Ментовская работа - Данил Корецкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Про законы сейчас все знают… Грамотные, образованные. Только, как говорит ваш лучший друг Иван Алексеевич, — толку нет.
Сергеев придвинулся к врачу вплотную, нависая над ним внушительной массой.
— Почему вдруг он — «лучший друг»? — Буренко отступил на шаг.
— Неважно. Дело в другом. — Майор снова сократил дистанцию. — На этом исполнении вам не надо ничего проверять. Ни зрачковую реакцию, ни пульс, ни дыхание. Покрутитесь для вида, и все, такая к вам просьба. Затем и пришли с этой дурацкой монетой.
— Конспираторы… — озадаченно протянул врач. — Уж действительно… Я и не знал, что такие вещи делают!
Реакция судмедэксперта была какой‑то странной, Попов понял, в чем дело, только услышав следующую фразу:
— А почему Викентьев вас прислал, а не сам? И в таком месте, на улице…
Оперативники переглянулись.
— Вы только что правильно все сказали, — мягко ответил Сергеев. — Именно конспирация. Считайте, что Викентьев ничего не знает. Даже если вы обратитесь к нему напрямую, он будет удивлен. По крайней мере, сделает вид, что удивлен.
— Я же говорю: милицейские штучки‑дрючки…
— Отойдите в сторону, — сердито заверещала маленькая старушка в прожженном ватнике. — Места мало, что на самой дороге стали, весь проход загородили!
Буренко запнулся на полуслове и, подталкиваемый костлявым кулачком, двинулся по узкой полоске золы на отблескивающем льду. Старушка шла следом, бурча и звеня огромными ведрами. В сотне метров находилась водозаборная колонка.
Глава двадцатая
В особом блоке Учреждения КТ‑15 время не двигалось. Тот же спертый, прокуренный воздух, тот же старый, с печатью безысходной претерпелости на лице прапорщик, тот же капитан в вечно мятой форме и с таким же мятым лицом, те же безразличные ко всему волкодавы дежурного наряда, то же домино и те же резиновые палки.
Днем и ночью здесь было одинаково плохое желтое освещение, зимой и летом — одинаковая духота и вонь. И девять одинаковых экранов мониторов показывали внутренности одинаковых камер, в которых находились одинаково уравненные приговором временные постояльцы.
Лунин выделялся из среды обычных транзитников этого накопителя смерти.
— Колбасу давали, кефир, я котлеты из дома приносил, — рассказывал капитан, выбирая на связке нужный ключ. — Свой как‑никак. Только ел плохо… И за что его? Сколько волков, труболетов всяких миловали да в общий корпус переводили… А тут…
Из камеры вышел заросший седой щетиной сильно горбящийся человек, совсем не похожий на фотографию в паспорте Лунина. Обвел всех потухшими глазами, задержался на Сергееве, вытянул вперед руки, хрипло пояснив:
— Плечо болит, назад не выворачивается…
В спецавтозаке Сергеев снял с него наручники и дверь в камеру не запер. Попов почему‑то испытывал беспокойство от нарушения обычного порядка: будто рядом в клетке зверь‑людоед, который в любую минуту может вырваться наружу.
— Вот где свиделись, Саша, — так же хрипло сказал Лунин. — Об этом же все время думаешь, в снах видишь и спрашиваешь себя: кто же придет? Я ведь почти всех ребят знаю, наверняка кто‑то знакомый… Перебирал, перебирал, а про тебя не вспоминал.
— Водки дать? — Не ожидая ответа, Сергеев отвинчивал колпачок плоской фляжки.
— Давай. Мне ребята в блоке так и сказали. Своему нальют для храбрости…
Голос смертника был равнодушен. Он залпом выпил стакан, от плавленого сырка и хлеба отказался, попросил сигарету.
— Горькая водка какая‑то… Или давно не пил…
Кузов спецавтозака наполнился тяжелым духом спиртного и табака.
— Там лекарства, — пояснил Сергеев. — Успокаивающее, снотворное. Большая доза.
Спецгруппа еще не была укомплектована полностью, Сергеев согласился выполнять функции и первого, и третьего номера, благодаря чему в бронированном фургоне, как обычно, находились только он и Попов.
Викентьев сидел в кабине и размышлял, что так не годится, надо искать человека на место шестого.
— Кого возьмете вместо Петьки? — Сивцев как будто читал мысли.
— Посмотрим…
— Петька разошелся: говорит, и за первого мог бы работать, — неодобрительно продолжил пятый. — А правда, что первый за каждое исполнение сотню получает?
— Поменьше, — нехотя ответил второй.
— А что офицерское звание присваивают, правда?
— Разбежались. Сразу генерала получит…
Сивцев тяжело вздохнул.
