров целиком, у его сыновей родились сыновья-безбожники – оставьте их утопать в пороке. Укройте свои дрожащие крылья, Ариэль, они – крамола среди тварей, как я скрываю свое знание – Просперо, пренебрегший борьбой за землю с кротами и не поднявший пурпура, оплеванного слизняками! Акрополь устоит под натиском низменных страстей – мы затворим в нем наши мечты, Ариэль. Отразив пороки толпы, вдвоем мы создадим мир – прекрасный и величественный, таинственный и недоступный !