Древо тем - Георгий Гуревич

Чтобы иметь мужа, хоть одного на четверых, восточная женщина пошла и на стеснительные унижения, согласилась не появляться на улице с открытым лицом. Муж видел жену впервые на свадьбе, «покупал кота в мешке», в подлинном смысле покупал – за деньги… Если давал промашку, должен был снова копить деньги на другую жену. Женщины терпели, страдали… но и в том был смысл. Чадра избавляла их от конкурса красоты, невест сватали заочно.

Но это я зашел далеко вперед. У первобытных охотников тоже был недостаток женихов и тоже сложился конкурс красавиц. Были и «мисс Людоедки», и «мисс Дикарки», «мисс Оленья шкура», «мисс Тюленья шкура», всякие. Все старались украсить себя, если сама природа не создала красавицей, и все старались выглядеть совсем-совсем молоденькими, почти девочками.

Надо ли объяснять, почему молоденькие считаются самыми красивыми? Это я установил, я привил вам такой вкус. Вообще-то красота условна, но тут нужно было рациональное основание. Если бы красавицами считались зрелые матроны, у них была бы вереница обожателей, а молоденькие простаивали бы десятилетиями, поджидая седины и красивых морщин.

Рассказывая, Бхага попутно демонстрировал мне сценки выставки-распродажи в ателье доисторических мод на открытом воздухе. Судя по разнообразию материала и покроя, выставки эти проводились в разных землях, но всюду манекенщицы, подобранные по росту, стати и цвету во­лос, прохаживались взад и вперед по вытоптанным площадкам, приподнимая платье и виляя бедрами, так, чтобы видна была одежда в движении. На крайнем юге манекенщицы щеголяли пышными юбками из стеблей травы разного оттенка, от соломенного до ярко-зеленого и обязательно с красноватыми, как у ивы, стебельками. Другие показывали плащи и накидки из листьев, скрепленных гибкими веточками. Были также одежды из луба, плетенные как лукошки, невыносимо жесткие, но чего не вытерпишь ради красоты. Были одежды из тюленьих кишок. Но всего наряднее выглядели композиции из шкурок в желто-коричневой гамме, иной раз сложнейшая мозаика из треугольничков, квадратиков, полосочек, сшитых сушеными жилами. И наконец, последнее достижение заграничной текстильной промышленности – дерюга из некрашеной овечьей шерсти.

Манекенщицы прохаживались, крутя плечами и ягодицами, знатоки-закройщицы заглядывали сбоку и снизу, модницы морщили лобики, запоминая фасон. Наизусть запоминали, поскольку выкройки не прилагались в ту пору и журналы мод еще не выходили. Меховых магазинов не было тоже; каждая «ева» сама прикидывала, как бы заставить своего «адамчика» раздобыть неописуемую пятнистую или полосатую шкуру, так, чтобы всех соседок своей пещеры сразить наповал.

– Я нарочно наделил женщин повышенным интересом к красоте, – продолжал Бхага, – не только к своей собственной красоте, но и к красивой одежде, утвари, мебели. Красота – это чистота, а чистота – здоровье детей. Но у вас, у людей, удивительный талант все хорошее выворачивать наизнанку. Женщины стали говорить: «Мы – украшение природы, мы – цель творения. Мы лучше понимаем красоту, чем мужчины, мы сами носители красоты и изящества, наше вселенское назначение радовать мир красотой» И естественный вывод: «красоту надо оберегать, охранять трудолюбиво, беречь нежное лицо, беречь фигуру, талию тонкую. А что портит талию больше всего? Роды, конечно. Детей иметь рекомендуется, без детей нет смысла в жизни… но не слишком много: двух детишек, лучше одного. В муках рожать, да еще фигуру портить! Это же просто преступление против высшего назначения женщины».

– А зачем же ты повелел в муках рожать детей своих? – попрекнул я Бхагу, снова цитируя Библию.

Допустим, Ева провинилась перед тобой, разочаровала, таблицу умножения выплюнула, а внучки-то ее за что страдать должны?

– Опять клевета! – пожал плечами Бхага. – Я повелел в муках рожать? Да ничего подобного. Тут не ко мне претензии предъявляйте, к Дарвину с его естественным отбором. Ведь внучки-то жили не на Райском острове, на материке, а в ту пору тигры, слоны и носороги еще не числились в Красной книге. Рожали легко широкобедрые, без всяких мук рожали, но они плохо бегали, неуклюже, чаще попадали в когти, чем длинноногие. Вы же до сих пор считаете длинноногих красавицами, восхищаетесь: «Ах, какие длинные, какие стройные ножки!» «Едва ль найдешь во всей России ты пару стройных женских ног!» Ну вот природа и отобрала, естественно, стройноногих, узкобедрых, туго рожающих Они-то и подняли крик: «Ах, дети портят фигуру! Ах, достаточно одного ребеночка, скажите спасибо и за одного!» Девственность возвели в культ, храмы весталок понастроили. Бездетность! – ставка на вымирание, тоже мне идеал!