— А чего, все равно интересней, чем баранку вертеть…
— Следи за дорогой! — приказал Викентьев, и водитель обиженно смолк. В кабине наступила тишина. Викентьев обдумывал возможные кандидатуры.
В кузове фургона тоже молчали. Лунин часто зевал. Действовали снотворное и водка, хотя многие смертники зевают и без этого.
Спецавтозак сделал плановую остановку. Слышалея стук вагонных колес. Переезд. До города два километра. Очень напряженное место. Шлагбаум, машины могут стать и сзади и сбоку. Здесь конвой всегда настороже. Но не сейчас. Никто не будет освобождать Лунина извне. Никому он не нужен.
— Подействовали лекарства? — спросил Сергеев.
— Как пьяный… Вроде и сон наваливается, ноги ватные. Заснул бы — и все. Да разве заснешь? И не положено — разбудите…
— Слушай внимательно, — перебил Сергеев. — Мы не будем исполнять приговор. Я выстрелю имитационной пулей — будет удар, как камнем из рогатки. И вались вперед, лежи тихо, засыпай. Мы тебя замотаем в брезент и вынесем. Потом отвезем ко мне, отсидишься и на Алтай, как собирался когда‑то…
Лицо Лунина на миг ожило и тут же вновь омертвело.
— Мне‑то зачем эти басни… Я никаких фортелей… Смирился уже…
Сергеев потер грудь и шумно сглотнул.
— Слушай и запоминай, Палыч! Ты мне в свое время, можно сказать, жизнь спас. Я уже решил тогда: если что — бритовкой по венам, но в камеру не пойду!
— Сам себя, конечно, лучше, — осужденный с трудом выдавливал слова, язык слегка заплетался, речь стала невнятной. — Я бы тоже сам… Но пистолет небось не дадите… С одним патроном, с подстраховкой? Знаю, не дадите. Не положено, мало ли что смертник выкинет…
Сергеев еще раз сглотнул и надсадно откашлялся.
— Сюда, сюда слушай, Палыч! Не раскисай, ты же стальной мужик! Я тебя вытащу, а Валера мой друг, он поможет! Падай вперед и, самое главное, не шевелись! Иначе и сам пропал, и нас подведешь!
Мигнула лампочка условным сигналом начала движения, фургон переехал рельсы и гладко покатился по асфальту.
Лунин молчал. Голова его безвольно моталась из стороны в сторону, лица видно не было.
Григорий Лебедев ждал полуночи. График наблюдений показывал, что бандиты появляются на сопредельной территории по вторым‑четвертым средам, около ноля часов. Очевидно, их дьявольский план жестко сопрягался с каким‑то расписанием. Лебедев провел аналитическую работу, изучил движение поездов, побывал в аэропорту, и здесь его как током ударило: по вторым и четвертым средам каждого месяца около пяти утра вылетал самолет в Вену. Григорию стало жарко, и он ощутил противную пустоту в желудке — смутные догадки получили объективное подтверждение! В животе крутило все сильнее, он поспешно спустился в платный туалет и бурно облегчился, даже в неудобной позе продолжая обдумывать свое открытие.
Эти разъезжаются в полвторого или два часа ночи, до аэропорта — час езды.
Как раз к самолету подвозят контейнер с сердцем, почками, разными железами… Таможня и пограничники, конечно, с ними заодно, и вот ранним утром в чужом капиталистическом городе мчится по чисто вымытым улицам санитарный автомобиль с внутренностями безвестного нашего бедолаги, предназначенными для продления жизни акулы империалистического бизнеса, нечистоплотного политикана, мафиози или какого‑то другого кровопийцы‑миллионера!
В состоянии сильнейшего возбуждения Лебедев приехал домой, достал папку, в которой накапливал нужную информацию, нашел заметку, неровно вырезанную из центральной газеты, и не смог сдержать вскрика: адресатом трансплантатов называлась Австрия! Все совпадало один к одному!
Наверное, это был звездный час в жизни Гоши Лебедева. Он ощутил, что такое железная логика умозаключений, умение наблюдать, анализировать, выдвигать версии и находить им стопроцентное подтверждение. Он испытывал упоение мощью своего интеллекта и одновременно нешуточный, до пупырышек на коже, страх от того, что проник в тайны международной мафии. Сколько же они зашибают, подумать страшно! Да еще в валюте… А он, Григорий Лебедев, поставил их на грань разоблачения!
По канонам всех фильмов, которые он видел, и книг, которые прочитал, его ждала участь опасного свидетеля. Причем в нашем не правильном мире милиция не станет охранять его днем и ночью, не разрешит постоянно носить верный револьвер и даже плохонького пулезащитного жилета не выдаст. Даже разговаривать с ним ни один милицейский чин не станет, а попросту отправит в психбольницу или, в лучшем случае, посмеется.
