Бывших не бывает - Красницкий Евгений Сергеевич

«Ну, Макарий, пора! Самое время прекратить этот балаган. Обуздать местного Циклопа, судя по всему, не просто, но необходимо. Вот этим и займёмся. Хорошо бы построить его без битья, но тут уж как получится. Приступаем!»

– Молчать! – рявкнул бывший хилиарх и удивился тому, как при этом прозвучал его голос. Впрочем, в следующий миг он удивился еще сильнее, так как понял, что сделал это одновременно с воеводой Корнеем.

– Чо?! – Бурей от удивления выпустил приятеля и сел на задницу, – Корней, ты чо орёшь-то?! – обозный старшина перевел взгляд с воеводы на священника. – И почему тебя двое, ик? – Бурей помотал головой, протер глаза, несколько мгновений подумал и сообщил собравшимся:

– Едрит твою! Не двоится! Раздвояется! Корней, ты когда успел-то?

– Молчать! Встать! Смирно! – не сговариваясь, снова рявкнули дружным хором отец Меркурий и воевода Корней. От рыка двух привыкших и умеющих командовать воинов все обитавшие в Ратном вороны поднялись на крыло, щедро орошая помётом столицу Погорынского воеводства.

– Гамо́то Христо́су! Малака! Кто такие?! Имя?! То га́мо тис пута́нас!..

– Козлодуи! Хрен вам в рот через задний проход! Смирно, я сказал! Распустились, дерьмоеды! Тереть-скрипеть в перед и в зад, в бога душу, архангела Михаила и святых отцов наших гнойных и помойных… – Голоса двух старых солдат слились в гармоничном единстве, нисколько не мешая друг другу, а лишь дополняя и усиливая. Перун, Арес, Один и иные боги-воители сейчас говорили устами воеводы Корнея и отца Меркурия… Зеваки у ворот внимали этому дуэту, как в будущем их далёкие потомки будут внимать оперным певцам – целиком отдаваясь магии голоса и растворяясь в ней…

– Ну, я вас поправлю! – закончил в наступившей тишине совместное выступление воевода Корней.

Речь проняла всех. Лысый коротышка стоял навытяжку, качаясь, как кипарис в грозу, Бурей отлепил свой зад от снега и относительно прямо утвердил себя на задних конечностях, несчастные холопы окончательно слились со срубом, зеваки потрясённо молчали, даже скотина, так и застрявшая в воротах села, не подавала признаков жизни. Так же потрясённо будут молчать зрители после концертов Карузо и Шаляпина, пока кто-нибудь не хлопнет в ладоши, сорвав лавину аплодисментов и криков «бис».

– Харитош, гляди, как поп-то новый словом Божьим шпарит, не хуже Корнея! – раздался от ворот голос Ильи.

Так и рухнуло волшебство, порождаемое иной раз солёным словом. Все, кто толкался на Буреевом подворье и в воротах села, будто очнувшись от сна или забытья, огляделись вокруг. Не стал исключением и воевода Корней. Скользнув по фигурам Бурея и его приятеля, взгляд старого воина наконец упёрся прямо в отца Меркурия. Ох и неласково же смотрел воевода. Глазами зверя. Хладнокровного, опасного и разъярённого. Под стать взгляду был и вид: багровое от прилившей крови лицо и жуткого вида шрам, пробороздивший бровь и щёку и теряющийся в бороде…

«Д-а-а, хорош! Из настоящих! Хотя кто бы сомневался! Ну, держись, Макарий, сейчас тебя будут ломать, и подчиниться тебе придётся, если хочешь жить и делать своё дело – командир может быть только один. Не подчинишься – труп, других вариантов тут нет. И правильно! Только вот отучить эпарха Кирилла лазить в мой огород надо раз и навсегда. И сделать это требуется здесь и сейчас, другого шанса не будет. Пусть знает эпарх, что в миру командует он, а в церкви я, и там он мне не указ! Впрочем, он солдат, и мы с ним в конце концов поладим, если сейчас не поубиваем друг друга по милости этих двух пьяных засранцев…»

Отставной хилиарх не видел себя со стороны, а если бы видел, то очень бы удивился. Он не отдавал себе отчёта, что и сам выглядит, как почти полная копия сотника – готового к смертельной схватке и прошедшего не один бой ветерана. И выдававшая отсутствие ноги характерная хромота это сходство только усиливала. Со стороны воевода и хилиарх походили на двух волков перед дракой. Казалось, сейчас они, подобно оборотнями из сказок, вдруг превратятся в крепко стоящих на лапах серых зверей, спины чуть заметно изогнутся перед прыжком, а клыки рванутся к горлу противника в поединке, у которого может быть только один исход – смерть одного из них.

