Рождённый в блуде. Жизнь и деяния первого российского царя Ивана Васильевича Грозного - Павел Федорович Николаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эта цифра кажется маловероятной для города в третьей четверти XVI столетия, но, во всяком случае, жертвой огня стала не одна сотня тысяч жизней. Тлетворный запах гниющих трупов ещё долго стоял над огромным пожарищем. «Кто видел сие зрелище, – писал современник, – тот вспоминает о нём всегда с новым ужасом и молит Бога не видать оного вторично».
Царь приказал расчищать пепелище. Из-за нехватки людей хоронили только богатых и знатных. Тогда Грозный распорядился бросать останки людей и животных в… Москву-реку. Это привело к тому, что её запрудили трупами и течение воды остановилось. Пришлось собирать людей из других городов и предавать обгоревшие останки земле. Англичанин Джером Горсей свидетельствовал: «Реку нельзя было очистить от трупов в течение двенадцати месяцев».
Конечно, Девлет-Гирей поспешил воспользоваться своей удачей. Вскоре после возвращения царя в столицу в неё прибыло посольство из Крыма. Посланник хана («безобразнейшая тварь», по определению современника) грубо брякнул следующее:
– Государь и господин Девлет-Гирей, великий государь всех государств и ханств, послал спросить своего вассала, Ивана Васильевича, по милости его – великого князя всея Руси: как ему понравилось ханское нерасположение, показанное огнём, мечом и голодом? Теперь Хан посылает ему следующее утешение [при этом посол вынул из запазухи нож]: пусть царь перережет себе горло!
Конечно, дерзкого нехристя вытолкали из приёмных покоев Ивана IV, но, продержав несколько дней в томительной неизвестности, вновь допустили перед государевы очи. На повторном приёме Грозный заявил послу:
– Скажи этому язычнику неверному твоему господину что не он меня поразил, а Бог за грехи мои и моего народа против Господа и Христа и дал ему, сатанинскому отродью, власть и возможность быть орудием моего наказания. Но не сомневаюсь в том, что его же милостию и благодатью отомщу ему и сделаю его своим вассалом. Скажи, что я сильно желаю этого.
Обменявшись «любезностями» с владыкой Крыма, царь начал готовиться к достойному отпору степнякам.
Жёны и не совсем
Историки запутались в определении количества жён у Ивана IV: кто считает – четыре, кто – семь. Ответ на этот вопрос надо искать у современников: они, несомненно, знали больше исследований о личной жизни царя.
Первое. В женском Вознесенском монастыре Кремля находятся только четыре захоронения жён Грозного: Анастасии Захарьиной-Юрьевой, Марии Черкасской, Марфы Собакиной и Марии Нагой. То, что именно они были жёнами самодержца, зафиксировано и в документах. Что касается трёх других кандидаток в царицы, то они были просто сожительницами Ивана Васильевича: Анна Колтовская, Анна Васильчикова и Василиса Мелентьева.
Марфа Собакина
Первые два брака царя были очень удачны, а с третьим ему не повезло: перед свадьбой Марфа заболела. Но девушка так понравилась вдовцу, что он рискнул, понадеявшись на врачей. В конце октября 1571 года сыграли свадьбу, а через две недели Собакина умерла. Скоропостижная смерть совершенно здоровой (до свадьбы) женщины вызвала много толков, но причина её стала известна только через 390 лет. Когда учёные вскрыли гробницу Марфы Собакиной, они увидели прекрасную девушку, она лежала как живая. Яды, которыми её травили, сохранили оболочку тела.
После кончины Марфы царь оказался в патовом положении – по церковным канонам жениться больше трёх раз нельзя. А Ивану Васильевичу шёл 41-й год – мужчина в соку! Пришлось обращаться к Освящённому собору. Поскольку «жить в меру без жены соблазнительно», он просил разрешения на четвёртый брак. Но ещё до решения собора вдовца соблазнила Анна Колтовская, дочь коломенского дворянина, участвовавшая в конкурсе невест. Уже в конце 1571 года царь ездил с ней в Новгород.
Разрешение на брак (но не на венчание) Иван Васильевич получил, а пока за нарушение церковных правил на него налагалась трёхлетняя епитимья. Год он не мог входить в храм и должен был молиться перед входом в него. Второй год разрешалось молиться с «припадающими» (кающимися) и стоять во время службы на коленях. На третий год, на Пасху, грешник допускался к Святому Причастию и получал прощение.
Летом 1572 года царь опять был в Новгороде и писал там завещание сыновьям Ивану и Фёдору. В этом документе упомянуты три жены. Колтовской в нём нет, хотя находилась рядом с государем. Зато есть такие строки: «Ждал, кто бы поскорбел со мною, и не было, утешающих не обрёл».
Анна заждалась законного брака, да и не могла стать самодержцу духовно близким человеком. Поняв, что царицей ей не быть, Колтовская незадолго до снятия с Ивана Васильевича епитимьи ушла в монастырь.
Её сменила другая Анна – Васильчикова. Она тешила Ивана IV в середине 1570-х годов. На конец их падают забавы Ивана Васильевича с Василисой Мелентьевой. Об этих женщинах ничего не известно, а это свидетельствует об одном – царицами они не были. Три женщины за десятилетия. Это, конечно не половая разнузданность, в чём обвиняли Грозного некоторые современники, которым он отвечал: «А скажешь, что я во вдовстве не терпел и чистоты не сохранил – все мы люди».
Очень проникновенно говорил о виновницах грехопадения Ивана Васильевича писатель В. Е. Шамбаров: «Колтов-скую, Васильчикову и Мелентьеву можно было бы назвать любовницами, но в XVI веке данное слово не употреблялось, а сейчас устарело. Тогдашний термин „прелестница" и вовсе чужд для нас. А западное определение „фавориток" для них не годится. Они не ограбили казну, не вымогали у монарха титул, города, княжества. Не влияли на политику, не устраивали придворных склок. Не заполняли правительство своими прихлебателями.
Наверное, правильнее назвать их просто подругами. Они жили рядом с царём, любили его, каждая по-своему. В чём-то помогали. Как умели, согревали его своим душевным теплом. Каждая по-своему радовалась, страдала, переживала. Вот и спасибо им за то, что они были!»
Иван Грозный любуется на Василису Мелентьеву
Только в 1580-м году Иван Грозный воспользовался разрешением церкви и женился на Марии Нагой. Это и была его четвёртая жена, венчанная и признанная Церковью. Вскоре она родила сына Дмитрия, которому после отца и брата Фёдора предстояло занять престол. Боярина Бориса Годунова, бывшего при Фёдоре первым лицом в государстве, это крайне беспокоило. Вот тогда-то, в конце 1580-х годов, и была пущена в ход байка о семи жёнах покойного государя, что лишало Дмитрия малейшего шанса на престол.
Положительного отклика в массах эта сказка не нашла. И тогда клевреты Годунова пошли
