Хроника революции - Николай Старилов

Протокол допроса подполковника Пораделова Николая Николаевича, задержанного в 7 час. 40 мин. вечера 25 октября. Протокол составлен 27 октября в 7 час. 30 мин. вечера. Подполковние показал следующее: - Я был задержан при следующих обстоятельствах. 25 октября около 7 часов прибыли самокатчики в штаб округа и предъявили ультиматум генералу Багратуни, Кишкину, Пальчинскому и Гутенбергу; содержание ультиматума я не знаю, так как я уже подал к трем часам рапорт об отставке в ответ на отставку Полковникова и назначение Кишкина особоуполномоченным по подавлению беспорядков в Петрограде и в связи с уходом из штаба округа комиссаров ЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов. По получении ультиматума Кишкин, Гутенберг, Пальчинский и Багратуни перешли в Зимний дворец, откуда обещали позвонить по телефону и дать ответ на ультиматум самокатчиков, содержанием которого, вероятно, было требование самокатчиков о сдаче штаба и Зимнего дворца. В назначенный самокатчиками срок, на который согласились Кишкин, Пальчинский, Гутенберг и Багратуни, ответа от упомянутых не поступило. Тогда я позвонил Гутенбергу, чтобы получить ответ, но ответа не получил. В это время в штаб уже вошел караул Павловского полка. Мною было приказано никаких мер по обороне не принимать. Я указал павловцам на необходимость несения караула в штабе и на важность постов. Я сам, сделав указание по охране штаба, остался ждать своей участи. Юнкерам я приказал снять пулеметы. Личное мое оружие я сдал комиссару Преображенского полка, подпоручику. В это время раздались выстрелы, судя по звукам, со стороны Гороховой улицы; первым выстрелом было разбито стекло в штабе. Вероятно, выстрелы были провокационные. Пришел член Военно-Революционного Комитета, фамилию которого я не помню. Этот член Революционного Комитета, которому я предложил нас всех арестовать, вызвал команду Преображенского полка, которая нас доставила в Петропавловскую крепость".

Ответа на ультиматум все не было. Войска волновались, не слыша сигнала, и требовали, чтобы их немедленно вели на штурм. В Зимний была послана делегация во главе с Чудновским с последним предложением сдаться. В штабах восстания считали минуты, а парламентеров все не было. Цепи, окружившие дворец, недоумевали: в чем задержка? Ругались: - И большевики начали дипломатию разводить. Руководители революции хотели избежать лишней крови. В это время с "Авроры" сообщили, что парламентеры задержаны в Зимнем. Открывать огонь, пока заложниками у врага находятся боевые товарищи? Чудновский прибыл неожиданно, в разгар перестрелки и без всякого ответа. Оказалось, что Временное Правительство пренебрегло его званием парламентера.

Рассказ Чудновского: - Караульный начальник, прапорщик, к которому меня доставил юнкер, потребовал, чтобы мы отправились с ним во дворец, заявив, впрочем, что моей безопасности ничто не угрожает. Положение было не из приятных, но делать было нечего, и я вынужден был пойти за нашим проводником. В коридорах дворца его поведение изменилось, он обрушился на юнкера с бранью и упреками за то, что он осмелился дать мне слово и гарантировать мою безопасность. В конце концов я вместе с юнкером Киселевым оказался у коменданта юнкеров под стражей. Потом с руганью меня увели представить "генерал-губернатору" Пальчинскому. Мне пришлось прождать минут двадцать, пока тот освободился. Он стоял на темном дворе среди толпы юнкеров и повторял им то, что за десять минут до этого говорил защитникам Зимнего во 2-м и 3-м этажах. Он уверял юнкеров, что на стороне большевиков ничтожная кучка солдат в различных частях войск, что ни одна из них целиком не восстала против Временного Правительства и что они, юнкера, обязаны исполнять свой долг до конца. На его вопрос: "Исполните ли вы этот долг?" - лишь отдельные голоса ответили: "Исполним". Тут же посыпались недоуменные и возмущенные вопросы о причинах малочисленности гарнизона дворца: - Где же Владимирское, где Павловское училища? И Пальчинский лгал в ответ, уверяя, что в Зимнем дворце (где более 1000 комнат!) недостаточно места, чтобы вместить всех преданных Временному правительству защитников Кишкина и Терещенко. Увидев меня, Пальчинский замахал руками: "Арестовать, арестовать!" и своей грубостью заставил меня обратить его внимание на необходимость быть вежливей и приличней даже с арестованными. Это не помешало Пальчинскому три часа спустя, когда я его арестовал, называть меня почему-то "товарищ Чудновский". Под стражей в одном из коридоров дворца я был сейчас же окружен толпой юнкеров, которые явно выражали свое недоверие к сведениям Пальчинского, справлялись о действительном положении дел, выражали свое нежелание оставаться в качестве пушечного мяса в Зимнем дворце и уходили совещаться со своими товарищами. Увлекаемый толпой юнкеров, я подошел к залу заседаний Временного Правительства, от которого введенная в негодную сделку и обманутая молодежь хотела потребовать отчета. Шествие было остановлено тем же Пальчинским. Ненадежный караул был заменен другим, а с бунтующими Пальчинский вступил в переговоры. Юнкера потребовали немедленного моего освобождения, так как моим задержанием наносился ущерб их честному слову. Они потребовали, чтобы их немедленно выпустили из дворца, так как они не желают участвовать в безнадежной игре и кровопролитии. Пальчинский долго пытался образумить мятежных защитников, но стук прикладов о паркет был внушителен, и лица юнкеров не предвещали ничего доброго. - Хорошо, я освобожу его. Но юнкера не сдавались: - Он должен уйти во главе нашей школы! Пальчинский подошел ко мне и сказал: - Вы свободны и можете идти. Но я не мог доверять ему и ответил: - В вашу честь я не верю. Вы арестовали меня, несмотря на честное слово, данное мне юнкером и офицером. Теперь вы прикажете всадить мне пулю в спину из-за угла. Без конвоя юнкеров я не уйду. Прапорщик Миллер, офицер ударного батальона со смертными нашивками на рукавах, внушавший мне доверие своим открытым взглядом, предложил вывести меня на улицу. У меня не было времени ждать, пока соберутся юнкера-ораниенбаумцы. Я попрощался с ними и дал им и юнкерам других школ, бывшим тут же, слово, что те из осажденных, которые уйдут из дворца до занятия его нами, получат немедленный свободный пропуск и конвой для отправления на станцию и домой. Я был выведен прапорщиком Миллером из дворца через баррикаду, с которой солдаты неизвестной мне части вели энергичную перестрелку с нашими солдатами, матросами и красногвардейцами. Час спустя Зимний дворец покинули юнкера школы Северного фронта, ораниенбаумцы, михайловцы, ученики инженерного училища и казаки, как кажется, 14-го полка, всего около тысячи человек.

