История России. Смутное время - Людмила Морозова

Новым моментом в «Повести» является то, что Б. Ф. Годунов обвинен в ней не только в убийстве царевича Дмитрия, но и в смерти царя Федора. Это должно было убедить читателей в том, что приход Бориса к власти был совершенно незаконным. Иначе, чем в «Сказании», в ней объяснены причины появления самозванца: «Бог попусти на него (Бориса. — Л. М.) такого же врага и законопреступника… сынишка боярского Юшку Яковлева сына Отрепьева». Получалось, что Лжедмитрий был послан Богом для наказания Годунова за все преступления. Поэтому-то жители городов сдавались ему без боя.

В «Повести» достаточно подробно описана история превращения Григория Отрепьева в царевича Дмитрия. Некоторые ее детали не совпадают с теми, что сообщены в «Сказании о Гришке». Так, отличаются имена его спутников, нет данных о преследовании его за еретичество — монахи спокойно, без всяких препятствий выехали из Москвы в сторону Литвы и т. д. В «Повести», как и в «Сказании», нет никаких легенд о том, при каких обстоятельствах Гришка назвался Дмитрием. Указано лишь, что большую помощь ему оказали Римский Папа, польский король и запорожские и донские казаки. Нет в этом произведении и описания битв царских войск с самозванцем, лишь подчеркнуто, что большую роль в его успехе сыграли «прелестные грамоты», убедившие русских людей в его истинности.

Версия «Повести» о том, что Лжедмитрий был орудием мщения Б. Ф. Годунову за всевозможные преступления, полностью оправдывала тех, кто предал царевича Федора, кто посадил самозванца на престол и служил ему. Ведь Божией воле противиться невозможно.

Вторая задача этого произведения состояла в том, чтобы доказать обоснованность восшествия на царский престол В. И. Шуйского. Поэтому он представлен не только «первострадальцем», но и «Божьим избранником», которому была открыта истина о самозванце. В итоге свержение лжецаря также произошло по воле Бога, не допустившего гибели своих чад от «злохитренных поганцев», под которыми подразумевались поляки.

В «Повести» нет описания действий заговорщиков и лишь отмечено о самозванце: «О люте! Яко родихся, святым крещением просветихся и нарекохся быти сын дневи, а ныне изволихся сам быти сын погибели!»

В «Повести» неоднократно подчеркивалось, что воцарение В. И. Шуйского произошло по «Божьему промыслу и всех святых пособствием». Поэтому он был избран по воле всех православных христиан, «всею русскою областию», хотя на самом деле это не соответствовало действительности. Он якобы был «благородных царских кровей», хотя никакого родства с прежней царской династией у него не было. Заканчивалось это произведение похвалой царю Василию, «истинному заступнику и пастырю словесным овцам своим». Автор уверен, что впереди всеобщий мир и благоденствие: «Благодать же и мир да будут со духом вашим, братие, ныне и присно и во веки веков». (Буганов В. И., Корецкий В. И., Станславский А. Л. «Повесть како отмсти» — памятник публицистики Смутного времени // ТОДРЛ. Л., 1974. Т. 28. С. 241–254.)

Обилие грамот и всевозможных писаний, созданных в канцелярии В. И. Шуйского в конце мая, просто поражает. Удивляет и различие в интерпритации событий, касающихся убийства самозванца. В одних грамотах писалось, что предводителем восставших москвичей был князь В. И. Шуйский, скачущий впереди всех на боевом коне. В других главными разоблачителями Лжедмитрия назывались царица Марфа Нагая с братьями. Они якобы обратились к москвичам, молящимся в Успенском соборе, со словами о том, что на престоле не настоящий царевич Дмитрий, а Гришка Отрепьев. В-третьих, Шуйский назывался Божьим избранником, которому открылась истина о царе чародее и еретике, ее он открыл своим сторонникам, и те убили растлителя православной веры.

Все это вызывало большое недоумение у жителей отдаленных городов и заставляло задуматься о том, что в столице происходят странные события. Известный историк XIX в. С. М. Соловьев так писал о настроениях в русском обществе после свержения самозванца: «Их (грамот. — Л. М.) содержание было настолько темным, что у многих могли возникнуть вопросы: как погиб самозванец? Кем и как был избран новый царь? Странность и темнота извещаемого необходимо порождала недоумения, сомнения, недоверчивость, тем более что новый царь сел на престол тайком от земли, с нарушением формы уже освященной, уже сделавшейся стариной. У многих возникал вопрос: если чародей прельстил москвичей омрачением бесовским, то не омрачены ли они теперь Шуйским?» (Соловьев С. М. Сочинения. Книга IV. С. 449.)

