Бельканто на крови (СИ) - Володина Таня
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А граф Стромберг собирается сдаваться? — спросил Мазини. — Почему он медлит? Русские могут забросать Верхний город своими адскими бомбами. Не выживет никто!
— А зачем русским тратить бомбы и разрушать дворцы? Проще подождать.
Барон в рубашке навыпуск и старых штанах, которые нашлись у Марты, окинул взглядом стену, опоясывающую аристократический холм. Он знал, что у графа нет артиллерии. Знал, что солдаты голодают. Но так же он знал, что стены прочны и неприступны, и если Меншиков не пойдёт на штурм, то удерживать Верхний город можно до тех пор, пока осаждённые вконец не ослабеют.
А люди слабели быстро. Продовольствие и воду всегда подвозили снизу: наверху складов не держали. То немногое, что хранилось в домах знати, не могло обеспечить провиантом многотысячный шведский гарнизон. Ещё хуже дела обстояли с водой. Скальная порода не позволяла выдолбить колодцы, поэтому со времён тевтонского владычества водовозы ежедневно доставляли на гору питьевую воду. Теперь же, когда Нижний город выступил против шведской короны, наверху начался настоящий голод, тем более мучительный, что и воды не хватало.
Но в замке барона Линдхольма, осаждённом осаждёнными, вода была. Изначально башня строилась так, чтобы не зависеть от поставок из города. В глубоких подземных резервуарах накапливалась талая вода, и, хотя она не годилась для питья, её использовали для других нужд. А пили дождевую, которая после грозовых ливней наполнила пустые бочки. Марта строго следила, чтобы никто не злоупотреблял водой, и даже выдавала вино господам и пиво слугам для утоления жажды. Смерть от обезвоживания им не грозила.
А вот с продуктами вышел казус. Барон корил себя, что не проверил кладовые Марты до осады. Понадеялся на её здравомыслие и жестоко просчитался! Тощий мешок муки и корзинка прошлогодних овощей, немного сахара и соли, и апофеоз гастрономического безумия — подвал, забитый новгородским салом. Бесконечные ряды пузатых бочонков!
В недоумении барон пытал кухарку:
— И как ты собираешься нас кормить? Одним салом?
— Да это лучшая еда на свете, ваша милость! Самая вкусная и питательная! Все солдаты знают!
Он только за голову хватался. Вначале все охотно ели нежное сало с розовыми мясными прожилками. Оно так и таяло во рту, особенно если пивом запивать, но через несколько дней сало приелось. Его жарили на вертеле, неумеренно перчили и даже пробовали посыпать сахаром — да, это было вкусно, но маленькая ежедневная лепёшка, которую пекла Марта, казалась теперь невероятным лакомством. Один Маттео не жаловался. Он выздоровел и вернулся к распеваниям. А-а-а-а-а!
Он звонко смеялся:
— Помните, капитан Леннарт угощал нас салом и водкой на шхуне? Вы тогда сказали: «Попробовав раз — влюбишься навсегда». Так вот, ваша милость, я влюбился. Я влюбился навсегда!
— Может, вам водки налить, синьор Форти? — вопрошал барон. — Вы только прикажите. Всё, что есть в этой несчастной башне, — для вашего удовольствия!
— Водки мало, — бурчала под нос Марта. — Водку надо экономить.
— Абсолютно всё? — лукаво переспрашивал Маттео, смущая барона намёками.
64
В то утро, когда они смотрели на ритуальное открытие ворот, Эрик сказал:
— Синьор Форти, синьор Мазини, я предлагаю вам спуститься на берег тем же способом, которым вы сюда забрались. Я швед. Я могу не поддерживать военные идеи своего сюзерена, но я связан присягой и разделю предначертанную нам судьбу. Но вы иностранцы, вы можете спокойно покинуть город.
— Нет, — коротко ответил Маттео.
— Я тоже, пожалуй, останусь, — заявил маэстро. — Моё место рядом с учеником. У меня нет никого в целом мире, кроме него.
— А как же фрау Гюнтер? — спросил Эрик. — Я думал, вы собираетесь на ней жениться.
