Жунгли - Юрий Буйда

Они выпили.

Старик со вздохом сожаления поставил опустевшую бутылку под стол.

- Пойду пройдусь, – сказал Жорж. – Проветрюсь.

Старик протянул ему ключ от квартиры.

Лилипут ушел.

Жорж вернулся под вечер и принес колбасы, сыра, коньяка и букет красных роз, а еще довольно тяжелую картонную коробку.

Старик обрадовался: не любил засыпать трезвым, да и не получалось.

- Прогулялся, значит? Ну и как тебе город?

- Москва как Москва, – сказал карлик, выкладывая припасы на стол в кухне. – Что я, Москвы не видал, что ли? Я много чего перевидал. Поставь цветы в банку, что ли.

- Молодец, – сказал старик. – Цветы-то зачем?

- У тебя ж дочь.

- Ну ты даешь!… – Старик поставил букет в трехлитровую банку из-под маринованных помидоров. – Слушай, Жорж, а родители у тебя какие? Как ты?

Жорж разлил коньяк – старику в стакан, себе в рюмку.

- Родители у меня обыкновенные, это я у них такой.

- Надо же! – Сунбулов залпом выпил, бросил в рот огурец. – Как же это получается, а? Родители нормальные, а ты вот… – Закурил вонючую сигарету. – Какая медицина с людьми случается… А я лилипутов только в цирке видал, когда в армии служил.

- Мы не лилипуты, – сказал Жорж. – Мне один старик объяснил, что мы не лилипуты и не карлики, мы – древние люди.

- Древние… Надо же!

- Когда-то все люди были такими, как мы, это потом они стали другими, а мы такими и остались… Старик говорил, что мы Христа сторожили, когда его с креста сняли. Он лежал там в какой-то пещере, а мы стояли у его гроба, охраняли, чтобы его какие-нибудь злодеи не украли. Ты понимаешь? Мы были стражей Христовой!

- Нет, ты скажи, а! – Сунбулов слушал, налегая грудью на стол: ему было интересно. – Чего творят, а!

- Старик говорил, что мы не ошибка природы, а замысел Божий. Бог оставил нас такими, чтобы мы напоминали людям… – Он поднял указательный палец, строго глядя на Сунбулова. – Чтобы мы напоминали людям, какие они на самом деле…

- И чего? – шепотом спросил старик. – Какие?

- А этого я сказать тебе не могу, – с удовольствием проговорил карлик. – Это тайна. – Усмехнулся. – По правде говоря, я и сам этого не знаю. Но старик говорил, что так и должно быть. Мы, значит, носим эту тайну в себе. – Он стукнул себя в грудь. – Сами не знаем, что там у нас, а носим. А когда придет время, все ее узнают. Мы узнаем и все узнают. – Он выпил, фыркнул. – Беременная женщина разве знает, кого в себе носит? Так и мы.

- Бабы сейчас все знают, – возразил старик. – Их в больнице просвечивают и говорят, кто там у них, пацан или девчонка.

- Знают! – с презрением сказал карлик. – Что они там в больницах знают! Каким этот пацан вырастет – они знают? Может, убийцей?

- Это да. – Старик покивал. – Это правда, никто не знает. Про себя-то – и то не знаем. – Вздохнул. – Разве ж я думал когда, что буду пить одеколон?..

Карлик снова налил – выпили.

- А с бабами у тебя как? – спросил Сунбулов. – Со своими живешь или как все?

- С бабами… – Жорж помрачнел. – Запомни, фамилия: уроды не любят уродов.

Начинало темнеть, когда домой вернулась дочь Сунбулова – Лиза. Это была крупная темноволосая женщина тридцати восьми лет со сросшимися на переносье бровями, замогильным голосом и огромными бедрами, которые мешали ей при ходьбе. Последние несколько месяцев она работала в метро – возила в коляске безногого инвалида-побирушку, который рассказывал, что потерял ноги в Афганистане, хотя на самом деле отморозил их по пьянке на мусорной свалке, где квартировал три года. Лиза носила короткие юбки с разрезом сбоку, черные чулки с блестками и туфли без каблука, потому что никакой каблук не выдерживал ее веса. Она часто жаловалась отцу на мужчин, которые провожали ее хищными взглядами, увязывались за нею на ночной улице и приставали даже во дворе, но старик ей не верил: «Ты бы поменьше мечтала, а лучше б дала кому-нибудь с пользой, чтоб ребенка сделать».

Увидев в кухне настоящего лилипута, Лиза оторопела. Жорж тотчас вскочил, застегнул пиджак и вытянулся по-военному, заложив одну руку за спину, а другую прижав к сердцу.

- Позвольте представиться… – начал было он, но старик его перебил.

- Это Жорж, – сказал Сунбулов. – Имя такое – Жорж. Древний человек! С Христом в одном гробу ночевал! Мы тут с ним коньяки распиваем… Чего стоишь? Садись, выпьем!

Лиза молчала, глядя на розы.

- Это тебе, – сказал старик. – Ты только понюхай – настоящие. Да понюхай, не стесняйся! Это ж не говно, а розы!

