Кто кого предал - Галина Сапожникова

Командир вильнюсского ОМОНа Болеслав Макутынович. Фото из архива Г. Сапожниковой.

Как ни старайся перечертить линию его судьбы по-новой — встречи с ОМОНом ему явно было не избежать. Десантник, кандидат в мастера спорта по самбо, который служил во Внутренних войсках и командовал ротой специального назначения, — на какой стороне он еще мог оказаться в 1991 году, если не на этой? Когда начались смутные времена, вариантов было два: либо идти в бандиты, либо к тем, кто с ними борется. Поначалу ОМОН все так и воспринимали — как борцов с бандитизмом. Теоретически симпатии населения должны были быть на их стороне, потому что от вакханалии преступности в то время страдали все вне зависимости от национальности. Но получилось иначе.

— Каким образом вы из друзей народных масс превратились во врагов?

— Началось деление всего населения на «наших и не наших». В 1990 году, когда к власти пришел Витаутас Ландсбергис, шли митинги, которые постепенно перерастали в массовые беспорядки. А специальность, которую я получил в спецшколе, так и называлась: «Борьба с групповыми неповиновениями и массовыми беспорядками». ОМОН Литовской ССР обеспечивал безопасность всех государственных учреждений — Верховного Совета, Совета Министров, министерства внутренних дел. 8 ноября 1990 года многотысячная толпа русских и поляков рванула в Верховный Совет разбираться с властями. Нас, 30 омоновцев, поставили живым щитом между Верховным Советом и народом. Как только они нас не обзывали, чем только в нас не кидали… Мы провели двоих человек вовнутрь, чтобы объяснить, почему их не пускаем: внутри сидели боевики, которые были вооружены не только ножами и арматурой, но и реальным оружием, и только и ждали того, чтобы сделать из них мясо… После чего митингующие сами начали помогать сдерживать толпу. Но «внутренние боевички», сидевшие внутри здания, стали провоцировать людей через наши головы. Кто-то схватил брандспойт с горячей водой и начал поливать толпу. Та взревела… По правде говоря, тогда мы народ от столкновения удержали с трудом.

— Вы доподлинно знали про оружие?

— Конечно. Я своими глазами видел в их руках пистолеты, наганы, винтовки Мосина и ТОЗовки (спортивные малокалиберные винтовки. — Г. С.)…

— …из которых, вероятно, пару месяцев спустя неизвестные снайперы и выстрелят с крыш в ночь январской трагедии? Как же вы, профессионалы, пропустили то, что готовится провокация?

— И материалы посылались начальству, и отчеты. Но пока в руководстве вильнюсского ОМОНа стоял националист Эрикас Калячюс, все было бесполезно.

— Так отряд раскололся по национальным причинам?

Начальник штаба вильнюсского ОМОНа Владимир Разводов был судим заочно за военные преступления и… оправдан! Потому что никакой войны между Литвой и СССР в 1991 году не было. Фото Г. Сапожниковой.

— Не совсем. Вильнюсский ОМОН был многонационален, служили у нас и литовцы, и поляки, и русские, и армяне. Большинство было не согласно с тем, что происходило в республике, но были и сторонники «Саюдиса». В новогоднюю ночь, когда нас подняли по тревоге, потому что начались погромы ресторанов и магазинов, среди нас самих едва не дошло до рукопашной: литовцы били русских и поляков, а поляки и русские — литовцев. В ночь на 12 января 1991 года в вильнюсском ОМОНе произошел окончательный раскол, но скорее по политическим соображениям — кто-то остался верен Советскому Союзу, а кто-то Литве. Всю технику и оружие мы забрали с собой и переместились в школу милиции, которая находилась недалеко от базы. Поначалу ребят с нами ушло достаточно, но потом люди начали разбегаться — у одних семьи, у других литовские родственники. В итоге нас осталось всего-навсего 12 человек. Откровенно говоря, у меня было состояние оцепенения… Националисты начали нас окружать. Мы подняли всех людей в ружье, выставили посты, и Болеслав Макутынович начал звонить военному коменданту города полковнику Белогородову: выручай, нужна охрана. А тот говорит: меня самого окружили со всех сторон, сейчас попробую дозвониться до десантников. И тогда десантники из Алитуса (город в 100 км от Вильнюса, в котором в то время базировался 97-й гвардейский парашютно-десантный полк. — Г. С.) пришли нам на помощь — они подняли спецбатальон, вошли в Вильнюс и передали нам взвод с двумя бээмдэшками. За четыре часа, как на крыльях, прилетели! Мы благодарны были им безумно. Потом все немножко стабилизировалось, народ начал постепенно возвращаться, и к концу месяца в отряде было уже 80 человек. Так что в событиях 13 января 1991 года мы не могли участвовать при всем желании — мы были блокированы у себя на базе толпой агрессивно настроенных людей, которые кричали нам, что мы — враги… Я тогда указывал Невзорову на двусмысленность его репортажа, из которого могло показаться, что мы героически отстреливались на вильнюсской телебашне, а он отмахивался — это-де всего лишь телевизионный сюжет, люди сами разберутся… Люди не разобрались: прошло уже 25 лет, как нам все время приходится доказывать, что нас там не было.

— Литовское общество после тех событий изменилось? Как правило, на фоне опустошения и шока люди становятся человечнее…

— Наоборот, стало агрессивнее. Особенно это проявлялось среди представителей моего поколения и моложе. Люди среднего и пожилого возраста реагировали иначе, потому что знали, что такое Советский Союз и нормальная человеческая жизнь. Когда все более-менее устаканилось, мы начали отпускать бойцов навестить семьи. Поехал и я. Выхожу из квартиры, навстречу мне поднимается сосед, Альгис, он служил в Департаменте охраны края и жил прямо напротив нас. Они с женой были к нам настроены настолько враждебно, что, когда мы случайно встречались с ним на лестнице, аж дрожал. Потом к моей жене постучался отец этого Альгиса, извинился и сказал: передайте своему мужу, чтобы он так открыто больше не приезжал, потому что мой сын отдал приказ устроить здесь засаду. Замечательный был старик! Я его даже попросил потом в случае чего присмотреть за семьей — потому что и двери поджигали, и стекла выбивали… Но не все: другие литовцы, наоборот, нас поддерживали. Незнакомые люди собирали деньги и продукты, потому что только в марте приказом Бориса Громова, который был тогда первым заместителем министра внутренних дел, нас прикомандировали к 42-й дивизии Внутренних войск. И тогда у нас появилась и форма, и обеспечение, и питание нормальное. И народу прибавилось. Были по-настоящему ценные приобретения — к нам в ОМОН перешел, например, майор уголовного розыска Алексей Антоненко, который возглавил оперативное отделение отряда. Позже благодаря ему многих удалось спасти.