И в результате, сам можешь догадаться, род людской начал иссякать. Времена были дикие, тигры невоспитанные, в клетках еще не сидели в зоопарках. Плохо бегали не только широкобедрые, но и маленькие детишки, они попадали в когти чаще. Физиология женщины как рассчитана? Десять родить в среднем, чтобы из десяти хоть двое смогли вырасти, потомство дать. А тут вместо десяти один

Понял я, что надо мне вмешаться, принять меры против этой эпидемии бездетности. И не только о количестве позаботиться, но и о качестве, так, чтобы каждое новое поколение было лучше предыдущего.

И, переходя на торжественный библейский стиль, Бхага заключил горделиво:

– И была ночь, много – тусклых ночей, и был день седьмой. И на седьмой день создал Господь Бог любовь, и увидел дела рук своих, и сказал: «Это хорошо!»

– Это ты придумал хорошо, – согласился и я, смертный.

Глава 5. ВЫБОР

О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! Глаза твои как два голубя, волосы подобны козочкам, спускающимся с горы, зубки – белоснежные ягнята, вышедшие из реки, один к одному, словно одна мать их родила. Алая лента – уста твои, а речь твоя слаще меда.

– С любовью это ты придумал хорошо, – повторил я. – Красиво придумал. Но я не совсем понимаю, при чем тут улучшение рода человеческого?

– Вот тебе на! – подивился Бхага. – Неужели такие вещи надо объяснять специалисту-психологу, кандидату наук? Любовь – это и есть выбор. Невеста-девушка выбирает отца для своих детей, самого наилучшего, самого подходящего. Всех прочих гонит с яростью, с презрением, всех, кроме одного-единственного, своего избранника. Недаром же изнасилование считается у вас, у людей, самым противным из преступлений. Девушку ограбили, у нее отобрали самое важнейшее жизненное право – право выбрать подходящего отца своих детей, силой навязывают какого попало, неизвестного, с бездарной или нездоровой наследственностью. И, конечно, вы кидаетесь на помощь… если у вас хоть капля совести осталась.

Мужчина не столь разборчив. Ему и проще найти подругу, и риска меньше. У него хоть сотня детей может быть, вот он и не артачится особенно. Молоденькая, хорошенькая, здоровая, ну и ладно, согласен осеменить. Но у женщины сколько детей может быть? Десяток-полтора во всей жизни, обычно меньше. И каждому надо посвятить по меньшей мере лет десять – двенадцать. Тут осторожность нужна, чтобы не плакаться всю жизнь. Ты вот представь себя на месте девушки-невесты…

– Никогда не мог себе представить, – возразил я с раздражени­ем. – Что за роль? Сиди и жди, чтобы к тебе начали приставать. И еще горюй, если не пристает никто, не соблазнился.

– А ты войди в роль, господин психолог, – настаивал Бхага. – Вообрази: тебе девятнадцать лет, а может, и восемнадцати еще нет. Ты юная, неопытная, людей мало знающая, а спутника надо выбрать на всю жизнь. Смотришь на него и прикидываешь: какие дети будут у вас, стоящая ли достанется им наследственность, и хорошим ли будет он мужем и отцом, сумеет ли вас с детьми защитить и сумеет ли прокормить? И надежный ли он человек, не подведет ли, не передумает ли, не надоест ли ему трудиться шесть дней в неделю, не бросит ли тебя, погнавшись за другой молоденькой, хорошенькой?

– Девушка не рассуждает так цинично, девушка сердцем выбирает, – возразил я с возмущением. Очень не понравились мне эти генетически-экономические расчеты.

– Безусловно, выбирает сердцем, – охотно согласился Бхага. – А сердце-то как выбирает? Ведь это я программировал сердце девичье, я составлял для него инструкцию, правила выбора суженого. Точнее, не правила, а приметы. Нужны же какие-то внешние приметы, если рассудок молчит. И сердце девичье знает их отлично.

Первое: приметы хорошей наследственности. Какие? Молодость и красота. Красивый, это и значит здоровый, так организовал я ваш вкус, люди. Молодой – значит, долго проживет еще, не скоро выйдет из строя, много лет будет кормильцем.

– Я знаю тысячи исключений, – не утерпел я. – Знаю хилую молодежь и крепких кряжистых стариков, знаю жалостливых женщин, которые влюбляются в слабых, слабодушных, болезненных, жалких даже, знаю юных красавиц, обожающих седовласых львов.