Записки В. И. Ленина, которые он посылал то Подвойскому, то Антонову-Овсеенко, указывали на медлительность и становились все жестче. От плана бескровного переворота приходилось отказаться - Зимний не сдавался, его нужно было брать штурмом. Подвойский решил встретиться с Антоновым-Овсеенко и вместе с ним отправиться в цепи. В штабе действовавших против Зимнего отрядов, где он думал встретить Антонова, его не оказалось, но комната была битком набита людьми и являла собой довольно живописную картину. Рядом с солдатами в поношенных шинелях, широкоплечими матросами, красногвардейцами стояли озлобленные, с перекошенными лицами генералы в блестящих золотом мундирах, знать, дамы света в бриллиантах и меховых манто, снятые с автомобилей и карет. В воздухе плавали сизые облака табачного дыма. Аромат гаванских сигар тонул в едком запахе самосада. Допрашивавший этих господ Еремеев сказал, что Антонов на позициях.

Приказ А. Ф. Керенского № 344, Псков, 25 октября: "Наступившая смута, вызванная безумием большевиков, ставит государство наше на край гибели и требует напряжения всей воли, мужества и исполнения долга каждым для выхода из переживаемого родиной нашей смертельного испытания. В настоящее время впредь до объявления нового состава Временного Правительства, если таковое последует, каждый должен оставаться на своем посту и исполнить свой долг перед истерзанной родиной. Нужно помнить, что малейшее нарушение существующей организации армии может повлечь непоправимые бедствия, открыв фронт для нового удара противника, поэтому необходимо сохранить во что бы то ни стало боеспособность армии, поддерживать полный порядок, охраняя армию от новых потрясений, и не колебать взаимное полное доверие между начальниками и подчиненными. Приказываю всем начальникам и комиссарам во имя спасения родины сохранить свои посты, как и я сохраняю свой пост Верховного главнокомандующего, впредь до изъявления воли Временного Правительства Республики. Приказ прочесть во всех ротах, командах, сотнях, эскадронах и батареях и на судах и всех строевых командах. А. Керенский".

Дверь комнаты распахнулась настежь, и в нее влетел Антонов-Овсеенко. Он набросился с упреками на Благонравова за то, что тот долго не начинает. Кратко объяснив обстановку, Благонравов предложил пройти к орудиям. Только что кончился дождь, члену ВРК и комиссару пришлось перебираться в темноте через огромные лужи. Со стороны дворца слышалась сильная ружейная перестрелка, иногда в нее вступали пулеметы. Павлов, осматривавший орудия, подтвердил все сказанное артиллеристами. Даже при свете керосиновой лампы были заметны ржавчина и отсутствие масла в компрессорах - стрельба сопряжена с огромным риском. Где-то рядом захлюпала грязь под ногами бегущего человека, и раздался радостный возглас: - Товарищ Благонравов, где вы? Зимний сдался! Благонравову показалось, что земля ушла у него из-под ног - сказались бессонные ночи. Антонов поддержал его и крепко сжал руку. Перестрелка не прекращалась, но все успокаивали себя мыслью, что отстреливаются отдельные юнкера. В дежурной комнате к комиссару обратились два матроса и предъявили записку за подписью члена ВРК Лашевича о том, что они артиллеристы и посылаются в распоряжение комиссара Петропавловской крепости. - Теперь уже поздно, товарищи! Вот если бы вы пришли часа на два пораньше, так очень бы пригодились, - весело сказал им Благонравов.