- Это вам, – подтвердил Жорж с полупоклоном.

- Спасибо… о, господи! Что ж вы стоите? Садитесь…

- Извините, – внушительно возразил Жорж. – Какой же мужчина сядет, когда женщина стоит на ногах? Я, например, не сяду.

- А вот я еще как сяду! – Старик Сунбулов захохотал. – Посмотри на меня – я же сижу! Мужчина, а сижу! Или я кто, по-твоему, – пидорас, что ли?

Лиза от страха вспотела и торопливо втиснулась между холодильником и столом, где стояла табуретка. Когда она двигалась, ее толстые бедра, обтянутые черными чулками, громко шуршали.

Жорж тоже сел, не сводя с нее взгляда.

- Видала, какого жильца привел? – Старик поднял стакан. – Ну, за знакомство!

Лиза выпила коньяку и еще сильнее вспотела.

- Значит, вы у нас жить будете? – пролепетала она. – А где вы работаете?

- Он понедельниками торгует! – закричал старик. – Слышь, понедельниками! Воскресеньями не хочет торговать — понедельники ему подавай!

- Я служил в цирке, – сказал Жорж. – Жрец искусства. У нас был номер… я ходил по канату с девушкой на руках…

- Надо же! – сказала Лиза, осторожно откусывая от ломтя вареной колбасы, который она держала длинными ногтями. – Я тоже люблю цирк…

- Жрец! – обрадовался старик. – Это ж надо! А жрецам хорошо платят или как?

- По-разному, – сказал Жорж, глядя на Лизины коленки, обтянутые черными чулками с блестками. – Но я, знаете, ушел из цирка… душа болит… – Он приложил руку к груди. – Врачи сказали, что мне это вредно, вот я и ушел…

- Надо же… – Лиза прикрыла большой ладонью рот, чтобы поскорее и понезаметнее прожевать колбасу.

- Эти розы вам, – сказал карлик, глядя ей в глаза. – Вы так похожи на мою сестру, Лиза. Очень похожи.

- А она тоже в цирке работала?

- Работала. Но однажды она сорвалась с трапеции и разбилась. – Он достал из внутреннего кармана пиджака небольшую фотографию и протянул Лизе. – Ее звали Изольдой.

- Изольдой… Какая красивая! – с восхищением сказала Лиза. – Неужели насмерть?

Карлик вздохнул и закрыл глаза.

- Такая красивая – и умерла… И как же вы теперь?

- Жить-то надо, – сказал Жорж.

- Да, никуда не денешься, надо…

В прихожей зазвонил телефон. Лиза вжала живот и вылезла из-за стола.

- Вы тут угощайтесь, а у меня дела…

Жорж встал. Лиза смутилась и выбежала из кухни на цыпочках, и только тогда карлик опустился на стул.

- Видал, какая она у меня… – Старик поковырял пальцем в зубах. – Девка она ничего, только вот детей нету.

- Усыновить можно, – сказал карлик. – Или удочерить.

- Это еще зачем? – удивился старик. – Тут живая баба ходит, пусть рожает. Свой ребенок – он свой и есть, а чужой – он все равно чужой, а не свой. – Он нахмурился. – С виду она, конечно, говна пирога. И жопа отросла… говорит, природа такая…

- А что жопа? – Карлик поковырял в зубах пальцем. – Женщина без нее не женщина, а коза турецкая. У комара и то жопа, а женщине без жопы совсем стыдно… срам, а не женщина…

- Без жопы-то?

- Ну да. Это разве плохо, если такая природа? Природа умнее нас, Михаил. Да и куда ты без жопы? Никуда.

- Никуда, – согласился Сунбулов. – Без жопы мы б тут с тобой не сидели, а лежали. А лежа разве выпьешь? Лежа не выпьешь, а только разольешь.

- Ну да. – Жорж закурил. – У меня в Угличе тоже женщина была, настоящая, билетершей у нас работала…

- И чего?

- Ничего.

- А.

- Хорошая была женщина…

- А потом что?

- Потом ничего.

- Тогда давай выпьем. – Старик был сильно пьян и уже начал ронять голову. – Выпьем, телевизора посмотрим… любишь телевизора, жрец?

- Ты пей, а мне хватит. – Карлик посмотрел на часы. – Мне еще работать надо.

- Лиза! – закричал старик. – Выпей с нами, Лиза! – Дочь не откликнулась. – В ванне, наверное. Любит она это дело. Купаться любит, как утка. Целыми днями в воде сидела бы… Куда ты на ночь-то глядя?

- Дела.

С рюкзаком за плечами Жорж вышел на улицу и сел в автобус.

Он сошел на кольцевой автодороге, дождался, когда задние огни автобуса исчезнут за поворотом, и двинулся в лес. Он хорошо ориентировался в темноте, да и дорога была ему знакома.

Через полчаса он достиг опушки, с которой открывался вид на дачный поселок, окруженный высоким кирпичным забором. Темная масса домов, редкие огоньки – где окна, где уличные фонари.