Сходство их поражало, но опытный глаз сразу заметил бы и различия. К схватке готовились пехотинец и кавалерист. Без помощи разума тела бойцов приняли то положение, которое за годы боевой жизни стало для каждого естественным: отец Меркурий стоял, повернувшись левым боком к противнику, правый кулак с зажатым в нем дрыном опустился чуть ниже пояса, готовый колоть, а воевода Корней, наоборот, развернулся к сопернику правым боком и положил руку на эфес, чтобы в любой миг выхватить меч и обрушить смертельный рубящий удар.

Кому-то может показаться, что выходить с палкой против меча несерьёзно. Однако это не так. Хоть ни Корней, ни Меркурий слыхом не слыхали о знаменитом японском фехтовальщике Миямото Мусаси (да он, собственно, ещё и не родился), который едва ли не половину поединков выиграл, выходя с тренировочным деревянным мечом против холодной стали, однако они оба отчётливо представляли, на что способна в умелых руках простая палка. Особенно хорошо это знал отставной хилиарх. Ему не раз приходилось отбиваться обломком копья и от конных, и от пеших.

И вовсе не собирались они поубивать друг друга прямо здесь и сейчас, но натура, сидящий внутри у каждого настоящего солдата зверь, не мог иначе отреагировать на сопротивление, не мог не приготовиться к бою, когда на кону важнейший вопрос – кто здесь главный, кому командовать, а кому подчиняться. Отец Меркурий умом понимал необходимость подчинения и готов был признать главенство старого сотника, вот только не мог он, заслуженный хилиарх, не один раз водивший в бой не только пять сотен гоплитов, но и целую таксиархию, вот так просто подчиниться простому сотнику. По крайней мере, следовало сразу определить условия, на которых придётся признать верховенство воеводы Погорынского. Такие вопросы в случае близких по силе противников без драки никогда не решались. А уж какой будет эта драка, физической или умственной – дело десятое. Вот и сейчас оружие не скрестилось.

– Ты кто таков? – дернув искалеченной бровью, вопросил «владыка всея Погорынья.

Вопрос не блистал оригинальностью, но другой в этой ситуации был бы, наверное, неуместен. Священник решил так же и поэтому ответил. Вот только не уследил отец Меркурий за хилиархом Макарием, не уследил.

– Полутысячник тяжёлой пехоты базилевса Мака… – разнёсся над подворьем командный голос и вдруг запнулся в конце фразы.

– Какой, к хренам, тысячник?! – только и смог вымолвить обалдевший Корней, впрочем, наблюдавшие за всем зеваки и вовсе онемели.

– Полутысячник, – машинально поправил священник и, справившись с собой, продолжил, сопроводив свои слова неглубоким поклоном: – Здрав будь, воевода Кирилл. Дозволь представиться, я новый настоятель здешнего храма отец Меркурий. Вижу, встречают меня, как князя…

Боярин Корней побагровел, как варёный рак. Было от чего. Даже средней трухлявости осиновый пень уловил бы в словах священника неприкрытую издёвку. Однако воевода сумел справился с собой, хоть и не сразу, вновь шевельнул искалеченной бровью, хмыкнул и неожиданно спокойным голосом произнёс:

– Здравствуй, отче! – И… подошёл под благословение.

«Да-а, недаром этот безногий скифский кентарх удержался на своём посту. Владеть собой он умеет. Похоже, мы сыграли вничью. Поглядите на него, стоит как ни в чём не бывало. Ну, твой ход, эпарх Кирилл».

Не успел сделать свой ход боярин Корней. Жизнь в очередной раз решила напомнить, что она, к сожалению или к счастью, не шахматы. И орудием своим избрала Бурея.

– Да в бога душу! Нечистый морочит! Всех поубиваю! Корней раздвояется, лается тут на два голоса! Теперь сам с собой заговорил! Грррыых! – обозный старшина помотал башкой и продолжил: – То тысяцким, то попом величается! А ну, перекрестились! Оба!

– Молчать! – уже привычно рявкнули в унисон Корней и Меркурий.