Он давно не разговаривал с Агнетой по душам. Сначала их поссорило глупое бессмысленное пари, затем — её тайная связь со старым итальянцем. Связь, которую Эрик не хотел обсуждать, потому что ему претил откровенный мезальянс. Однако с тех пор, как маэстро проявил себя преданным другом Маттео, Эрик переменил мнение. Горбоносый карлик перестал его раздражать. Иногда Эрик думал, что он был бы отличным мужем для страстной молодой купчихи и неплохим отчимом для маленькой Линды. Эрик скучал по взбалмошной девчонке едва ли не сильнее, чем по её матери.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Я не собираюсь жениться, ваша милость. Стыдно признаться, но вы были правы, когда обвинили меня в том, что я нарушил сердечный покой невинной женщины. Я не знаю, о чём я думал. Я так соскучился по женской ласке!
— Погодите, а как же любовь? Вы ведь любили друг друга. Агнета говорила, что впервые познала взаимную любовь.
— Она так говорила? Тем непростительней моя вина! Мы закончили наши отношения незадолго до того, как Маттео арестовали. Никогда не прощу себе, что причинил боль этой прекрасной женщине. Я быстро загораюсь, но так же быстро гасну — проклятая итальянская влюбчивость!
Эрик в задумчивости отвёл маэстро подальше от остальных:
— Мазини, расскажите мне всё.
— Я не имею морального права обсуждать фрау Гюнтер с другим мужчиной.
— Ах, вы же знаете, мои чувства к ней исключительно братские! Я ценю вашу деликатность и порядочность, но можете говорить без утайки.
Мазини задумался и кивнул.
— Я влюбился в неё с первого взгляда. Более красивой женщины я даже в Италии не встречал — белокурые локоны, голубые глаза! Ещё до того, как появились вы, она приходила в гости к фрау Майер — мы ужинали, разговаривали, смеялись. А потом я начал ухаживать: дарил подарки, играл и пел для неё. Я просто голову потерял! Однажды вы попросили меня помочь с выбором подарка, помните? Вы купили сладости и жемчужные серёжки. Когда я узнал, что они предназначены фрау Гюнтер, у меня сердце чуть не выпрыгнуло: я подумал, вы хотите сделать ей брачное предложение. В тот день я бросился ей в ноги, открылся, и… она уступила моей страсти. Поверьте, она строгая и честная женщина, а я, к своему стыду, оказался низким соблазнителем! Мы тайно встречались несколько недель — это было чудесно! Я начал сочинять новую оперу, писал днями и ночами. Я был так одержим музыкой, что не заметил, как с моим мальчиком стряслась беда…
— Агнета казалась счастливой, — заметил Эрик.
— Позже всё изменилось. Начались концерты, и я перестал её навещать. Маттео в то время отнимал всё моё внимание, он плакал по ночам, не мог репетировать, и я перебрался в его спальню. Фрау Гюнтер страдала, бедняжка. Она часто приходила в концертный зал Стромберга и слушала наши песни. Она была такой грустной. Однажды она заговорила о будущем, и я признался, что не задержусь в Калине дольше, чем длится контракт Маттео. Я сказал, что Маттео — единственная моя семья, и мы уедем, как только закончим выступать. Мне кажется, фрау Гюнтер разочаровала эта новость. Возможно, она думала, что Маттео уедет один, а я останусь с ней.
— И тогда вы расстались?
— Да. Я понял, что неумышленно обманул чувства доверчивой женщины, и устыдился. Я больше не хотел пользоваться её привязанностью, мы перестали встречаться. В последний раз мы виделись, когда заболела Хелен. Потом я проводил Агнету домой. Она нуждалась в утешении, но, боюсь, я ничем ей не помог. Произошло столько страшных событий: война, чума, арест Маттео.
— Говорите, она часто бывала во дворце Стромберга? — протянул Эрик.
— Каждый вечер, ваша милость.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Она общалась с графом?
— О да! Граф проявлял к ней внимание. Самая красивая и печальная гостья.
— А с Хелен она дружила?
— Почему вы спрашиваете? Нет, они не дружили, Агнета её недолюбливала.
Со стороны холма послышался громкий пушечный выстрел, а затем нарастающий шипящий звук ударил в уши.
— Что за чёрт!
Под ногами раздался оглушительный грохот, и зубчатая башня содрогнулась от взрыва.
