ШЕСТОЙ МОРЯК - Евгений Филенко

   Когда зрелище стало невыносимым, Бьярки тихонько притворил дверь и вернулся к очагу, но язык не повиновался ему. Поэтому он сидел молча и наблюдал, как Локи развлекается со своими книгами.

              Пьяница словом

                     нетихим и путаным

              Вспомнил забор,

                     что не смог одолеть.

              Фенрир златой

                     ощутил наконечник.

              Кузнец злополучий[35]

                     лисицу напастей

              в подковы обул,

                     хоть она упиралась.

              Шалый урод

                     повстречал в кои веки

              Друга в беседах,

                     что ему был под стать.

              Тополь вздыхал,

                     и вздыхал, и  вздыхал.

              В обручи взятый

                     бочонок дубовый

              Грабил невольно

                     ядреную брагу.

              Призрачный тролль

                    во дни оны заботился

              О хрустальном гроше.

  — А сейчас что ж перестал? — удивился Бьярки, который немного отошел от пережитого и смог продолжать беседу. — Потерял, наверное? Тролли всегда слыли ротозеями.

  — Что ты понимаешь  в троллях! — сказал Локи. — Сейчас принято считать, будто тролли и ётуны — одно и то же. На самом деле это глубокое заблуждение. Всем известно, что ётуны не все так глупы, как кажутся на первый  взгляд. Многие асы, вступив в спор с ётунами, бывали к собственному изумлению посрамлены, и требовалось либо заступничество Одина, который редко разбирал, кто прав, кто виноват, либо моя выдающаяся мудрость, которую зачастую принято считать хитростью, а то и плутовством, чтобы вернуть честно проспоренное добро. Разумеется, симпатий к асам со стороны ётунов это не прибавляет, и что-то мне подсказывает, что в недобрый час Рагнарёка они не упустят случая с нами поквитаться. Так вот, тролли — это ублюдки рода ётунского, плоды греховных связей с существами самого подлого происхождения, а то и с предметами вовсе неодушевленными. Самый толковый среди троллей глупее самого глупого ётуна. Тролли неуклюжи, туповаты и рассеянны, они теряют вверенные их попечению драгоценности с постоянством, достойным лучшего применения. Но, знаешь ли, даже мой едкий язык не поворачивается ставить им это в упрек. Разве они виноваты, что такими явились на свет? Разве они просили своих пращуров, чтобы те в умопомрачении либо из самых низменных побуждений совокуплялись с горными козами или расселинами в скалах?! Не стоит винить кого-то в изъянах или смеяться над его неприглядностями, не взглянув прежде на облик и повадку его родителей.

  — Наверное, ты прав, — согласился Бьярки. — Но вряд ли в человеческой и  божественной природе следовать твоему совету. Все судили, судят и будут судить всякого по его одеждам и облику, не вдаваясь в исследования его родственных корней. Это несправедливо, но, как я уже слышал у этого очага, кто говорит о справедливости?

  — Что-то мы с тобой не на шутку расфилософствовались, — сказал Локи. — Не настало ли время сделать наши мысли проще, а языки свободнее при помощи известного снадобья?

  — Не думаю, — ответил Бьярки. — Но если у тебя есть желание пить, то пей, не стесняйся.

  — В том-то и беда, — сказал Локи сокрушенно, — что не могу я пить в одиночестве и без тостов.

  — Неужели то, что творится в долине, — все это мы натворили? — спросил Бьярки.

  — Это еще цветочки, — пообещал Локи. — Я только во вкус начал входить.

              Честному олуху

                     вдруг поразилась

              Задница,

                     откуда неведомо взявшись.

              Слаф невеликий

                     ночами безлунными

              К углю тайком

                     приступал зачастую.

              Мысль толковала

                     с пенною брагой.

              Лужа с немалым упорством

                     работала.

              Тайный драккар

                     доставил героя.

              Лепешка случайная

                     сделала пьяницу.

              Оттель Уродливый

                     взором распутным

              Глядел

                     на  последний забор.

  — Как у тебя только язык повернулся назвать Оттеля уродливым! — возмущенно сказал Бьярки. — Умом он не блещет, это правда, но может ли судить о внешности другого человека тот, кого пугает собственное отражение в пруду?

  — Все относительно, — сказал Локи. — Случалось мне бывать в компаниях, где я был прекраснейшим из мужчин. Да и ты можешь однажды очутиться в кругу тех, кто станет пугать тобой собственных детей.

  — Наверное, ты имел в виду все тех же троллей, — предположил Бьярки. — Думается, у них собственные представления о красоте.

  — Да, и эти представления бросают вызов здравому смыслу, — отвечал Локи. — Кстати, ётунши бывают очень недурны собою. Взять хотя бы ту же Ангрбоду[36], что бы о ней ни говорили злопыхатели, которых она сурово, как и подобает великанше, отшила. Или ту же Скади-Лыжницу.

  — Скади-Лыжницу, — сказал Бьярки, — предоставляю взять тебе. Если Один не возражает.

  — Маленький слаф, — промолвил Локи укоризненно. — Чем ты по ночам занимаешься с углем в доме своего хозяина? Хороша, если просто грызешь. А если что похуже?

              Некий тупица

                     врага колебал.

              Невесть зачем

                     наковальня трудилась.

              Вечер блуждал

                     нипочем, за бесценок.

              Взгляд преисполнен

                     великой тоски.

              Асгард бывал