Современники сомневались не только в правах Шуйского на престол, но и в его способностях править государством. Один из них так описал его: «Царь же Василей возрастом мал, образом же нелепым, очи подслепы имея; книжному поучению доволен и в разсужении умазело смыслен; скуп велми и неподатлив; ко единым же к тем тщание имея, которое во уши ему ложное на люди шептаху, он же сих веселым лицеем восприимаше и в сладость их послушати желаше; и к волхованию прилежаше, а о воех своих не радяше». (РИБ. Т. 13. Стб. 622.)

Нелестное мнение о В. И. Шуйском было и у многих известных историков. Н. М. Карамзин писал: «Василий, льстивый царедворец Иоаннов, сперва явный неприятель, а после бесовский угодник и все еще тайный зложелатель Борисов… Возведен на трон более сонмом клевретов, нежели отечеством единодушным, вследствие измен, злодейств, буйности и разврата… Мог быть только вторым Годуновым: лицемером, а не героем добродетели… Без сомнения, уступая Борису в великих дарованиях государственных, Шуйский славился, однако ж, разумом мужа думного и сведениями книжными, столь удивительными для тогдашних суеверов, что его считали волхвом; с наружностию невыгодною (будучи роста малого, толст, несановит и лицом смугл; имел взор суровый, глаза красноватые и подслеповатые, рот широкий), даже с качествами вообще нелюбезными, с холодным сердцем и чрезмерною скупостию». (Карамзин Н. М. История государства Российского. T. X–XII. М., 1998. С. 329–330.)

В. О. Ключевский рисовал схожий образ: «После царя-самозванца на престол вступил князь В. И. Шуйский, царь-заговорщик. Это был пожилой 54-летний боярин, небольшого роста, невзрачный подслеповатый, человек неглупый, но более хитрый, чем умный, донельзя изолгавшийся и заинтриговавшийся, прошедший огонь и воду, видевший и плаху и не попробовавший ее только по милости самозванца, против которого он исподтишка действовал, большой охотник до наушников и сильно побаивающийся колдунов». (Ключевский В. О. Курс русской истории. Т. 3. М., 1937. С. 36.)

Вот такой человек был венчан на царство 1 июня 1606 г. Из сохранившегося текста Чина известно, что церемонию проводил новгородский митрополит Исидор, хотя это полагалось делать патриарху. Помощниками Исидора были ростовский митрополит Филарет (постриженный в монахи двоюродный брат царя Федора Ивановича Ф. Н. Романов) и крутицкий митрополит Пафнутий. В положенной по Чину речи Исидора права Шуйского на престол объяснялись происхождением не от Рюрика, а от Владимира Святого. Сам царь назывался «Богом возлюбленным, Богом избранным, Богом почтенным и Богом нареченным государем». В глазах верующих это должно было служить главным доказательством обоснованности возведения Василия Ивановича на трон. Правда, все эти эпитеты были заимствованы из текста Чина венчания на царство Б. Ф. Годунова, которого сам Шуйский называл незаконным.

Чувствуя непрочность своего положения, новый царь отправил в Углич правительственную комиссию, которой поручалось доставить в Москву останки настоящего царевича Дмитрия. В состав ее вошли особо доверенные лица: митрополит Филарет, которого прочили в новые патриархи, боярин И. М. Воротынский и окольничий П. Н. Шереметев. Они обнаружили гробницу царевича в Спасо-Преображенском соборе, там же, где ее установили в 1591 г. При вскрытии оказалось, что часть тела усопшего, одежда и даже сапожки хорошо сохранились. Там же почему-то были и орешки, которыми, по новой версии смерти царевича, он забавлялся перед гибелью. Все это, по мнению православного духовенства, являлось доказательством святости Дмитрия.

«И мая в 28-й день писали к нам с Углеча богомолцы наши, ростовской митрополит и Азстороханский епископ и архимариты и бояре наши, что они мощи благовернаго царевича Дмитрия Ивановича всеа России подняли и осматривали, и в ту де пору от гроба весь храм наполнися благоухания; и мощи благовернаго царевича князя Дмитрия Ивановича всеа России целы и ничим не рушимы, а в иных местех часть земли отдана, а на лицы плоть, и на главе власы целы чермны, и на костях плоть цела; а ожерельцо низано жемчюжное с пуговицы все цело, и в левой руке шириночка тафтяная, шита золотом и серебром цела же; и саван на нем весь цел; а покрыт кафтанцом камчатым, на хребтах белиих, нашивка сребрена з золотом; а сапожки на нем целы же, толко подошвы у госков отстали; да на царевичевых же мощех положено орешков с пригорщи, а сказывают: как он тешился, и в тое пору орешки кушал, и как его убили, и те орехи кровию его обагрилися, и для того те орехи на нем в гроб положили; и те орехи на царевиневых мощех целы же; да которые люди одержими были различными болезньми, и исцелели от царевичева Дмитриева гроба в прошлых годех и в нынешнем 114-м году». (РИБ. Т. 13. Стб. 83–84.)